Золотая ложь - Барбара Фритти

– Когда я была у Бена, я видела фото, где сняты два моих деда. Уоллес Хатуэй пожимал руку деда на праздновании Нового года, очень, очень давно. Тебе не кажется странным, что они знакомы?

– Нисколько. Когда мой отец впервые приехал в Сан-Франциско, он устроился на работу в «Торговом Доме Хатуэй».

– Он работал у них? – удивилась Алиса. Интересно, когда она перестанет удивляться.

– Да, но совсем недолго. Это действительно было очень давно, до того, как они с твоей бабушкой открыли магазин трав. Когда я была маленькой, он ведь брал меня с собой на свою работу. На Рождество, когда мы приходили в магазин, там было так красиво, все сверкало огнями, кругом зеркала, нарядные люди. Моя мать никогда бы не пустила меня внутрь. Она говорила, что это не место для бедной девочки из Китайского квартала.

Алиса уловила тоску в голосе матери и подумала, не тогда ли родилась ее любовь. Не тогда ли возникло у нее влечение к Хатуэям, когда она была маленькой девочкой? Не поэтому ли у нее возник роман с женатым мужчиной двадцать с чем-то лет спустя?

– А бабушка и дедушка знают, что Дэвид Хатуэй мой отец? – спросила она.

– Нет, не знают, – сразу ответила Жасмин.

– Ты уверена?

– Да, абсолютно. Я никому не сказала.

– И отец никому не сказал?

– Нет, он держал в секрете. Он не мог допустить, чтобы его семья узнала.

– Ну, теперь они знают, – пожала плечами Алиса.

– Не хочу, чтобы в семье Дэвида из-за нас возникли неприятности, Алиса. Я обещала это Дэвиду.

– Я тоже его семья, – заявила она матери. – Я только что поняла знаешь что? – Она секунду помолчала. – Я – Хатуэй. И мне полагается владеть частью модного магазина, в котором ни один дюйм не принадлежал бедной девушке из Китайского квартала.

– Алиса, нет. Ты ни во что не должна вмешиваться.

Велико искушение, очень велико. Она могла доставить большие неприятности Дэвиду Хатуэю и его семье. Например, потребовать от него официальной отцовской поддержки, долю в бизнесе Хатуэев и в семейных капиталах. Без сомнения, она выиграла бы достаточно денег для поддержки матери и обеспечила себя на всю жизнь. Даже если она проиграла бы иск, то все равно есть способ не остаться внакладе – можно продать свою историю таблоидам за бешеные деньги. Сама Пейдж навела ее на такую мысль. Вот тогда Хатуэи получили бы по заслугам.

Ну, может, не все Хатуэи виноваты, не Пейдж, во всяком случае. Она кажется вполне доброжелательной. Между прочим, это Пейдж напомнила Алисе, что у матери могут возникнуть неприятности, если с ней свяжут пропажу дракона. Скорее всего, Пейдж заботилась о собственных интересах. Похоже, Алиса унаследовала ген Хатуэев, который заставлял то же самое делать и ее – отстаивать интересы матери и свои собственные и не обращать внимания на других.

– Я люблю его. Люблю тебя, – сказала Жасмин, прерывая ее мысли о плане вражды с семьей Хатуэй. – Алиса, послушай меня – я не хочу, чтобы ты боролась с Дэвидом и его семьей. Я этого не выдержу. Я согрешила. Если ты накажешь его, ты накажешь и меня…

– Ты уже достаточно наказана, – возразила Алиса.

– И ты тоже. Я хочу, чтобы ты жила, как ты хочешь, и там, где ты хочешь. Я против того, чтобы твоя жизнь строилась на боли и гневе. Ты много раз мне говорила, что знаешь, что тебе нужно, и ты знаешь, как это получить. Так получи. Но не причиняя боль Хатуэям. Я уже сделала это, причем гораздо сильнее, чем ты можешь себе представить.

Пейдж удивлялась, с какой быстротой Райли переключает передачи. При такой манере езды они вернулись в его квартиру на час раньше, и теперь он сидел перед экраном компьютера и стучал по клавишам в поисках дополнительной информации о драконе. Он, казалось, забыл о ней, об их поцелуе, о том, что они собирались продолжить этот поцелуй в уединении его квартиры. Они могли бы сделать это прямо сейчас. Очевидно, он передумал. Но почему?

Пейдж испытывала раздражение, беспокойство, ей немедленно нужны были ответы на вопросы, но недоставало смелости спросить прямо, поэтому она делала то, что и он. Они оба занимались расследованием тайны.

– Нашел что-нибудь? – спросила она.

Райли не ответил. Она даже не была уверена, что он слышал вопрос. Такое с ним уже бывало. Он отдавался на все сто каждой задаче, которую перед собой ставил, будь то штурм холма на горном велосипеде или исследования древнего артефакта. Ей нравилось в нем такое качество. Ей многое в нем нравилось. Что еще важнее, ей нравилось быть с ним.

Сидя на диване, Пейдж вытянула ноги, чувствуя приятную боль в уставших мышцах. Победа, которую она одержала, въехав на холм, придала ей уверенности в себе и прибавила самоуважения, чего Пейдж не испытывала давно. Она вспомнила похожее ощущение – во время учебы в колледже она два года провела в команде гребцов. Во время гребли ее тело, мышцы, разум испытывали нечто особенное. Она вспоминала прошлые несколько лет, когда приходилось решать одну важную задачу, потом другую. Но… Она потеряла свою цель. Просто ждала, считала уходящие минуты, надеясь на волшебный миг, когда она займет предполагаемое место в фирме.

Теперь Пейдж ясно поняла, что заметной фигурой компании нельзя стать, пассивно ожидая этого, ей придется потрудиться. Она не будет больше ныть, что у нее нет никаких серьезных обязанностей. Она сама должна найти себе дело и занять свое место в семейном бизнесе. Может быть, не должность генерального или финансового директора, поскольку эти места уже заняты, но делать что-то такое, что оставит след в компании. Она просто должна определиться, а потом двинуться к намеченной цели. Но сейчас она не могла сосредоточиться на мыслях о работе, потому что рядом сидел Райли и она думала о недавнем пылком поцелуе, который требовал продолжения.

Она очень хотела вытащить Райли из кресла и увлечь в постель, которую видела в полуоткрытую дверь спальни. Дрожь прошла по телу от этой мысли. Она не может сделать то, о чем думает, или может?

Ей пришлось взять себя в руки. Секс с Райли только все усложнит. Они никогда не станут парой. Или станут?

Даже если отбросить их прошлое, среду, в которой каждый из них вырос, что делать с нынешним положением обоих? Она может протестовать против стандартов жизни, принятых ее семьей, но не станет отрицать, что ей нравятся комфорт и материальное благополучие, дающее свободу, а также стремление приобщиться к высокой культуре – посещение театров, художественных музеев. И она хочет иметь настоящую семью – мужа, детей, счастливую семейную жизнь, о которой столько читала в книгах. А чего хочет Райли? Он любит своих бабушку и дедушку, но не позволяет себе сблизиться с кем-то еще. Она знала, какую глубокую, сильную боль доставила ему мать. Слишком глубокую, чтобы он мог доверять другой женщине?