Пароход Бабелон - Афанасий Исаакович Мамедов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам, вероятно, известно состояние, когда тебя мучит страшный сон, а убежать ты не в силах, потому что ноги стали ватными, и ты умышленно затягиваешь пробуждение? – Родион Аркадьевич протянул ему руку. Комиссар пожал ее. Рука была горячей и липкой. – Весною запахи не разгадываются, а осенью – в один сливаются, вероятно, оттого и на душе такая хмарь, что хоть из себя вон беги.
– Что это вы так, Родион Аркадьевич, удручены и взволнованы?
– А что, разве совсем не от чего? – Он подержался за мочку уха, словно этим жестом отгонял от себя злых духов.
– Полагаете, вокруг вас одно страшное зверье? Небось об этом и с ясновельможным паном беседу держали после того, как мы стол покинули?
– Помилуйте, господин комиссар, простите, товарищ комиссар. А можно я вас по имени-отчеству?..
– Можно. Вам можно, Родион Аркадьевич.
– Я, видите ли, Ефим Ефимович, давно как ничего не полагаю. И в моем нынешнем положении было бы странно что-либо полагать.
– Что ж так?
– Три века, девять банков, ни пророка, ни отечества. Одна гостиница на всех, и одно на всех прекраснодушие. Человеку неглупому, коим вы, вне всякого сомнения, являетесь, нет надобности озвучивать ту цену, какую мы все сегодня платим за дарвинскую обезьянку внутри нас.
– Тогда к делу, потому как час поздний.
– Час, Ефим Ефимович, чтобы вы знали, давно уже ранний. – Родион Аркадьевич постучал папироской по только что распечатанной коробке «Табачной фабрики № 2», по всей вероятности купленной в трактире. Комиссару показалось, что до того момента, до этого движения пальцев вверх-вниз, имелся лишь один только голос Родиона Аркадьевича, тело же как бы отсутствовало. Он даже поймал себя на том, что пристально вглядывается в его английский костюм: есть ли под ним что-то материальное, что можно назвать Родионом Аркадьевичем?
– Не вы ли, случайно, в окошко флигеля моего давеча заглядывали?
– Именно что я. Однако ж то, смею вас заверить, совсем мимо дела нашего.
– Помилуйте, как же так – «совсем мимо», коли вы следили за мной?
– Мимо-мимо!.. Потому как не следил вовсе, а лишь интересовался, где вы пребываете, после того как эта история на обеде развела нас.
– Вряд ли бы вы стали так говорить со мной при моих товарищах.
– Это, несомненно, так и есть, потому что ваших товарищей слово мое совсем не касается. Потому что, заметьте, Ефим Ефимович, единственно вам доверяю и единственно вам симпатизирую на этой территории. Я ведь с одной лишь мыслью уберечь вас.
– Что, опять тьма египетская? – и задумался: «Сколько ему лет? Сорок? Пятьдесят? Пятьдесят пять?»
– Полно, Ефим Ефимович, я бы на вашем месте не иронизировал. Тем паче сейчас, когда вы с Нюрочкой оказались тесно связанными…
– Простите, Родион Аркадьевич, но я на своем месте, вы – на своем.
– Я и на своем не иронизировал бы. И сейчас, и потом, и вообще, в будущие годы, если таковые для нас с вами наступят, в чем я уже немало сомневаюсь.
– Не пойму, в чем ваши интересы?
– Не поверите, Ефим Ефимович, в том-то и дело, что сходятся наши интересы.
– Любопытно. Каким же образом? – поинтересовался комиссар и подумал, что Родион Аркадьевич в своем английском костюме и в рубашке с запонками не только бодрствует, но и, вероятно, спит.
«Нет, он есть, он тут, он явно телесно присутствует. Из такого бы снайпер знатный получился. Со снайперами беда совсем, снайперов не хватает. И прицелы наши не те. Германским стеклам сильно уступают. А у поляков – германские во все время кампании. Бьют нас, как птенцов».
– Вы к себе?
– Хотел чуток поспать, да, видимо, уж не получится.
– Я вас провожу.
– Если вам так удобнее. Скажите, вы ведь в трактире за кем-то наблюдали?
Но Родион Аркадьевич ответил вопросом на вопрос:
– Как вы думаете, Ефим Ефимович, где сейчас Войцех?
– Я не знаю, но полагаю, вы знаете.
– В том-то и дело, что и я не знаю. Никто не знает. Представляете?!
– Но кое-какие соображения у вас, вероятно, имеются, иначе б вы не начали сейчас с Войцеха, который, к слову сказать, лично мне безразличен.
– Лично вам он никак не может быть безразличен.
– Отчего вы в том так бесповоротно уверены?
– Оттого, Ефим Ефимович, что я по природе своей отличаюсь от большинства людей.
– Вы ведь не станете рассказывать мне о ваших скитаниях по Кавказам с каким-то там учителем-магом? Запамятовал, как его? Джордж Иванович?
– Запамятовали – ничего страшного, это не суть как важно, утомлять вас своими рассказами не стану.
– Вы меня неправильно поняли. Прошу вас, не обижайтесь.
– Ефим Ефимович, вы в имении недели не будет, как стоите, я же – второй месяц коротаю. Есть здесь нечто такое, что меня глубоко волнует, и я бы даже сказал, настораживает.
– Например?
– Исчезновение Войцеха… Станете возражать?
– Войцех, если он действительно исчез, то совсем недавно. Дальше.
– Управляющий со своими голубями… Меня смущает то обстоятельство, что птицы в небе появляются не по одной птичьей надобности…
– По чьей же еще тогда?
– Это я и пытаюсь установить.
– Вы хорошо разбираетесь в голубях?
– Будете в Москве – заходите. Покажу вам московские голубятни.
– Кажется, вы собирались покинуть Советскую Россию.
– Это я к слову.
– Хотите сказать, что плескание голубей в небе используется в качестве передачи условных знаков?
– Окрас, количество, но главное – время, в какое птиц выпускают!.. Да еще вот ленточки. Вы не замечали, что у некоторых из них цветные ленточки на лапках?
– Родион Аркадьевич, я не располагаю временем любоваться в бинокль на панских голубей. Дальше!
– Дальше, если вы желаете знать – пасть медведя используется как тайник…
– Какого медведя?
– Того самого, Ефим Ефимович, мимо которого вы давеча поднимались и спускались по лестнице. Старуха им пользуется. Вероятнее всего, она последнее звено. Перед нею еще два как минимум.
– С чего вы взяли? Откуда у вас такие предположения?
– Про тайник? От Нюры. Она случайно заметила. Вчера чистила серебро и заметила, когда выходила из дома. О том и поведала нам с Ольгой Аркадьевной, из-за чего мы и припозднились. Если я прав, ваш пьяный друг сильно расстроил чьи-то планы.
– Когда у вас появились все эти подозрения?
– При вхождении вашего полка в имение.
– Это серьезно?
– Более чем. Полагаю, вы и ваши товарищи будете отрезаны от своих и уничтожены.
– Вероятно, желаете, чтобы на основании высказанных вами предположений я задержал
