Убийства — мой бизнес - Фридрих Дюрренматт

Похороны были, как они и ожидали, по-настоящему красивы. Мадам Веркен, проинформированная дочерью о двойной жизни, которую вёл прокурор, сверлила его зорким и безжалостным взглядом, однако с горечью в сердце должна была признать, что вдовец держался молодцом. Следом за Жаном Арсизаком, возглавлявшим траурную процессию и находившимся в окружении незнакомых городу женщин — вероятно, дальние родственницы, — шли великолепно и обильно представленные магистратура и коллегия адвокатов. Затем следовали делегации всех благотворительных организаций, которым безвременно ушедшая оказывала свою поддержку. Все сливки перигезского общества пожелали присутствовать на похоронах. Амелия указала матери на тучного коротышку, известного в городе своей ученостью и веселым нравом, а также тем, что был закадычным другом прокурора, — доктора Франсуа Музеролля, рядом с которым шагал высокий и худой мужчина с широкими плечами и бритым черепом, колючего взгляда которого не могли скрыть даже очки, — преподаватель физики и химии лицея по имени Рснэ Лоби. Позади них шел мэтр Марк Катенуа, адвокат, на которого коллеги наводили скуку и которому бездари не могли простить его блестящих успехов, считая их незаслуженными, поскольку Катенуа, обладавший огромной работоспособностью, отдавал не меньше времени развлечениям, чем изучению дел своих клиентов. Он был настолько обаятелен, что никому из тех, кто оказывался рядом с ним, и в голову не приходило задаваться вопросом, красив ли он или нет. В данный момент он беседовал со своим спутником, аптекарем с площади Клотр, довольно молодым человеком, напоминавшим своей статью римлянина времён Петрония, и которого звали Андрэ Сонзай. Глядя на его умное и волевое лицо, нетрудно было догадаться, что он твёрдо определил своё место в жизни. Наконец, последним мадам Веркен был представлен дородный мужчина в летах, слегка волочащий ногу и опирающийся на трость, — нотариус Димешо, представляющий интересы семьи Арсизаков.

Были произнесены достойные речи, дети спели несколько гимнов, заверяя присутствующих, что мадам Арсизак снова уже на небесах, которые ей вообще не следовало бы покидать, от чего каждый испытал удовлетворение от исполненного им долга и радость от того, что сам он ещё, слава богу, остаётся в этом мире.

Не утихающие споры во дворце правосудия велись об одном — образе жизни, который вёл прокурор, в чьём поведении не чувствовалось той скорби, которую заслужила усопшая. Его часто видели с «этой особой», которую все находили гораздо менее привлекательной, нежели почившая супруга. Самые горячие поклонники — они же самые молодые — не понимали, как можно продолжать жить, потеряв такую восхитительную женщину, какой была мадам Арсизак, и не замечали, как проходящий порою мимо какой-нибудь старый магистрат усмехался иллюзиям пылких ораторов.

На следующий день после похорон комиссар Сези с удовлетворением отметил про себя, что осталось всего несколько часов до того момента, когда надо будет ставить в известность Бордо. Однако вскоре после обеда ему доложили, что из Бордо, Брива и Ангулема на имя Арсизака были отправлены почтовые переводы на сумму десять тысяч франков каждый. Комиссар поспешил поделиться этой неожиданной новостью со следователем, который, выслушав Сези, заключил:

— Получается, что к Арсизаку вернулись украденные из его сейфа тридцать тысяч.

— Тогда всё, что мы видели, — вскрытый сейф, незапертая входная дверь — не что иное, как пыль в глаза, спектакль! Преступник убивает мадам Арсизак и возвращает деньги, взятые им в долг. Вот только с последним он явно поторопился…

— В вашем докладе, комиссар, есть нечто, что не может не радовать.

— Могу я об этом узнать, месье следователь?

— Эти переводы, отправленные на имя Арсизака из трёх разных городов, снимают с него все подозрения. Если бы убийца был именно он, то абсолютно незачем было бы отправлять себе же деньги, которые у него и так уже были в кармане.

— А возможные сообщники?…

— Видите ли, комиссар, когда замышляют избавиться от жены таким ужасным способом, никто не будет посвящать кого-то в свои планы ни привлекать в сообщники, если не хочет столкнуться с почти неизбежным в таких случаях шантажом.

— Значит, всё сначала?

— Теперь уже не вам, дружище, а Бордо.

Когда дивизионный комиссар регионального управления криминальной полиции Бордо узнал, что ему передают расследование убийства мадам Арсизак, он скорчил недовольную гримасу, так как прекрасно понимал, что это одно из тех гиблых дел, из-за которых рискуешь нажить себе не только самых крупных неприятностей, но и солидных врагов. Даже в случае успеха никто не скажет тебе спасибо, как бы ты ни старался, поскольку убийство в подобных кругах всегда вызывало скандал, в котором ты же ещё и виноват, который тебе никогда не простят и который может испортить всю твою карьеру. Вот почему дивизионный комиссар потратил всё утро, ломая голову над тем, кого послать в Перигё. В конце концов, он остановился на комиссаре Гремилли, неприметном и рассудительном парне, противнике жёстких мер, не доверяющем первым впечатлениям, особенно, возможно, не блещущем, но зато надёжном и упорном. К тому же, он перешагнул свой пятидесятилетний рубеж и ни к чему особенному уже не стремился, не считая желания дослужить оставшееся время в спокойной обстановке и уйти на пенсию в полном здравии. Ничто не удерживало Гремилли в Бордо. Жена его бросила пять лет назад, удрав в Париж крутить любовь то ли с бразильцем, то ли с португальцем и прихватив с собой все семейные сбережения, что позволило Гремилли добиться развода быстро и без лишнего шума. После этого происшествия комиссар не замкнулся в себе, а напротив, стал ещё более внимательным к несчастьям других. Он выслушивал семейные истории своих молодых коллег и давал необходимые советы. Одним словом, никто так не подходил для поездки в Перигё, как Гремилли. Когда он вошёл в кабинет дивизионного комиссара, тот предложил ему стул.

— Гремилли, я нахожусь в чертовски трудном положении.

Гремилли улыбнулся:

— Вы хотите сказать, что и меня это ожидает в самом ближайшем будущем?

— Попали в точку. Скверная история в Перигё. По крайней мере, если исходить из того, что мне сообщил судебный следователь.

И он пересказал подчиненному все, что ему удалось узнать о личности мадам Арсизак и об обстоятельствах ее трагической смерти.

— Перигё — это все-таки не Париж, Гремилли. Все друг друга знают, и то, о чем шепчутся на одном конце города, тут же становится известным на другом. Похоже, подозрение падает на мужа, он же прокурор республики, что только осложняет дело. Правда, насколько я понял, ветер уже подул в другую сторону. Я подумал о вас прежде всего потому, что ценю вас, к тому же вы осмотрительны и не шагнете опрометчиво в ту сторону, куда идти не следовало бы. Одним словом, проявляйте осторожность, гибкость, будьте максимально неприметны, чтобы не нагнать страху на чересчур восприимчивых. Хотелось бы ещё добавить, что, по имеющимся данным, вышеназванный муж может быть назначен в скором времени заместителем прокурора Бордо.

— Одним словом, патрон, есть все условия свернуть себе шею?

— Пожалуй, лучше не скажешь.

Гремилли вернулся к себе и попросил свою экономку, мадам Сюзон, помочь собрать ему чемодан с учетом того, что командировка может затянуться на неделю и даже больше. Мадам Сюзон была вдовой полицейского, убитого при исполнении служебных обязанностей около сорока лет тому назад, и, оставаясь верной памяти своего мужа, она решила навсегда связать свою жизнь с тем миром, в котором он жил.

— Опять будете бегать за каким-нибудь бандитом, месье Альберт?

— А что если я буду бегать за какой-нибудь колдуньей?

— Увы… И что он на сей раз натворил, ваш субчик?

— Похоже, то, на что у меня самого не хватило духу… Избавился от жены.

Подобная болтовня всегда приводила старушку в ярость, Гремилли это знал, но продолжал подначивать.

— Как вам не совестно говорить такое! Если вам не повезло со своей, то это не значит, что все жены плохие! Я убеждена, что если бы мой Антуан остался тогда жив, мы бы были с ним замечательной парой!

Гремилли прибыл в Перигё в начале второй половины дня. Он взял такси при выходе из вокзала и сразу отправился в административный центр с целью встретиться с комиссаром Сези, который принял своего коллегу с нескрываемым вздохом облегчения, в чем откровенно и признался своему гостю:

— Вы себе представить не можете, как я счастлив, что вы приехали!

— Почему же, могу, для этого достаточно на вас посмотреть!

— Словно занозу у меня из пятки вытащили! Знаете, для любого местного полицейского нет ничего хуже, чем подобные дела, в которых замешены такие именитые граждане. С одной стороны, следят за каждым вашим шагом, чтобы, не дай бог, поддались влиянию подозреваемого авторитета, с другой, сами на каждом шагу ставят вам палки в колёса.