Горькие травы (СИ) - Козинаки Кира
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я только за, — соглашается Регина, — но сначала чего-нибудь выпью. Этот кросс через толпу по перекрытым улицам был тем ещё развлечением.
— «Беллини» с персиками очень хорош, — советую я, и бармен в эту секунду очень эффектно ставит передо мной коктейль.
— Добрый вечер и добро пожаловать в «Пенку»! — материализуется рядом с нами Рита с планшетом, а ещё с ровной осанкой, идеально вежливой улыбкой и без этих её неформальных ремарок.
— Даниил и Регина Покровские, — представляется Даня.
— Гости Петра Алексеевича? — уточняет Рита, найдя их в списке. — А само Его Петрушество пожалует на наш скромный ужин?
А, ну вот и привычные ремарки.
— Да, встретил кого-то и заболтался, — кивает Даня в сторону улицы. — Сейчас подойдёт.
Замираю и перестаю воспринимать действительность. Рассеянно киваю на предложение Регины пообщаться чуть позже, не поворачиваю головы, когда Рита провожает гостей к столику в глубине зала, не замечаю парня, подошедшего к барной стойке и загородившего мне обзор на вход в кофейню, смотрю будто сквозь него.
И дверь словно под моим гипнотизирующим взглядом открывается, и в «Пенку» заходит Пётр.
Останавливается, осматривает зал, коротко улыбается кому-то в ответ, ведёт широкими плечами и скидывает пальто, пристраивает его на одной из переполненных вешалок. Делает пару шагов к стойке, подтягивает рукава своего клубного пиджака к локтям, закидывает руку на столешницу.
А я ловлю каждое его движение глазами и снова не дышу.
Он весь в чёрном — джинсы, футболка, пиджак, — и на этом фоне его лицо с лёгкой щетиной кажется особенно, контрастно бледным. Он вообще выглядит уставшим, осунувшимся и даже измождённым, но при этом остаётся самым красивым мужчиной на свете.
И нужным.
Мне нужным.
Всё ещё стою истуканом, прилипнув к барной стойке, когда Пётр поворачивается к бармену и замечает меня. На секунду бровь дёргается вверх, а потом на лицо снова возвращается выражение уставшего человека. И совершенно незаинтересованного.
Но… как так? Почему? Я же прямо сейчас готова рухнуть в его объятия, на разрыв заполнить лёгкие его запахом, коснуться пальцами его щетины, чтобы проверить, такая же она мягкая и одновременно волнующе колючая, как год назад! Или… что-то… неуловимо изменилось.
Отлипаю от стойки, обхожу болтающего с барменом парня и делаю несколько шагов в сторону Петра. Потом ещё и ещё, а он не движется мне навстречу, будто бы скучающе ждёт, когда я на ватных ногах и с колотящимся сердцем подойду сама. Так близко, покуда хватит смелости.
— Привет, — говорю, останавливаясь рядом.
— Не ожидал тебя здесь увидеть, — отвечает он, и в голосе сквозит неожиданный для тёплой праздничной атмосферы в кофейне арктический холод. — Насколько помню, ты не любительница новогодних традиций.
— Сегодня исключение, — бормочу, изо всех сил стараясь пробиться через эту непонятную маску на его лице, рассмотреть полутени эмоций, прочитать между строк — всё то, что он позволял мне делать раньше.
— Да? И чего так?
Мне бы сейчас ответить. Максимально честно ответить. Но я вдруг не могу. Я вдруг чувствую, что я больше не его малыш, которого он выслушает и примет. Я вдруг не уверена, что всё ещё ему нужна.
— Как ты? — сорвавшимся голосом трусливо меняю тему, проклиная собственное мастерство в этом деле, такое неуместное сейчас, когда мне нужно быть храброй. — Как самочувствие?
— Знала бы, если бы позвонила и спросила. Как обещала.
Наверное, на моём лице появляется такое жалостливое выражение, что Пётр смягчается и говорит:
— Всё нормально, обычный грипп, жить буду.
Киваю. Теряю все слова на свете, писательница чёртова. Не знаю, что сказать, и мне отчаянно нужна его помощь. Нужна капля его инициативы, чтобы он только повёл, дал надежду, а я подключусь, но нет, он молчит, смотрит на меня холодно, равнодушно, мрачно. Справляйся сама.
Бросаю взгляд на часы на его запястье: без двадцати двенадцать. Нам бы смеяться и праздновать годовщину знакомства, а вместо этого мы…
— Я боялась, что ты сегодня не придёшь, — говорю, снова заглядывая ему в глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— А ждала?
Ком в горле не даёт ответить, пауза затягивается, но положение спасает Рита, бесцеремонно втиснувшись между нами с бутылкой шампанского в руках.
— Пётр Алексеич, тебе вон те красотки за столиком у окна велели передать комплимент в виде вот.
Мы с Петром синхронно поворачиваем головы в сторону инстадив в разноцветных пайетках, и Рита подтверждает:
— Ага, те самые, блестящие, как будто на них единорог наблевал. Ну короче, тебе же эта бутылка не нужна, правда? Давай мы ещё разок им её продадим, а деньги поделим?
— Рит, — устало говорит Пётр, — можешь делать с этой бутылкой всё что угодно.
— Океюшки, — удовлетворяется ответом Рита и исчезает.
А Пётр посылает хлопающим метровыми ресницами инстадивам кивок благодарности и вежливую улыбку. Настоящую улыбку! Мне он за сегодня не подарил ни одной!
— Тебе следует поблагодарить их лично и со всеми почестями, — твёрдо говорю я. И, кажется, злюсь. — Они лидеры мнений, они помогают нам строить имидж и приводят в «Пенку» людей. Их надо ублажать.
Пётр снова смотрит на меня, на этот раз долго и очень внимательно. А я изо всех сил стараюсь, чтобы ни один мускул на лице не дрогнул.
— Раз ты этого хочешь, — наконец произносит он, отталкивается от стойки и идёт к инстадивам.
Вижу, как кладёт ладонь на спинку стула одной из них, слегка склоняется и что-то говорит. Слышу, как сквозь музыку прорывается хоровое умилённое «Оооу!», выброс эстрогена в воздух. Замечаю, как девушки выпрямляют спины, выпячивают грудь и включают все свои чары, и совершенно не хочу смотреть дальше, тянусь к оставленному на стойке бокалу с коктейлем.
Какая же я дура.
И что мне теперь делать?
Глава 22
Объективно — вечеринка в «Пенке» проходит ну очень удачно. Субъективно — мне кажется, что я в аду.
Ближе к полуночи Надежда берёт слово и произносит трогательную речь с благодарностями присутствующим за то, что помогли «Пенке» так быстро взлететь и так ярко зажечься. Потом все делают вид, что внимательно слушают традиционную пятиминутку президентских обещаний по телевизору, и вот уже куранты, хлопушки, конфетти, звон бокалов и громкое радостное «С Но-вым го-дом!» под аккомпанемент гимна. Примерно так я себе это и представляла.
Развлекательная программа набирает обороты, второй акт включает в себя новую порцию конкурсов, теперь уже с призами посерьёзнее, розыгрыш подарков и танцы. В кофейне становится жарче и веселее, гости мигрируют от столика к столику, собираются спонтанными компаниями у бара, обмениваются историями и шутками.
Сонька знакомит меня с какой-то важной девицей из редакции местного глянца, и через несколько минут я получаю заказ на фитодизайн пространства для школы женской журналистики. С Региной Покровской мы пересекаемся в очереди в туалет, быстро находим общий язык во время обсуждения ассортимента круглосуточных ларьков в радиусе ста метров от нашего дома и обмениваемся телефонами на случай, если кому-то из нас в два часа ночи понадобится соль, сода, что-нибудь сладенькое или поговорить. Ещё я делаю внушение Рите, чтобы та перестала постить в инстаграм «Пенки» видео с вечеринки, потому что настал тот момент, после которого некоторым гостям может быть мучительно стыдно. А всё остальное время я просиживаю, забившись в дальний угол стола, желая стать невидимкой и щедро пользуясь установкой Нади, что для сотрудников «Пенки» весь алкоголь в новогоднюю ночь бесплатен, но «помните, что нам ещё работать вместе».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})С этого места удобно наблюдать за Петром. Видеть, как он ловким движением руки придвигает стул к столику, за которым сидят Надежда с мужем Михаилом, и какое-то время они что-то весело обсуждают, будто освещая всё вокруг своими фирменными семейными улыбками на миллион. Смотреть, как он поддаётся уговорам племянницы и идёт с ней танцевать, позволяя ей встать ногами на свои отполированные до блеска ботинки и довольно хохотать, пока её крылышки за спиной трясутся в такт. Выглядывать в толпе его предплечье с красиво выступающими венами, виднеющееся из закатанного рукава пиджака; его кисть с фактурными костяшками длинных пальцев, зажимающих тумблер с виски; его тёмную макушку или краешек линии челюсти с тенью щетины. Любоваться его широкими плечами, уверенной походкой и тёплыми взглядами, направленными не на меня.