Несущая огонь - Стивен Кинг

Рэйнберд достал кисет с "Ред Мэном", бумагу ддя закрутки, свернул сигаретку. Он сидел и дымил и ждал, когда придет время спуститься к девочке.

Вообще говоря, уже много лет он не был в такой отличной форме, на таком подъеме. Спасибо Чарли. В каком-то смысле, сама того не ведая, она ненадолго вернула ему интерес к жизни — а он был человеком обостренных чувств и какой-то тайной надежды, другими словами, жизнеспособным. Она крепкий орешек — тем лучше. Тем приятнее после долгих усилий добраться до ядрышка; он заставит ее исполнить для них гвоздь программы — пусть потешатся, а когда она отработает номер, он ее задушит, глядя ей в глаза, ища в них искру сопонимания и особый знак, который она, быть может, даст ему перед тем, как уйти в неизвестность. А до тех пор он будет жить. Он раздавил сигарету и встал, готовый приступить к работе.

Когда отказала энергосистема, Энди Макги смотрел по телевизору "Клуб РВ". "РВ" значило "Ревнители Всевышнего". Могло создаться впечатление, что передачу "Клуб РВ" транслируют по этому каналу круглосуточно. Наверное, это было не так, но Энди, живший вне времени, потерял способность к нормальному восприятию.

Он располнел. В редкие минуты отрезвления он ловил свое отражение в зеркале, и сразу вспоминался Элвис Пресли, которого под конец разнесло. А иногда он сравнивал себя с кастрированным котом, огрузневшим и ленивым.

Нет, он еще не был тучным, однако к тому шло. Когда они с Чарли останавливались в мотеле "Грезы" в Гастингс Глене, он весил семьдесят три килограмма. Сейчас перевалило за восемьдесят пять. Щеки налились, наметился второй подбородок, а также округлости, чьих обладателей его школьный учитель гимнастики презрительно называл "сисястыми". И явно обозначилось брюшко. Кормили здесь на убой, а двигался он мало — поди подвигайся, когда тебя накачивают торазином. Почти всегда он жил как в дурмане, поэтому ожирение его не волновало. Время от времени затевалась очередная серия бесплодных тестов, и тогда они на сутки приводили его в чувство; после медицинского освидетельствования и одобрительного "отзыва" ЭЭГ его препровождали в кабинет, выкрашенный белой краской и обшитый пробковыми панелями.

Тесты начали еще в апреле, пригласив добровольцев. Энди поставили задачу и предупредили его, что если он перестарается — например поразит человека слепотой, — ему несдобровать. Подразумевалось: не ему одному. Эту угрозу Энди не воспринял всерьез. Делая ставку на Чарли, они не посмеют ее тронуть. Что до него самого, то он проходил у них вторым номером.

Тестирование проводил доктор Герман Пиншо. На вид ему было лет под сорок; впрочем, вида-то он как раз и не имел, одна беспричинная улыбка. Улыбка эта иногда нервировала Энди. Бывало, к нему заглядывал мужчина постарше — доктор Хокстеттер, но в основном он имел дело с Пиншо.

Перед первым тестом Пиншо предупредил его, что в кабинете на столе будет бутылочка с виноградным сиропом и этикеткой ЧЕРНИЛА, подставка с авторучкой, блокнот, графин с водой и два стакана. Пиншо предупредил его — испытуемый в полной уверенности, что в бутылочке чернила. Так вот, они будут весьма признательны Энди, если он "толкнет" испытуемого, чтобы тот налил себе воды из графина, добавил в стакан "чернил" и все это залпом выпил.

— Блестяще, — сказал Энди. Сам он чувствовал себя далеко не блестяще — целые сутки ему не давали торазина.

— Уж это точно, — согласился Пиншо. — Ну как, сделаете?

— А зачем?

— Небольшое вознаграждение. Приятный сюрприз.

— Не будешь, мышка, артачиться — получишь сыр. Так, что ли?

Пиншо пожал плечами, снисходительно улыбаясь. Костюм сидел на нем элегантно до отвращения: не иначе как от "Брукс бразерс".

— Так, — сказал Энди, все понял. И почем стоит напоить беднягу чернилами?

— Ну, во-первых, получите свои таблетки. У него вдруг встал комок в горле; неужели я так пристрастился к торазину, подумал он, и если да, то как — психологически или физиологически?

— Скажите, Пиншо, что же, давить на пациента вас побуждает клятва Гиппократа?

Пиншо пожал плечами, продолжая снисходительно улыбаться.

— Кроме того, вам разрешат небольшую прогулку, — сказал он. По-моему, вы изъявляли такое желание?

Изъявлял. Жил он вполне прилично — насколько приличной может быть жизнь в клетке. За ним числились три комнаты и ванная, в его распоряжении был кабельный цветной телевизор с дополнительными каналами, по которым каждую неделю давали фильмы, только вышедшие на экраны. В светлой голове одного из этих "жевунов" — возможно, то была голова самого Пиншо — родилось предложение не отбирать у него брючный ремень и не заставлять есть пластмассовой ложкой и писать разноцветными мелками. Вздумай он покончить с собой, его не остановишь. Ему достаточно перенапрячь свой мозг, чтобы тот взорвался, как перекачанная шина.

К его услугам были все удобства, вплоть до высокочастотной духовки в кухоньке. На стенах ярких тонов висели неплохие эстампы, на полу в гостиной лежал мохнатый ковер. Но с таким же успехом покрытую глазурью коровью лепешку можно выдавать за свадебный торт; достаточно сказать, что все двери в этой очаровательной квартирке без ручек. Зато дверных глазков было в избытке. Даже в ванной комнате. Энди подозревал, что каждый его шаг здесь не просто прослеживается, но и просматривается на мониторе, а если к тому же аппаратура у них работает в инфракрасном режиме, они тебя даже ночью не оставят в покое.

Он не был подвержен клаустрофобии, но слишком уж долго держали его взаперти. Это его подавляло при всей наркотической эйфории. Правда, подавленность не шла дальше протяжных вздохов и приступов апатии. Да, он заговаривал о прогулках. Ему хотелось снова увидеть солнце и зеленую траву.

— Вы правы, Пиншо, — выдавил он из себя, — я действительно изъявлял такое желание. Но дело кончилось ничем.

Поначалу Дик Олбрайт нервничал, явно ожидая от Энди любого подвоха: или на голову поставит, или заставит кудахтать, или отмочит еще какую-нибудь штуку. Как выяснилось, Олбрайт был ярым поклонником футбола. Энди стал его расспрашивать про последний сезон — кто встретился в финале, как сложилась игра, кому достался суперкубок.

Олбрайт оттаял. Завелся на двадцать минут про все перипетии чемпионата, и от его нервозности скоро не осталось и следа. Он дошел в своем рассказе до похабного судейства в финальном матче, что позволило "Петам" выиграть у "Дельфинов", когда Энди сказал ему: "У вас, наверно, во рту пересохло. Налейте себе воды."

Олбрайт встретился с ним взглядом.

— И правда пересохло. Слушайте, я тут болтаю, а тесты... Все к черту испортил, да?