Простые вещи, или Причинение справедливости - Павел Шмелев

Держалась бодрячком, с коллегами ладила, к людям, особенно пожилым и детям была приветлива. Начальница, правда, частенько называла ее «дебилкой», но это не со зла, а в запальчивости. Бывает. Это Надю не беспокоило, а угнетало все чаще вот что — несбыточность планов, которым осуществиться не суждено. Добрая, некрасивая, но по-житейски неглупая Надя понимала, что в двадцать лет она пришла в тупичок своей маленькой жизни — никакого домика, от которого можно строить свое счастье у нее не будет. Никогда.

Нипочем ей столько денег не скопить, даже если повысят зарплату до десяти тысяч (ведь обещала начальница). Вот хотя бы пятнадцать? Но нету здесь такой работы для нее. А другие пути под запретом. Воровство отвратительно, даже умирая от голода, не взяла бы Надя чужого. Проституткой — брезговала, ради будущего ребенка хотелось в чистоте себя сохранить. Да не в этой, девической (интернат, какое тут девичество?), а в духовной. Так уж у нее устроилось внутри, не переделаешь.

И вдруг — это! А женщина оказалась симпатичная, глаза у нее лучистые, с искоркой. Мало кому доверять можно, но этой женщине (даже даме) — хотелось. Получилось же вот как…

Глава 54

Присутствовал у Натальи один ущербный моментик в Плане. Нестерюк зарегистрирован был по паспорту на улице Ленинской, в доме номер тридцать, квартира четыре. Невысокий (семь этажей), но с лифтом, восьмиквартирный дом просторно расположился в тихом переулке в историческом центре Излучинска. Будочка охранника, шлагбаум, подземная парковка, да и квартирки непростые. Двухуровневые, с соляриями, а кое-какие — с каминами. Метров по двести будут, так определила Наталья, прогуливаясь неподалеку. Задачка же стояла такая: всю почту, поступавшую по нестерюковскому адресу, надлежало перехватить. Корреспонденцию от «Цинама» оставить себе, остальное опустить в почтовый ящик. Осложнялось тем, что это «нужное» будет поступать заказным почтовым отправлением с уведомлением о вручении. Да и не мелким — пакеты листов формата А-четыре могли и бандеролью обернуться.

Путь был только один — в почтовое отделение, которое обслуживало этот адрес. И вернее всего было подобраться к почтальону. Его и выцеливала Наталья на этих прогулках, уже три дня праздно шатаясь, не мозоля глаза камерам, или сидючи в машине, или в кафе напротив. Удача улыбнулась на четвертый день, ошибка представлялась маловероятной: вон та молодая девушка, странноватая, плохо одетая, с холщовой сумкой через плечо и есть почтальон. На сумке — логотип «Почта России», кто, как не она?

Сапарова незаметно проводила девушку до почтового отделения, расположившегося в облезлой хрущевке неподалеку, за два квартала. Да, таков был центр Излучинска — фешенебельные апартаменты элиты рядом с провонявшими человеческим метаболизмом хибарами нищеты. А кое-где и настоящие засыпные избушки попадались, еще довоенные. Колонка артезианской скважины на перекрестке, туалеты во дворах, цепные дворняги в будках, ржавые «москвичи» за дощатыми, поросшими лебедой воротами. Убого, миленько, стиль кантри. И на размышления наводит: мэр, губернатор, Президент! Где деньги? Ушли на Олимпиаду в Сочи, «Сахалин-2» или «Северный поток»? Можно спросить у той старухи, выносящей из барака помои — горда ли она квадратными километрами пустующих ледовых арен и треков «Формулы-1» в Сочи? Да она оскользнулась на гнилых досках настила, упала! Тут уместно осведомиться — довольна ли проектом крупнейшего в мире атомохода «Арктика» стоимостью (и выговорить страшно) сто двадцать два миллиарда рублей? Нет? Ей бы горячую воду в общую душевую и крыс вывести. Ну, это ничего. Это как раз потерпит.

Девушка появилась лишь в восьмом часу вечера. Накрапывал дождик, уже конец сентября. Наталья, подняв зонт повыше, вышла на тротуар.

— Здравствуйте. Позвольте у вас спросить — вы работаете на почте?

Девушка ответила не сразу, несколько секунд разглядывая незнакомку средних лет. Потом кивнула:

— Да. Но рабочий день закончен.

— Меня зовут Валентина Сергеевна. Можно просто Валя, — Сапарова протянула ладонь, глядя в глаза собеседнице. — А вас?

Ответное рукопожатие было мускулистым, а рука девушки теплая, чуточку шершавая. Обручальное кольцо отсутствовало.

— Надежда.

— Надя, у меня важное дело. Я ехала сюда, чтобы посоветоваться с кем-то, кто в этом понимает. К сожалению, опоздала. Дело срочное, а ваша почта уже закрыта. Поможете мне?

— Попробую.

— Давайте зайдем вон в ту кофейню, а то промокнем. Я вас угощу чаем, вы ведь тратите на меня время. Не возражаете?

Надя пожала плечами. Тетка странная, но не опасная, на маньяка не похожа. Да и сама Надя, сказать прямо — не Белоснежка, хотя гномов вокруг пруд пруди. Рука же у нее тяжелая, тренированная, врежет — и мужику мало не покажется, ученая уже. Кивнула:

— Пойдемте. Только недолго.

В заведении народу было мало — центр города к вечеру затихал. Наталья заказала два жасминовых чая. Надя равнодушно разглядывала обстановку.

— Надежда, разговор у нас будет доверительный и деликатный. Будет лучше, если вы сразу посмотрите мои документы. Берите, берите. Это водительское удостоверение, — Наталья протянула девушке пластиковую карточку. — Паспорт не могу показать, он на переоформлении, мне сорок пять лет будет через неделю.

— Женщина, я вам верю, верю, — Надя хмурилась, чувствовала себя неловко, но удостоверение взяла, повертела в руках, вернула. — Что вы хотели?

— Да, извините. Перейду к делу. Я хотела помощи. У меня есть ребенок. Девочка, ей одиннадцать лет. Зовут Вика… Вот, кстати, фотография. Правда, хорошая? Это она на соревновании по бальным танцам.

— Да, красивая девочка. И платье симпатичное.

— Ага, мы вместе шили, на бабушкиной машинке «Зингер». И блестки пришивали вместе. Четыре часа строчили, переделывали, ругались, а потом смеялись, представляете? — Наташины глаза лучились счастьем. — Это финал областного конкурса. Жаль, что не победили, но все равно мы так рады тому, что участвовали, это большое достижение. Мальчика зовут Максим, они танцуют румбу.

Наталья увидела, что собеседница оттаивает на глазах. Пока сложно понять причину. Мечтала о танцах? Из неполной семьи? Не может иметь детей? Но двигаемся в правильном направлении, надо додавить. С души воротит, а надо.

— Как хорошо у вас с дочкой все складывается, — Надя впервые за время беседы открыто улыбнулась.

— Хорошо, да не совсем. Знаете, Надя, я же потому и пришла на вашу почту. Тут вот какое дело. У Виктории есть отец. Он… плохой. Отец плохой и муж плохой. Очень много зарабатывает, у него бизнес, дом за границей, яхты, машины. Мы давно не живем вместе, знаете — его любовницы, какие-то сомнительные связи, пьет. Мне тяжело говорить, но… он меня бил. И вот, он хочет отнять у меня дочь.

— Как — отнять? — встрепенулась Надя. — Вы же мать?

— Он увез ее в Польшу. И там подал в суд. На развод и лишение меня родительских прав. Он утверждает, что я наркоманка, но это же абсурд! Что я пропиваю деньги, которые он дает на дочь. Это, конечно, тоже ложь — посмотрите на меня, я похожа на алкоголичку?

Надя сочувственно разглядывала собеседницу. Свежий цвет лица, чистая кожа, ухоженные руки, новая прическа… Нет, на вместилище пороков ее визави не походила.

А Сапарова, она же Валентина Сергеевна, вздохнув, тихо продолжила:

— Конечно, в России все было бы по-другому, хотя сейчас я уже ни в чем не уверена. Сейчас так все складывается, что я могу потерять дочь навсегда. А вы можете мне помочь.

Надя Наумова растерялась.

— Да чем же я вам помогу? Есть полиция, есть эти… Омбудсмены. Астахов там, еще кто-то.

— Это фикция. Ничем они не помогут. А помощь вот какая. Он ведь живет здесь. Вот в том доме. Нестерюк Константин Викторович, так его зовут. И, наверное, ваша почта его дом обслуживает.

Девушка решительно замотала головой и отодвинула чашку.

— Я поняла. Вы хотите, чтобы я воровала почту. Вы вообще понимаете, о чем просите? Это нарушение. Даже преступление. Есть тайна связи, нас инструктировали много раз. Да меня уволят! Нет, нет. Не просите. И знаете, что? Я уже пойду.

Наталья, ожидавшая такой реакции, сдержанно возмутилась:

— Да вы что, Надя! Разумеется, я не стану вас просить о таком. Кстати, сколько вам лет? Вы не похожи на дочь, живущую с родителями.

— Двадцать. А родителей у меня нет, я детдомовская.

Неожиданно для себя Наталья, действуя по наитию, накрыла своей ладонью руку девушки. Все стало ясно как божий день. Простая девушка Надя, душевным своим складом напоминающая жеребенка, воспитанного на псарне, раскрылась аурой цвета имеретинского шафрана. Сапарова хотела дать ей немного денег, тысяч двадцать. А теперь передумала.