Дети Барса - Дмитрий Володихин

— Что я хочу сказать, Аннитум… Ты прекрасна. Никогда я не видел женщины красивее тебя. Мои глаза, царевна, не хотели бы видеть это тем мертвым. Дай мне, Творец, счастья умереть до того!

Больше всего на свете ей хотелось ударить его. Крепко ударить. Так, чтобы потом болели пальцы. Но царевна сдержалась. На ум ей пришли два великих человека, умевших управлять людьми: мать и отец. Мать была соперницей, а отец — богом, но оба они владели искусством власти. Кроме того, оба умели сохранять самообладание и внешнее бесстрастие, борясь с волей тех, кто не желал подчиняться. Аннитум решила последовать их примеру. Она не размыкала уст, пока не убедилась, что может говорить спокойно. Только после этого царевна задала вопрос:

— Эбих Асаг! Твой долг означает повиновение. Сейчас это прежде всего повиновение мне, правительнице города по воле царей-братьев и нашего отца Доната. Оставь шутки и похвалы. Объясни мне, отчего ты пренебрег своим долгом?

Мужчина опустил голову. Кажется, губы его шевелились. Молится? Аннитум терпеливо снесла его молчание. Донат Барс как-то сказал: "Следует беречь столпы Царства». Мать тогда ответила ему: «Следует осторожно разговаривать с самыми сильными и опасными людьми Царства».

— Аннитум! Существует две правды. Одна совершенно ясна и по этой причине совсем не похожа на правду. Другая видна только мне одному, и я прослыву безумцем, если выскажу ее всю до конца.

— Начни с первой.

— Ты помнишь ту ночь, когда из города по твоему приказу ушла черная пехота? Вся, до единого бойца.

Она промолчала. Только в этот миг царевна поняла: этот мужчина имея над нею какую-то странную, противозаконную власть. Она… трепетала в его присутствии. Никак не могла определить, гневаться ли на его слова, прощать ли, принять ли их всерьез или сейчас же забыть, как неудачную шутку. Когда Асаг стоял рядом, она становилась подобна неверному порывистому ветру… Но довольно. Все это должно отойти в прошлое. Царевна знала, что именно будет говорить ей эбих. И только слабость зазвучит в его словах. Одна только слабость мягкого сердцем мужчины.

«Наши сердца холоднее — подумала она, — мы тверже. Они устали считать себя победителями. Мы — как раз научились. Они всегда хотят иметь резервы за спиной. Мы готовы драться, когда угодно и с кем: угодно".

Она почти испытывала сожаление, прощаясь с силой Асага.

— Пять дней я всеми силами противился отправке черных в столицу. И ты вывела их из города, когда я спал, когда я не мог остановить их.

— Да, эбих. И я была права.

— Ты можешь наказать меня, царевна, но ты ошибаешься. В городе не осталось никого, способного остановить Гутиев. Обычных солдат они погубят в первом же приступе. Твоих девушек, на которых ты так наденешься, положат, ничуть не испытав стыда. Я обязан сохранить город, предотвратить вторжение Гутиев на землю Царства и сберечь твою жизнь. Город падет, врата Царства откроются, ты погибнешь. Я не могу предотвратить этого.

Туг гнев Аннитум перестал быть ее личным делом и превратился в дело правления.

— Я не верю в это, но, даже если бы все было именно так, отчего ты не стал готовиться к битве? Отчего ты не пожелал продать свою жизнь и жизни твоих воинов подороже? Отчего ты не захотел убить как можно больше Гутиев, чтобы как можно меньше их угрожало сердцевине Царства? Отчего ты; эбих, Мир Теней тебя поглоти, ничего не сделал за эти дни и только налился вином по самые уши! А? А?

И она с удовольствием выругалась — теми словами, которые слышала разок у походного костра копейщиков и которые никогда не осмелилась бы произнести в присутствии матери.

Эбих не поднимал глаз. Аннитум крикнула, почти взвизгнула: «Ответь!» Добрая половина людей во дворе вздрогнули: голос правительницы обрушился на эбиха как плеть.

— Да, я виновен в этом… Я… по уши… только не в вине, а в дерьме. Наши сердца постарели… я, заливаю вином отчаяние вместо того, чтобы радоваться драке… ты… делаешь ошибки… каких бы делать не должна… Но кое-что я все-таки сделал… отправил сотника Дорта в Баб-Аллон… На лучшем коне… Еще тогда, наутро.

— Зачем? Ты ведь знал: я отдала командиру черных приказ не возвращаться в Баб-Алларуад, а выше моей воли — только царская.

— Я же говорю: прямо в Баб-Аллон. Бегун сообщит, что город взят, а мы с тобой мертвы. Тем скорее они придут сюда — отбивать ворота Царства.

Добравшись до вершины гнева, Аннитум делалась холодна, как дождливая ночь в конце месяца калэм. Тем и отличалась от братца своего Балле. Она усмехнулась:

— А не удариться ли нам в бега? А? Эбих? Тогда не умрем. Ты представить себе не можешь, как обрадуются нам в столице! Вернулись целыми и невредимыми… Правда, город гутиям подарили, ну так это мелочь, зато живы.

Асаг все-таки взглянул ей в глаза. И хотела бы Аннитум отыскать на его лице злости хотя бы на ячменное зернышко — любой настоящий мужчина разозлился бы сейчас. Но нашла только печаль. «Трус? — на миг заколебалась она. — Не может быть. Отец возвысил его».

— Мы не сбежим. Я не оставлю город и солдат, а ты мне не веришь и не поверишь. И есть еще вторая правда. Желаешь знать ее?

— Мне все равно. Но я слушаю тебя.

— Почти все эбихи умеют некоторые вещи, на которые не способны обыкновенные люди. Так же, как, наверное, и государи, и первосвященники, и высшие шарт…

— Я знаю. Дальше.

— Я могу чувствовать будущее. Кое-что… Моя мэ прервется до заката, а твоя — почти одновременно с моей. Таблица боя стоит у меня перед глазами. Она завершена до последнего клинышка, и завершена не в нашу пользу. Мы погибнем, и еще одно великое сражение будет здесь вскоре после нашей смерти. Я знаю. Оттого-то у меня и болит голова… просто иссякает мэ и надвигается поражение.

Он не мог быть прав! Да, Аннитум знала о способностях эбихов и кое-кого еще. Но… Асаг не может быть прав, иначе у нее действительно остается один выход — бежать, бежать… Так будет мудрее. Царству не нужна ее гибель. Души людей содрогаются, когда бывает пролита кровь царского рода. Но она никогда, ни за что не позволит себе отступить… Это значит — оказаться недостойной отца и слабее мужчин. Невозможно. Да и о чем разговор? Эбих Асаг никак не может быть прав.

— Ты! Был бы ты прав… и то я не оставила бы город и солдат. Не ты, эбих, а прежде всего я сама. Но ты не можешь быть прав… не можешь! и я способна доказать это.

Асаг смотрел на нее с прищуром. Задиристо. Почти нагло. Как сильный и драчливый мальчишка на сильную и драчливую девчонку. Быть не может! Эбих и правительница! Младший класс эдуббы! Но угадал верно, помет онагрий. Да. Будем драться. И ты получишь свое. И получишь как следует. За все эти дни. И за последнюю беседу — отдельно.