Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

– Мы что-нибудь придумаем. Вот она. Она выглядит… Боже, она выглядит прекрасно.

Выскочив из машины под дождь, он открыл для Сильвии заднюю дверь. У нее в руке был большой белый зонт с деревянной ручкой. Одета она была в нарядный кремовый костюм, какой могла бы надеть Джейн Фонда на вручение награды за достижения в киноискусстве. Волосы пышные и блестящие, вероятно после парикмахерской. Когда она садилась в машину, Эрика почувствовала аромат духов – никаких запахов сырости, плесени или гниения.

Эта была хитрость. Совершенная хитрость. Сегодня им не придется притворяться, будто существовала какая-то причина, по которой родители Клементины фактически удочерили Эрику. Сегодня они будут притворяться, что этого вовсе не произошло, и, конечно, все они согласятся с этим и позволят ей выйти сухой из воды. Все они будут держаться так, словно Сильвия жила в доме, гармонирующим с ее новым красивым нарядом.

– Здравствуй, дорогая, – затаив дыхание, произнесла Сильвия ласковым голосом любящей матери.

– Хорошо выглядишь.

– Правда? Спасибо, – откликнулась ее мать. – Я заранее позвонила Пэм и предложила принести что-нибудь, но она отказалась. Она сказала что-то очень таинственное на тот счет, что этот вечер устраивается в честь тебя и Оливера, хотя и знает, что вы оба не любите об этом говорить, но, очевидно, она перед вами в вечном долгу. Я подумала: боже правый, неужели старая добрая Пэм немного свихнулась?

Оливер откашлялся и удрученно улыбнулся Эрике.

Естественно, Эрика ни слова не сказала матери о происшествии на барбекю. Можно было счесть эту историю простой, но кто знал, как она отреагирует?

– Мы были на барбекю у соседей, и Руби упала в фонтан, – сказала Эрика. – Мы с Оливером вроде как… спасли ее. Пришлось делать искусственное дыхание и массаж сердца. С ней все хорошо.

С заднего сиденья не отвечали.

– Руби – это младшая, да? – своим обычным голосом спросила наконец мать Эрики. – Сколько ей? Два?

– Да, – ответил Оливер.

– Что произошло? Никто не видел, как она туда свалилась? Где была ее мать? Что делала Клементина?

– Никто не видел, как она свалилась, – сказала Эрика. – Это был один из этих несчастных случаев.

– Значит… она не дышала, когда ее вытащили?

– Нет, – ответила Эрика.

Она видела, как напряглись руки Оливера на руле.

– Вы работали вместе?

– Оливер сжимал грудную клетку, а я делала искусственное дыхание.

– Сколько прошло времени, пока она не очнулась?

– Казалось, целая жизнь.

– Не сомневаюсь, – тихо проговорила Сильвия. – Не сомневаюсь.

Наклонившись вперед, она похлопала каждого по плечу:

– Отлично. Я очень горжусь вами обоими. Очень горжусь.

Ни Эрика, ни Оливер ничего не сказали в ответ, но Эрика почувствовала, что салон машины заполняется их общим счастьем. Когда дело доходило до родительского одобрения, оба они реагировали, как высохшие растения на воду.

– Значит, мисс Клементина, Само Совершенство, в конце концов, не так уж идеальна! – прокаркала Сильвия, откинувшись на спинку сиденья. В ее голосе послышались злобно-ликующие нотки. – Ха! Что скажет на это Пэм? Моя дочь спасла жизнь ее внучке!

Эрика вздохнула, а плечи Оливера поникли. Разумеется, она все испортит, все испортит.

– Пэм очень благодарна, – без выражения произнесла она.

– Что ж, тогда это определенно выравнивает счет, да? Учитывая все, что предположительно сделала для тебя та семья.

– Они сделали не предположительно, мама. Их дом был для меня прибежищем.

– Прибежищем! – фыркнула Сильвия.

– Да, верно, прибежищем – с водой, и электричеством, и настоящей едой в холодильнике. Да, и без крыс. Это было здорово. Отсутствие крыс.

– Перестань, – тихо проговорил Оливер.

– Все, что я хочу сказать, мое дорогое дитя, – это то, что теперь мы не обязаны испытывать к ним такую большую благодарность, верно? Нет нужды раболепствовать. Словно они наши повелители. Вы спасли жизнь того ребенка!

– Ну да, а теперь Клементина собирается пожертвовать нам свои яйцеклетки, чтобы у нас родился ребенок, так что мы снова будем им обязаны, – сказала Эрика.

Это было ошибкой. Едва произнеся эти слова, она поняла, что совершила ошибку.

У Эрики сильно заколотилось сердце. Она взглянула на Оливера. Покачав головой, он включил правый поворотник.

– Извини… что ты сказала?

Сильвия наклонилась вперед, насколько позволял ремень безопасности.

– Черт побери, Эрика, – вздохнул Оливер.

– Последние два года мы занимаемся ЭКО, – пояснила Эрика. – И мои яйцеклетки… гнилые.

«Из-за тебя, – подумала она. – Потому что я выросла в грязи, в окружении гнили и плесени, так что микробы, споры грибов и всякого рода вредоносные влияния проникли в мой организм». Она совсем не удивилась, что не может забеременеть. Конечно, ее яйцеклетки погибли. Ничего неожиданного!

– Они не гнилые, – страдальческим тоном произнес Оливер. – Не говори так.

– Ты не говорила мне, что вы проходили ЭКО, – сказала Сильвия. – Неужели забыла мне сказать? Я же медсестра! Могла бы поддержать, помочь… советом!

– Угу, верно, – откликнулась Эрика.

– Что значит «угу, верно»?

– Мы никому не говорили, – промолвил Оливер. – Просто держали это при себе.

– Мы странные люди, – сказала Эрика. – Мы это знаем.

– Ты всегда говорила, что не хочешь детей, – заметила Сильвия.

– Я передумала.

По тому, как люди напоминают ей об этом, можно подумать, она подписала контракт.

– Значит, Клементина вызвалась стать донором яйцеклеток?

– Мы сами ее попросили. Мы просили ее еще до… происшествия с Руби.

– Так можно поспорить на последний доллар, что она согласилась именно поэтому.

– Послушайте, еще нет ничего определенного, – вмешался Оливер. – Мы на ранних этапах. Клементине еще предстоит сдать анализы, посетить консультанта…

– Это ужасная идея, – промолвила мать Эрики. – Совершенно ужасная идея. Наверняка есть другие варианты.

– Сильвия… – начал Оливер.

– Мой внук, по сути дела, даже не будет моим! – возмутилась Сильвия.

Самовлюбленная особа. Так описала ее психолог Эрики. Классический «нарцисс».

– Мой внук будет внуком Пэм, – продолжала Сильвия. – Мало того что она забрала мою дочь, о нет, теперь она будет помыкать мной, говоря: «Мы так рады помочь, Сильвия». До чего снисходительно и самодовольно! Это ужасная идея! Не делайте этого. Это будет катастрофой.

– Сильвия, это вас не касается, – сказал Оливер.

Эрика уловила в его голосе гневные нотки и занервничала. Он редко выходил из себя и всегда разговаривал с тещей с безупречной вежливостью.

– Почему, черт возьми, вы попросили именно ее? Найдите анонимного донора. Не хочу, чтобы у моего внука была ДНК Пэм! У нее такие большие слоновьи уши! Эрика! Что, если твой ребенок унаследует уши Пэм?

– Ради бога, мама! Я где-то читала, что существует ген, связанный с патологическим накопительством. Пожалуй, я предпочла бы, чтобы мой ребенок имел большие уши, а не стал барахольщиком.

– Прошу тебя, не произноси это слово. Я ненавижу это слово. Оно такое…

– Точное? – пробормотала Эрика.

На несколько секунд воцарилось молчание, но Сильвия быстро овладела собой.

– Что вы скажете, когда к вам в гости придет Клементина? – спросила она. – О, посмотри, дорогой, вот твоя настоящая мама! Идите и сыграйте вместе на виолончели.

– Сильвия, прошу вас, – сказал Оливер.

– Это противоестественно, вот что это такое. Наука зашла чересчур далеко. Только потому, что вы можете что-то сделать, не означает, что делать это нужно.

Они свернули на улицу, где жили родители Клементины. В детстве Эрика за десять минут доходила туда, чтобы оставить за спиной всю грязь и стыд. Когда они подъехали к опрятному одноэтажному дому с верандой и входной дверью оливкового цвета, Эрика выглянула в окно машины. Обычно она успокаивалась при одном виде этой оливковой двери.

Оливер выключил стеклоочистители, повернул ключ зажигания, отстегнул ремень безопасности и оглянулся на тещу:

– Прошу вас, не будем говорить об этом за ужином. Можно попросить вас об этом, Сильвия?

– Ну конечно не будем. – Сильвия заговорила тише. – Только взгляните на уши Пэм, это все, о чем я прошу. – Она погладила себя по мочке уха. – Вот у меня уши такие изящные.

Глава 69

– Дзинь, дзинь, дзинь! – Пэм постучала ложкой по стакану для воды и поднялась из-за стола. – Прошу вашего внимания!

Клементина могла бы и догадаться. Будет произнесена речь. Разумеется. Ее мать всю жизнь произносила речи. Каждый день рождения, каждый праздник, каждое незначительное учебное, спортивное или музыкальное достижение сопровождалось речью.

– О господи, Пэм, ты собираешься петь для нас? – Сильвия повернулась на стуле, чтобы посмотреть на Пэм.

При этом она подмигнула Клементине.

Клементина укоризненно покачала головой. Она знала, что Сильвия была для Эрики ужасной матерью, что она много лет говорила и делала непростительные вещи, и все это в придачу к проблеме накопительства. Тем не менее Клементина всегда относилась к ней с предательской симпатией. Ей нравился бунтарский нрав Сильвии, ее нелепые замечания, бессвязные рассказы и язвительные, лукавые колкости. В противоположность ей собственная мать всегда казалась такой положительной и серьезной, подобно исполненной благих намерений супруге священника. Клементине особенно нравились наряды Сильвии. Она с одинаковой легкостью могла предстать в виде богемной интеллектуалки, русской княгини или бездомной бродяжки. К несчастью, для свадьбы Эрики она избрала образ бездомной бродяжки, чтобы доказать какую-то давно забытую, запутанную и бессмысленную идею.