Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз

Термин «морфология», охватывающий как словоизменение, так и словообразование, был введен в лингвистику в девятнадцатом веке. (Сам термин, по-видимому, изобретен Гёте и впервые применен в биологии к изучению форм живых организмов; как мы видели в первой главе, с середины девятнадцатого столетия на лингвистику весьма значительное влияние оказывала эволюционная биология.) Причина того, что в этот период в грамматики западных классических языков был введен раздел словообразования, заключается в том, что филологи-компаративисты (в значительной мере под влиянием ставших доступными для них санскритских грамматических трактатов) стали интересоваться систематическим изучением образования слов в историческом аспекте. Стало, в частности, ясно, что словоизменительные и словообразовательные процессы имеют много общего.

Но в классической грамматике разграничение между словоизменением и словообразованием является абсолютно фундаментальным. Тогда как singing — только форма слова sing, обусловленная синтаксически, singer — это другое слово с собственным набором форм, или «парадигмой» (ср. § 1.2.3). Тот факт, что singing и singer с точки зрения их образования можно рассматривать как состоящие из «корня» (или «основы») sing и суффикса ing или ег (оба способа образования равно продуктивны в английском языке), затемнялся различием в трактовке, связанным с теоретическими представлениями классической грамматической науки. Стандартные словари английского языка (и большинства других языков), основанные на предположениях классической грамматики, приводят производные формы как разные слова, но не перечисляют регулярные словоизменительные формы, которые могут быть выведены посредством обращения к «парадигмам», установленным общепринятой грамматикой этого языка. В последующих главах станет ясно, что многое из того, что традиционно называют словообразованием, в генеративной грамматике английского языка можно и должно объединить с синтаксическими правилами. Пока, однако, мы оставим в стороне вопрос о словообразовании и рассмотрим более подробно понятие «слова».

5.4.3. НЕОДНОЗНАЧНОСТЬ ТЕРМИНА «СЛОВО»

Термин «слово» использовался в предыдущих параграфах в трех совершенно различных значениях. Первые два значения легко разграничиваются на основе понятия «реализации» (см. § 2.2.11). Точно так же, как мы должны отличать морф как фонологическое (или орфографическое) представление морфемы, мы должны различать фонологические (или орфографические) слова и грамматические слова, которые они репрезентируют. Например, фонологическое слово /sæŋ/ и соответствующее орфографическое слово sang репрезентируют определенное грамматическое слово, которое традиционно называют «прошедшим временем от sing 'петь'»; с другой стороны, фонологическое слово /kʌt/ и соответствующее орфографическое слово cut репрезентируют три разных грамматических слова: «настоящее время от cut 'резать'», «прошедшее время от cut» и «причастие прошедшего времени от cut». Уже упоминалось, что фонологические и орфографические слова в английском языке обычно находятся в одно-однозначном соответствии друг с другом в том смысле, что они репрезентируют одно и то же множество (из одного или более) грамматических слов (ср. только что приведенные примеры). Но имеется некоторое количество случаев (а) одно-многозначного или (b) много-однозначного соответствия между фонологическими и грамматическими [36] словами: ср. (a) /poustmən/ : postman 'почтальон', postmen 'почтальоны'; /mi:t/ : meat 'мясо', meet 'встречать' и т. п. (b) /ri:d/, /red/ : read («настоящее время от read 'читать'», «прошедшее время от read», NB: /red/ также находится в соответствии с орфографическим словом red 'красный', a /ri:d/ — с орфографическим словом reed 'тростник'). Многие другие языки, помимо английского, правописание которых является, как обычно говорят, лишь отчасти «фонетическим» (в неспециальном употреблении термина «фонетический»), дают аналогичные примеры одно-многозначного и много-однозначного соответствия между фонологическими и орфографическими словами (ср. § 1.4.2).

5.4.4. СЛОВО И «ЛЕКСЕМА»

Существует третье, более «абстрактное» употребление термина «слово». Именно это употребление мы использовали выше, когда говорили, например, что в традиционной грамматике singing — только форма слова sing..., тогда как singer — это другое слово с собственным набором форм, или «парадигмой»; и то же, более «абстрактное» значение неявно подразумевалось в нашем обозначении sang как «прошедшего времени от sing». Современные лингвисты иногда не учитывали или даже осуждали это более «абстрактное» употребление. Блумфилд, например, считает «неточной» школьную традицию обозначать единицы типа book 'книга', books 'книги' или do, does, did, done как «разные формы одного и того же слова». Но именно сам Блумфилд повинен здесь в неточности. Только от нас зависит, каким образом мы определим термин «слово». Важно не смешивать названные три значения. Современные лингвисты не всегда последовательно делали это и в результате часто неправильно толковали традиционную грамматическую теорию. В классической грамматике термину «слово», несомненно, придавалось более «абстрактное» значение. Однако, поскольку многие лингвисты употребляют теперь термин «слово» по отношению к таким фонологическим или орфографическим единицам, как /sæŋ/ или sang, с одной стороны, а с другой — по отношению к представленным ими грамматическим единицам (далеко не всегда различая даже эта два значения), мы введем еще один термин — лексема — для обозначения более «абстрактных» единиц, реально представленных различными флективными «формами» в соответствии с требованиями синтаксических правил, участвующих в порождении предложений. Символически мы будем отличать лексемы от слов путем использования заглавных букв. Так, орфографическое слово cut представляет три разных флективных «формы» (то есть три разных грамматических слова) лексемы CUT.

В последующих разделах этой книги мы будем употреблять термин «лексема» только тогда, когда из контекста не ясно, какое значение термина «слово» имеется в виду. Жаль, что современная лингвистика не последовала традиционной практике определения слова как более «абстрактной» единицы.

5.4.5. «АКЦИДЕНЦИЯ»

Имеет смысл несколько подробнее остановиться на особенностях использования термина «форма» традиционной грамматикой. Мы уже видели, что обоснованное Соссюром противопоставление «субстанции» и «формы» следует отличать от противопоставления этих терминов, проводившегося Аристотелем и схоластами. Мы не будем вдаваться в подробности Аристотелевой метафизики с ее терминологически богатой системой разграничений («субстанция», «материя», «форма», «сущность», «существование» и т. д.), хотя следует отдавать себе отчет в том, что классическая грамматика основывается на метафизических допущениях, довольно близких философии Аристотеля. В частности, она предполагает разграничение между «существенными» и «акциденциальными» свойствами предмета. Например, быть разумным и иметь две ноги — это часть «сущности» человека, тогда как то, что у отдельного человека рыжие волосы или голубые глаза, представляет собой случайный, или «акциденциальный», факт. Подобным же образом слова, встречающиеся в предложениях, имеют те или иные «акциденциальные» свойства (например, существительные стоят в единственном или во множественном числе, глаголы — в настоящем, прошедшем или в будущем времени и т.д.); «парадигмы» грамматик (вместе со списками исключений) описывают «формы» слов различных классов. Лексемы («слова» традиционной грамматики) представляют собой лежащие в основе инвариантные единицы, рассматриваемые в отвлечении от их «акциденциальных» свойств: лексемы — это «субстанции», проявляющиеся в различных «акциденциальных» «формах». Отметим, что именно эта концепция является источником взглядов Роджера Бэкона, которого мы цитировали выше (см. § 1.2.7): «Грамматика по существу [substantially] одна и та же во всех языках, хотя и может несущественно [accidentally] варьироваться». Именно эта концепция объясняет традиционный термин «акциденция», обозначающий то, что мы называем «словоизменением» (или «флексией»): строго говоря, слова «флектируют» (то есть изменяют свою «форму»), согласно своей «акциденции» (от лат. accidentia 'случайные свойства'). Классические грамматики предполагали, что «акциденциальные» свойства лексем, подобно «акциденциальным» свойствам чего бы то ни было во Вселенной, можно классифицировать по ограниченному набору «категорий» (ср. § 7.1.1). Более пространное изложение оснований классической грамматики, нежели то, которое допустимо в вводном курсе подобного рода, показало бы, что последовательное применение системы Аристотеля к описанию языка не всегда возможно. Данного краткого рассмотрения достаточно для того, чтобы пролить свет на традиционное понятие «слова». Как мы увидим в дальнейшем, традиционный взгляд на «слово» (или лексему), лишенный своего метафизического содержания, заслуживает более сочувственного понимания, чем то, которое он получает со стороны большинства современных лингвистов.