Хозяйка розового замка - Роксана Гедеон

— Само собой.

Мы пошли. Мне стало действительно как будто легче — уже лишь от того, что я была не одна среди огромного парка. И вдруг пришло в голову, что Брике, похоже, обречен помогать мне именно в таких ситуациях. Достаточно вспомнить тот октябрьский вечер, когда меня выбросили из Консьержери на грязную осеннюю мостовую, и я не знала, куда мне податься. Это ведь Брике довел меня до коляски и помог добраться до родильного дома Бурб. Ах, что это за парень — я просто жизнью обязана ему…

Тысячу раз мысленно приказывая себе сохранять спокойствие, я спросила Брике, есть ли в замке врач. Оказалось, что нет. «Жаль», — подумала я с невольным опасением.

— А что это с вами случилось, ваше сиятельство? — спросил Брике. — С утра вы были такая свежая, и совсем вам не было дурно.

— Видимо, — проговорила я через силу, — я слишком обрадовалась.

— Слишком?

— Да. Это тоже бывает вредно, Брике.

Помолчав, я выдохнула:

— Герцог уже уехал? Не задержался?

— Уехал, ваше сиятельство. Сказал, что вернется к вечеру.

Мы пошли дальше в молчании, ибо я чувствовала, что разговор идет мне скорее во вред, чем на пользу. Как я ни отвлекала себя, мысли мои становились все более мрачными. Что значит эта неожиданная боль? За все семь месяцев ничего подобного не случалось. Я просто не была готова к такому повороту событий. Луи Франсуа родился недоношенным… и умер. Правда, теперь срок беременности был больше, и можно было надеяться на более счастливый исход. И все-таки… Ах, не надо даже думать о плохом, это была бы слишком большая несправедливость!

И все же я пережила настоящий страх. И как скверно то, что Александр уехал, — мне даже не на кого будет опереться… Я остановилась, чувствуя, как боль снова захлестывает меня. Хотя нет… Я поняла, это была не просто боль. Это была уже схватка, невероятно сильная и глубокая. Короткая, но очень мучительная. Мне стало ясно, что это именно то, чего я опасалась. Преждевременные роды. Иного нельзя предположить. И, взглянув правде в глаза, я приказала себе собрать все свое мужество.

— Уже недолго, мадам Сюзанна, — пробормотал Брике с явным испугом.

Я сильно ухватилась за его руку и, едва боль утихла, пошла вперед так быстро, как только могла. Надо было во что бы то ни стало дойти до дома.

Мы уже шли по липовой аллее, когда я увидела у замка приземистую грузную фигуру Маргариты. Брике отчаянно замахал руками и заорал что-то во весь голос, но я не разобрала ни одного его слова, потому что схватка повторилась, стала на этот раз еще глубже и длиннее. У меня было чувство, что ребенок буквально рвется на свет. Сжимая зубы, я повисла на плече Брике, зная, что лучшее для меня сейчас — это не делать ни шагу.

Потом, когда способность соображать вернулась ко мне, я ощутила облегчение от мысли, что Маргарита уже обо всем знает. Следовательно, можно ни о чем не беспокоиться, — она все возьмет на себя. Как только я подумала об этом, боль вернулась, и я позабыла и о мыслях, и о Маргарите.

Я едва заметила, как они подбежали ко мне — Маргарита, Элизабет и главный конюх. Я чувствовала, как Люк подхватил меня на руки и как Маргарита бережно поддерживает мою запрокинутую голову, Я даже слышала, как она причитает, но ее голос звучал будто сквозь туман.

— Что случилось? Да что же такое могло случиться? — восклицала она не переставая. — Матерь Божья, царица небесная! Брике, отвечай, что случилось с мадам герцогиней!

— Не знаю, — пробормотал он, явно испуганный тем, что его в чем-то обвинят. — Я ничего не делал, ничего!

Я открыла глаза и посмотрела на Маргариту.

— Герцог уехал? — произнесла я сдавленным голосом.

— Кто же знал, милочка, что такое произойдет! Мы бы ему не позволили уехать, если бы знали!

Мы были уже возле крыльца, и Люк осторожно внес меня в вестибюль. Я слышала, как во дворе Маргарита громовым голосом прокричала:

— Эжени, где тебя носит, чертовка ты эдакая! Бегом в деревню за повивальной бабкой! Да пошевеливайся, ленивая девка!

Они не знали, куда меня нести. Но я не в силах была уже терпеть: мне нужна была опора, не это подвешенное состояние.

— В гостиную! — приказала я резко, так, чтобы никто не посмел перечить. — Быстрее, в голубую гостиную, и всех прогоните подальше отсюда!

Потом, передохнув, я так же сурово добавила:

— Нужна горячая вода и полотенца. Быстро, распорядитесь! И пусть Брике немедленно отправляется за врачом.

Разыскать врача было трудно, это я и сама поняла, закусив губу. До ближайшего города Динана три часа скачки. А со мной дело шло так стремительно, что я не думала, что все это продлится даже два часа, не говоря уже о трех.

Люк уложил меня на кушетку и был тотчас изгнан Маргаритой вон из комнаты. Вдвоем с Элизабет они, не жалея платья, живо разрезали его по швам, чтобы излишне меня не тревожить, и таким образом я была слегка освобождена.

Потом у меня разом отошли воды. Вцепившись руками в изголовье и запрокинув голову, я делала глубокие вдохи, заставляя себя не сопротивляться схваткам, ибо знала, что так дело пойдет легче. «Никогда такого не было, — мелькнула у меня единственная мысль, сумевшая прорвать завесу боли. — Никогда. Это просто кошмар какой-то. Даже напрягаться не надо — все идет само собой».

— Ах, Боже мой, — стонала Маргарита. — Ведь никто из нас ничего в этом не понимает!

Схватки следовали одна за другой, бурные, мучительные, и промежутки между ними сокращались, а потом мне казалось, что и вовсе исчезли. Несмотря на распахнутые окна, я задыхалась и была вся в поту. Потом, когда наступило короткое облегчение, Элизабет поднесла к моим губам стакан с подслащенной водой, а я, пока пила, скосив глаза, поглядела на часы. Было уже три часа пополудни. Скоро приедут мальчики. Хоть бы их догадались увести подальше отсюда. Я не кричала, но понять, что со мной, вполне было можно. А я хотела, чтобы для Жана все прошло как можно незаметнее. Ведь никогда не знаешь, как он прореагирует…

— Надеюсь, — прошептала я, глубоко вдохнув воздух, — все пройдет очень, очень хорошо.

Внезапно внутри меня возник новый спазм, в десять раз сильнее всех предыдущих; словно какие-то силы, мощные, непоколебимые, звали ребенка наружу, и я поняла, что вот-вот освобожусь. В этот миг дверь распахнулась и вошла старуха, повивальная бабка из деревни.

Она-то и помогла мне на самом последнем этапе, освободив меня окончательно.

Это был мальчик. Я увидела это еще до того, как старуха сообщила это вслух. Он был крошечный, весь окровавленный, потому что у меня было сильное кровотечение, и, честно говоря, меня бросило в ледяной пот при первом взгляде на него.

— Почему, — в ужасе прошептала я, пытаясь приподняться, — почему он не кричит?

— А вот мы сейчас его заставим! — заявила старуха по-бретонски.

Она стала делать ему что-то вроде гимнастики, разгибая и сгибая ручки и ножки, а Маргарита все время шептала мне на ухо, пока я лихорадочным взглядом наблюдала за происходящим:

— Он жив, милочка! Успокойтесь! Он жив!

И он закричал. Повитуха шлепнула его по ягодицам, и он действительно ожил и закричал. Вернее, он запищал, да еще довольно слабо, но я была тогда в таком возбужденном состоянии, что мне даже писк показался криком и принес огромное облегчение.

— Вот и отлично! — приговаривала старуха по-бретонски. — Хорошего нового синьора вы нам подарили, ваше сиятельство!

— Но он же такой маленький, — проговорила я.

— Ничего… Были бы кости, а мясо нарастет.

Она отдала ребенка своей дочери, которая была у нее помощницей, и вернулась ко мне. Брови у нее нахмурились.

— Вот оно что! Первым делом надо остановить кровь.

Сонливость уже охватывала меня — наверное, и от усталости, и от нервного потрясения, и от потери крови. Мне даже не хотелось посмотреть на ребенка поближе, такая я была обессиленная. Старуха колдовала надо мной, отдавала какие-то приказания, я даже чувствовала внутри себя ее руки, но не способна была реагировать ни на что. Все вокруг меня были утомлены и напуганы, а я тем более. Роды и начались, и закончились за какие-то два часа. Брике, наверное, еще даже в глаза врача не видел.

Из кухни принесли какой-то отвар, сваренный по указаниям повитухи. Маргарита поддерживала меня, и я стала пить. Но выпила я лишь половину жидкости. Силы окончательно оставили меня, и я провалилась в обморок, настолько глубокий, что можно было подумать, что я умерла.

3

Острый запах нашатыря ударил мне в нос. Я открыла глаза, устало морщась. Окно напротив меня было распахнуто, и за ним уже сгустилась ночь. В гостиной было душно, сильно пахло спиртом и еще какими-то порошками. Я чувствовала себя слабой-слабой, даже рукой мне было трудно пошевелить, но лицо, склоненное надо мной, я легко узнала. Это был доктор д’Арбалестье. Именно он должен был принимать у меня роды. Правда, не сейчас, а два месяца спустя.