У кладезя бездны - Александр Афанасьев

У Крис была идеальная по модельным меркам фигура — девяносто — шестьдесят — девяносто — но она никогда не старалась это подчеркивать, потому что с детства держала имидж «своего парня». Она просто не осознавала своей сексуальности, и когда в Ницце ей пришло в голову выйти на променад в коротком платье, отчего случилась одна авария, и многим мужчинам потребовалось вправлять вывихнутую челюсть — она искренне недоумевала — а чего это они. Она одно время носила короткую стрижку «каре», потому что так за волосами было удобно ухаживать, и они не мешались — но сейчас отрастила длинные волосы и ей это шло. Ее лицо больше было похоже на лицо славянки, только глаза типично британского, неопределенно-серого цвета, взгляд прямой и честный. Она почти не пользовалась косметикой и носила такую одежду, в которой ей было удобно. В Лондоне у нее был парень, но она его не видела довольно долгое время.

Как фотокорреспондент и журналист, работающий на CNN — она прибыла в Рим несколько часов назад, таможню прошла без особых проблем — правда итальянский таможенник первый раз поставил визу себе на столешницу и только потом — на паспорт с британским геральдическим львом. Ее добыча на сегодняшний день — ватиканские кардиналы, у которых, как она подозревала, скопилось кое-что на черный день. И которые — пылали любовью к детям, девочкам и мальчикам, причем любовью отнюдь не чистой. Когда она получала задание в редакции — ее чуть не вывернуло наизнанку…

Все произошло случайно. При ней была фотокамера Олимпия и набор объективов, в том числе для дальней съемки. Она начала настраивать камеру, проверяя, не сбились ли настройки, как камера перенесла полет и просвечивание рентгеновским аппаратом. Для этого — она устроилась в укромном месте и стала рассматривать толпу, меняя объективы. Надев «N 2 дальний» — британцы обожают помечать любую вещь номерами, страсть к порядку и упорядочиванию у них в крови — она начала рассматривать толпу, подстраивая резкость. И увидела…

Господи Боже…

Она прекрасно помнила этого человека. Потому что в месте, которое называлось Хрустальный дом, и куда она раз в три дня приходила для того чтобы присутствовать на общей пресс-конференции — этот портрет висел выше всех на доске, где находились портреты особо разыскиваемых русской оккупационной администрацией лиц. Этот человек числился в списке разыскиваемых под номером один, и за него была назначена награда. Полмиллиона русских рублей золотом или в любой валюте мира по выбору обратившегося за наградой за голову этого человека, живого или мертвого. Сто тысяч русских рублей золотом или в любой валюте мира по выбору обратившегося за наградой за информацию, которая может оказаться полезной для поимки этого человека. Русские так и не смогли найти этого человека. Хотя искали — она сама, своими глазами видела, кто его искал, и как его искали…

Прежде чем она успела осознать, что она делает, она обнаружила, что уже стоит в очереди на самолет. Тот самый — самолет.

Продавец билетов авиакомпании Алиталия за фирменной стойкой улыбнулся ей дважды — сначала механически, а потом уже искренне.

— Чем могу служить?

— Мне нужен билет на самолет — выпалила Крис

— Какой самолет, синьорина?

— Ну…

Она моментально придумала, что сказать

— Синьора, пожалуйста… Тот синьор. Лысый и в темных очках.

На лице молодого продавца билетов отразилось искреннее разочарование. Почему то большинство красивых женщин оказываются именно синьорами, а не синьоринами.

— Который был перед вами, синьора.

— Да… Видите ли… это мой муж… и он летит непонятно куда и не сказав мне. Я хочу своими глазами увидеть… куда он летит и что этот мерзавец будет там делать…

Жест, который сделала Крис, получился чисто случайно. У нее горели уши от вороха вранья, которое она вывалила на беднягу за последнюю минуту, и она подняла руку, чтобы поправить волосы. Но продавец истолковал ее жест как жест кое на что намекающий. Итальянец, касаясь в разговоре своего уха, намекает на обстоятельства, связанные с содомией. В Италии такое было… в Европе содомию называли «любовью по-итальянски». Но еще больше этой мерзости было в Египте, которая после ухода англичан, заложивших, так сказать основы — превратилась в настоящую столицу содомии. А именно в Каир — подозрительный синьор и купил билет, причем без предварительного заказа, переплатив у стойки чуть ли не вдвое. Все содомиты Европы летали туда на развлечения выходного дня — благо эта страна не требовала виз, и по всей стране было полно гомосексуальных борделей с детьми. Нищета и жуткое расслоение общества по доходам вкупе с привнесенными британцами традициями и валом туристов — заставляли родителей отдавать своего сына в такое мерзкое место, чтобы поднять оставшихся.

Итальянец сделал большие глаза. Он просто представить не мог, как синьор, имеющий такую молодую и очаровательную супругу, мог развлекаться таким мерзким и отвратительным образом. Вот что деньги делают…

— Конечно, синьора. Он… вылетел в Каир.

— Билетик на этот рейс найдется?

— Сейчас посмотрим, синьора

Продавец пощелкал клавишами компьютера

— Боюсь… только в первый класс, синьора.

Крис мысленно ужаснулась. Редакция никогда не оплатит ей билет в первый класс, тем более купленный у стойки с огромной переплатой. Но она была не из тех, кто отступает.

— Выписывайте.

Она боялась, что продавец потребует паспорт, и ее обман откроется в мгновение ока… все-таки она была журналисткой, а не разведчиком и не умела профессионально лгать. Но продавец не потребовал паспорт. Потому что итальянцы требуют паспорт только при оформлении мест в экономический и бизнес-класс, первый класс можно купить без паспорта, были бы деньги. Итальянцы умеют делать бизнес и привыкли к византийским интригам одиноких мужчин, в том числе и тех, кто летит в Каир. Просто плати — и лети…

У арки металлоискателя — итальянский таможенник — недоуменно посмотрел на ее паспорт.

— Каир, синьора? Вы хотите закрыть визу?

Недоумение таможенника было понятно — у Крис была итальянская четырнадцатидневная «деловая» виза, она стоит довольно дорого и закрывать ее через два часа после открытия… Не проще ли тогда было купить транзитную, она стоит на порядок дешевле.

— Да, я хочу закрыть визу — нервно сказала Крис

Таможенник пожал плечами и сделал отметку. Ему было лет шестьдесят, он уже мало интересовался женщинами и имел большой опыт работы в таможне. Поэтому по паспорту штампом попал с первого раза, и не глядя…

В первом классе Алиталии было просто роскошно…

Итальянцы создали атмосферу изнеженного и развращенного Рима периода упадка. Даже с мраморными колоннами — или их имитацией, но имитацией классной, даже на ощупь как настоящие. Этот рейс был короткий и его обслуживал новенький Юнкерс-500, двухпалубный, но с двумя двигателями, а не с четырьмя, как гигантский трансатлантический шестисотый. Первый класс был больше, чем в обычных самолетах, он занимал две трети верхней палубы. И он был заполнен почти полностью: после того, как итальянское правление в Сомали постигла катастрофа, развлекаться летали в Египет. В Триполитанию тоже — но в Триполитании в основном работали. Нефть…

Крис довольно давно летала в первом классе. Последний раз — еще с отцом на трансатлантическом Боинге компании Пан-Американ. Отец был послом Великобритании в Вашингтоне, потому что она, чистокровная англичанка выросла в Америке и считала себя наполовину американкой. Первый класс в Пан-Американ был роскошен — но даже там не догадались нарядить стюардесс в древнеримские туники, а стюардов — в рабов: в САСШ за это профсоюз просто подверг бы компанию бойкоту, а сами работники — подали бы в суд и отсудили бы немалую сумму денег. Но здесь, на борту Алиталии — обслуживающий персонал был одет именно так.

Она старалась не смотреть в сторону того человека…

— Синьорина…

— А? — она дернулась

Молодой стюард расставлял перед ней завтрак на откидном столике. Овечий сыр, оливки… господи. В Пан-Американ даже в первом классе — не избавились от гнусной привычки подавать размороженные блюда. И даже русская икра не спасала положение…

Рейс был коротким, буквально пара — тройка часов и ты уже в Каире. Она лихорадочно размышляла, что ей делать.

У нее не было определенных политических пристрастий и ее нельзя было признать горячей поклонницей романовской России, скорее наоборот. Она не испытывала к ней и ненависти, как многие в высшем свете Великобритании. Она знала, что в России не все хорошо со свободой слова, демократией и правами человека, что люди там не имеют права избирать власть, а Государственная дума в отличие от британского Парламента является чисто совещательным органом и Его Величество имеет право принять решение независимо от того, какое решение примет Дума и не давать никаких объяснений по своему решению. Знала она и то, что Россия оккупировала весь Ближний Восток и подавляет местное население. Однако она несколько раз летала с пересадками в Санкт-Петербурге и Константинополе и не заметила никаких признаков того, что люди чем-то недовольны. Полиции почти не было видно, были военные, они возвращались гражданскими рейсами, их часто встречали подружки и целые семьи. Торговали магазины, люди занимались своими делами, было много такси, которые здесь назывались «мотор» или «извозчик». Единственно, что свидетельствовало о диктатуре — в аэропортах были большие портреты Царствующего Государя в полный рост: в Санкт-Петербургском в церемониальной форме, а в Константинопольском — в военной форме с наградами и знаками отличия, которых было на удивление мало. Русский Император показался ей на удивление молодым, но в то же время по-мужски привлекательным, чего нельзя было сказать ни об одном британском или североамериканском политике. В нем, даже изображенном на портрете чувствовалась мужская сила и непреклонность — и в то же время почти не чувствовалось некоей торжественности. Ореола власти. Крис заметила, что никто кроме военных не обращает внимания на эти портреты — висят себе и висят…