Великая гендерная эволюция: мужчина и женщина в европейской культуре - Евгений Елизаров

Остается добавить: эти отношения могут быть перепутаны настолько, что сеньор одного вассала может быть одновременно его же вассалом по владению каким-то другим феодом. (Но ведь и в родственных отношениях далеко не все подчинено строгому порядку, и выражение «муж – глава, жена – шея» достаточно красноречиво показывает то же отсутствие единой субординации при сохранении полного согласия и гармонии.)

Таким образом, социум перестраивается после распада античных государств, но и в формировании новой системы социальных связей основополагающим принципом остается принцип семейного строительства, устройства какого-то единого сверхбольшого «дома», образуемого союзами патриархальных родов. Если в концепции исторического материализма Маркса феодализм рассматривался как общественно-экономическая формация, предшествовавшая капитализму, то есть обязательная стадия развития, которую проходит любой социум, то современная историческая наука характеризует его как социальную систему, которая существовала только в Западной и Центральной Европе в эпоху средневековья. (Что, конечно же, не мешает видеть отдельные черты феодализма и в других регионах мира, и в другие эпохи.) В основе феодализма лежат не только отношения собственности на главный ресурс экономики, землю, но еще и межличностные отношения: вассала и сеньора, подданного и сюзерена, крестьянина и крупного земельного собственника. В свете же нашего анализа важно то, что в этой системе вполне явственно проступают старые патриархальные принципы, согласно которым только на главу дома замыкаются практически все социальные контакты. Только он сохраняет за собой право непосредственной коммуникации с социумом, все остальные действуют лишь от его имени. Финал-апофеоз этой тенденции – формирование абсолютистских централизованных государств.

Выводы

1. К распаду Римской империи все связанное с кровным родством в эволюционирующей патриархальной семье, окончательно уступает место социокультурным факторам. Вместе с этим из семейных отношений большей частью уходит и то главное, что составляет содержание межпоколенной коммуникации, – включение человека в интегральный поток взаимопревращений «слова», «дела» и «вещи». Ей остается только то, что связано с передачей родового статуса.

2. Каждый из тех, на кого не переключаются социальные контакты главы дома, вытесняется не только из своей семьи, но, в значительной части, и из единой системы социальной стратификации (или, по меньшей мере, несет ощутимые статусные потери). Отсюда главной целью для них становится обретение места в ней, отвоевание права на «свою», то есть достойную их амбиций, часть совокупного ресурса социума.

3. Вытеснение родителя из единого межпоколенного коммуникационного потока и передача сертифицированным агентам социума функции введения в него нового человека сочетается со стремлением государства как можно раньше вытолкнуть его в самостоятельную жизнь. Цель в том, чтобы индивид стал ответственным исключительно перед социумом и его ценностями, но для этого он должен быть как можно раньше вырван из семьи и остаться вне ее защиты.

4. Продолжающаяся утрата ключевых функций патриархальной семьи как самостоятельного субъекта развития равносильна ее отмиранию. Социум, вторгаясь в ее жизнь и в жизнь индивида, пожирает семью. Отсюда глубинный инстинкт самосохранения рождает встречную реакцию, которая направлена на то, чтобы вернуть утрачиваемое путем подчинения ей самого социума. Формированием института клиентелы (которая в разных культурах может принимать самые разные обличья), и одновременным строительством брачных союзов этот субъект стремится распространить свои ценности и свою юрисдикцию за пределы патриархального «дома». Таким образом, семья, уступая практически все свои функции социуму и его институтам, продолжает перестраивать сам социум по собственной мерке.

5. Встречное взаимопоглощение семьи и социума в огромной степени способствует рождению системы вассалитета и преобразованию общественных отношений в феодальные.

6. В условиях, когда этническая пестрота завоеванного мира начинает подавлять культуру правящего слоя, даже язык которой неизвестен подавляющему большинству населения, встает необходимость смены ценностей. Вектор социального развития должен опереться на более широкую социальную базу. Поэтому руководство строительством единого «дома-социума» берет на себя христианская церковь.

VI. Средние века. Гендерный сдвиг

6.1. «Гендер» европейской культуры

Только на первый взгляд постановка вопроса о гендерной определенности культуры может показаться неожиданной. В действительности же она имеет ярко выраженные признаки гендера, и чем глубже мы погружаемся в наше прошлое, тем явственней проявляется ее «мужской» характер. Правда, мы помним, что «предначало» истории освещено матриархальной властью, но помним и то, что свершившаяся революция в образе жизни привела к резкой смене полюсов.

Разумеется, гендер культуры это не одно и то же, что гендер ее носителя. И все же он существует. Это проявляется прежде всего в том, что и общее руководство и творческое лидерство в отдельных сферах социальной жизни принадлежат мужчине. Как отметил известный немецкий социолог и философ Г. Зиммель, «культура человечества не является по своему чистому объективному содержанию чем-то как бы бесполым и вследствие своей объективности отнюдь не находится по ту сторону различия между мужчиной и женщиной. Напротив, наша объективная культура является – за исключением очень немногих областей – только мужской»[374]. Более того, сегодня феминистски ориентированная мысль обнаруживает половую ориентацию даже самого языка: «Феминистская лингвистика подвергла критике язык за его андроцентричность, то есть ориентированность не на человека вообще, а на мужчину. Язык был обвинен в сексизме – дискриминации по признаку пола, которой подвергаются женщины. Дискриминация выражается в преобладании мужских форм в языке, вторичности и объектности женщин, совпадении во многих языках понятий «человек» и «мужчина», преобладании в обозначениях женщин негативных оценок и т. п.»[375]

Объективные основания для такого вывода уже были приведены нами. Как и в живой природе вообще, интегральная деятельность человека распределяется по половозрастным основаниям. Но, в отличие от животной, она строится на принципиально новой основе. Формируется развитый орудийный арсенал; появляются до того неизвестные природе технологические формы движения, которые требуют точного согласования, тонкой настройки взаимодействия ее законов; рождается такое фундаментальное начало, как информация, овладение которой становится ключевым фактором развития. Кроме того, претерпевает глубокую качественную перестройку целевая структура самой деятельности, поскольку рядом с базовыми потребностями человека, которые продолжают оставаться обязательным условием выживания, появляется необходимость производства вещей, не связанных с органической жизнью.

Тот факт, что в новой парадигме жизни центральное место занимает мужчина, по-видимому, связано с объективными обстоятельствами. Первым из них являются массово-энергетические параметры его тела, которые позволяют развить большие усилия и ускорения. (Вот только значение этого фактора проявляется вовсе не в физическом превосходстве мужчины над женщиной, но в его способности подавить сопротивление материала обрабатываемых предметов.) Сюда же можно отнести и более развитую способность к овладению строгими алгоритмами технологической деятельности (то есть деятельности, предъявляющей повышенные требования к точной координации движения взаимодействующих друг с другом сторонних вещей). Другими словами, способностью к практическому овладению самим предметом строго формализованного абстрактного мышления. Вторым – тот факт, что именно в «мужском» сегменте распределенной деятельности рождаются первофеномены и технологии и информации. «Женский» сегмент насыщается развитым орудийным фондом значительно позднее, к тому же и он создается по преимуществу мужчиной, и это тоже имеет значение. Третье – и, может быть, самое главное – обусловлено объективными отличиями мужской и женской психики. Присущая женщине «левополушарность», благодаря которой формируется более тонкая и развитая эмоциональность, способна реализовать свои преимущества лишь там, где существует прямая чувственная опора на вещи, уже ставшие достоянием индивидуального опыта, то есть в конечном счете на то, что может быть явлено «здесь и сейчас». В то же время ее достоинства не могут проявиться в сфере еще не существующего в природе, еще не материализовавшихся абстрактных умопостигаемых сущностей. Ключевые формы освоения всего того, что уже вошло в практический опыт человека, замыкаются, по преимуществу, в пределах первой и второй сигнальных систем. Развитие же культуры – это впервые осуществляющийся переход от абстрактной возможности (которую, как в случае с позитроном, бозоном Хиггса и др., еще надо установить) к наличной действительности принципиально новых, ранее никогда не существовавших форм бытия. Здесь безраздельное царство третьей (или, как минимум, надстройки над тем, что образует вторую). Опора на чувственное восприятие является скорее препятствием для свободной ориентации в этом измерении потока взаимопревращений «слова», «дела» и «вещи», чем помощью. Предмет третьей сигнальной системы уже «по определению» не имеет никакого чувственного референта, поэтому достоинства «правополушарности» мужчины в полной мере способны развиться лишь там, где зависимость психики от непосредственного сенсорного контакта с предметом снижается.