Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах - Валентин Рунов

Предвидение генерала Алексеева вскоре сбылось – 19 августа германские войска начали Рижскую операцию, развернулось Мэрэшетское сражение на юге.

Совещание в Ставке не приняло никакого определенного решения. Михаил Васильевич покидал его с тяжелым чувством неудовлетворенности. Уже на вокзале ему сообщили, что Временное правительство назначило новым Верховным главнокомандующим генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова. Министр-председатель, военный и морской министр Керенский предложил Брусилову, не дожидаясь своего преемника, сдав дела начальнику штаба, покинуть Ставку. Генералу Алексееву невольно вспомнилась ночь на 22 мая и тогдашняя оценка происшедшего:

– Рассчитали, как прислугу!..

Обстановка в стране накалялась.

Армия искала человека сильной власти. Первоначально русское офицерство, а также либеральная буржуазия свои взоры обратила к генералу Алексееву. Это был период надежд на возможность ненасильственного переворота. Когда Верховным главнокомандующим был назначен Корнилов, все искания прекратились. Армия назвала имя диктатора. Характерен в этом отношении разговор, происшедший в дни Московского совещания в вагоне Верховного главнокомандующего между Корниловым и Алексеевым:

– Михаил Васильевич, необходима опора на Офицерский союз. Это ваше детище. Становитесь во главе движения…

– Нет, Лавр Георгиевич. Вам, будучи Верховным, это сделать легче…

С того дня, как свидетельствуют очевидцы, началось паломничество в губернский дом в Могилеве представителей Офицерского союза, казачьего Совета и Союза георгиевских кавалеров. Приезжал из Петрограда представитель «Республиканского центра». Прислал гонца и генерал Крымов. Совсем уже недвусмысленной была телеграмма, посланная Корнилову за подписью Родзянко: «Совещание общественных деятелей приветствует Вас, Верховного вождя Русской армии… В грозный час тяжелого испытания вся мыслящая Россия смотрит на вас с надеждой и верой. Да поможет Вам Бог в Вашем великом подвиге на воссоздание могучей армии и спасение России».

24 августа в Ставку приехал Савинков. Он, будучи управляющим делами правительства, познакомил Верховного главнокомандующего с проектами готовившихся законов, сообщил о решении Керенского объявить Петроград и его окрестности на военном положении, попросил от имени правительства, ввиду возможных осложнений, к концу августа подтянуть к Петрограду 3-й конный корпус под командованием генерала Крымова.

– Я готов всемерно поддержать Керенского, если это нужно для блага Отечества, – последовал ответ Корнилова.

Прошло двое суток.

Утром 27 августа в Ставку пришла телеграмма, передающая личное распоряжение Керенского Корнилову сдать дела начальнику штаба и немедленно выехать в Петроград. В газетах появилось сообщение министра-председателя о вооруженном выступлении Корнилова и Крымова. «Генерал Корнилов прислал ко мне члена Государственной думы В. Н. Львова, – заявил Керенский, – с требованием передачи Временным правительством всей полноты военной и гражданской власти, с тем, чтобы по личному усмотрению составить новое правительство для управления страной».

Петроградским генерал-губернатором назначался Б. В. Савинков. Ему ставилась задача «собрать революционные войска для обороны столицы от подхода войск «диктатора» (имелось в виду генерала Корнилова, отказавшегося передать военную власть Керенскому). На следующий день министр-председатель потребовал отмены приказания Ставки о выдвижении корпуса генерала Крымова на Петроград. Корнилов сделать это отказался, решив открыто выступить «с давлением на Временное правительство».

Началась явная междоусобная война. Алексеев как только узнал о происшедшем, покинул загородную дачу и прибыл в Петроград. Здесь царил полный развал власти. Шли непрерывные сборища и совещания, свидетельствующие о подавленности и нерешительности руководителей. Михаил Васильевич лихорадочно искал выхода из образовавшегося кризиса мирным путем.

Ночь на 30 августа послужила поворотным пунктом этого поиска. Получив сообщение о подписании Керенским указа об отчислении от должностей и предании суду «за мятеж генерала Корнилова и старших его сподвижников», генерал Алексеев дал согласие занять должность начальника штаба Верховного главнокомандующего, в права которого вступал Керенский. В два часа ночи состоялся разговор по телефону между Алексеевым и Корниловым. Михаил Васильевич сообщал о принятом «после тяжкой внутренней борьбы на свою седую голову бесчестия» – назначении начальником штаба Керенского, обусловливая это тем, что «переход к новому управлению должен совершиться преемственно и безболезненно», для того чтобы «в корне расшатанный организм армии не испытал еще одного толчка, последствия которого могут быть роковыми…»

Время для этого действительно назрело. Еще до состоявшегося разговора с генералом Лукомским была заготовлена телеграмма Временному правительству. В ней указывалось «на недопустимость перерыва руководства операциями на фронтах и на необходимость немедленного приезда в Ставку генерала Алексеева», который «с одной стороны, мог бы принять на себя руководство по оперативной части, с другой – стал бы лицом, могущим всесторонне осветить обстановку…» Корнилов в этом случае обещал свою лояльность, выдвигая три условия: объявления о создании «сильного и не подверженного влиянию безответственных организаций правительства», прекращения арестов генералов и офицеров, а также распространения воззваний, «порочащих его имя и искажающих действительность».

31 августа в Могилеве было объявлено, что «генерал Алексеев едет из Петрограда в Ставку для ведения с Корниловым от имени Временного правительства переговоров». Глубокой ночью, будучи уже в Витебске, Михаил Васильевич дозвонился наконец до Ставки. Состоялся весьма важный для его окончательного решения разговор с оказавшимся у аппарата генералом А. С. Лукомским.

Алексеев.Циркулирующие сплетни и слухи окутывают нежелательным туманом положение дел, а главное, вызывают недоумение некоторые распоряжения Петрограда, отдаваемые после моего отъезда оттуда и могущие иметь нежелательные последствия. Поэтому прошу ответить мне на два вопроса. Первый – считаете ли вы, что я следую в Могилев с определенным служебным положением или же только для переговоров? Второй вопрос – предполагаете ли вы, что с приемом мною руководства армиями дальнейший ход событий будет определяться прибывающей в Могилев 1 или 2 сентября следственной комиссией под председательством главного военного и морского прокурора?