Обреченный рыцарь - Владимир Лещенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как видно, у навьих совсем не развито чувство воинского коллективизма и взаимовыручки, заключил бритт.
– Куда прешь, образина?! – возмутился он, отшатываясь от скрестившихся над его головой двух кривых клинков, которыми одновременно орудовал монстр.
Надо же, оказывается, и навье владеет кой‑какими навыками фехтования. А он‑то самонадеянно думал, что эти твари совсем безмозглые по части военного дела. Прут себе дуриком напролом, надеясь на силу и массу. Ан нет, выходит… Учтем, учтем.
Рыцарь сделал вид, что поскользнулся, отчего его грудь оказалась открытой для вражеского удара. Песиголовец радостно зарычал и произвел выпад вперед правой, чего Гавейну и требовалось. Извернувшись невероятным образом, бритт подпрыгнул на месте, подставляя под удар вражеского клинка закованную в наколенник ногу, а сам штрыкнул мечом прямо в единственный глаз чудовища. Смертельно раненная тварь взвыла и, отбросив оружие, схватилась руками за голову. Клинок крепыша по‑прежнему торчал из покрытого черной шерстью лба. Особенно не кручинясь по потере, Гавейн завладел одним из брошенных песиголовцем мечей, оказавшимся несколько тяжеловатым для его руки. Еще бы – собакоголовый был на добрых полтора фута выше рыцаря ростом и раза полтора шире в плечах.
– И‑э‑хх! – взмахнул бородач десницей, опуская кривое лезвие на шею его бывшего владельца.
С первого раза отсечь собачью башку не получилось. Слишком мощным оказался вражеский загривок. Из стали он, что ли?
Вторая попытка была более успешной.
Оглянулся на Фенрира. Что там с поисками пропавшего красавчика?
Ага, нашлась пропажа. Чтоб такой охотник да не учуял дичь. Но что‑то бледненький наш блондин. Зеленее, чем обычно. Не задохнулся ли, упаси все святые?
Волк, жалобно поскуливая, принялся облизывать Парсифалево лицо. Тот неожиданно чихнул и открыл глаза. Оттолкнув прочь морду своего спасителя, пошатываясь, встал на нога и грязно выругался. Жив, жив, красава.
– Берегись! – что есть мочи вдруг гаркнул Перси, едва не свалившись от резкого движения.
Гавейн обернулся.
Батюшки светы! Да сколько же вас?!
Еще пятеро песиголовцев обступили со всех сторон бритта.
«Ох, смерть моя пришла!» – затравленно заозирался он по сторонам.
Воины Люта дружно вскрикнули и бросились вперед, чтобы отбить храбреца. Опережая их, в один прыжок преодолел расстояние до хозяина Фенрир и, вздыбив шерсть на загривке, заслонил человека собой.
Твари отступили, отброшенные общим натиском.
Сражающиеся хлынули в пролом и на этот раз вышли наружу: навьих отбросили за стену. А домовые рука об руку с лешими и полевиками закидали проломы бревнами.
Уже в который раз Орландина проклинала все на свете. Но положение верховного воеводы обязывало ее быть на смотровой башне. Хотя ее место там, внизу, среди простых бойцов! В конце концов, среди тех киевлянок, которые вступили в ее особый полк!
Несмотря на это настроение, именно она первой увидела вышедший из леса большой отряд. Но не метаморфов, а людей.
Да каких!
Над сомкнутым строем пехоты реяли на ветру так хорошо знакомые ей штандарты – золотой орел на ветви дуба – Иберийский манипул; серо‑красные стяги Железной сотни, белый конь Второй Галльской Когорты, серебряный луч на зеленом поле – Третья Британская…
Сомнений не было – на помощь Киеву спешил… Сераписский вольный легион чуть не в полном составе.
И впереди его на вороном коне величиной с доброго быка ехал закованный в сталь человек.
– Эомай! – радостно взвизгнула Орландина.
Вместе с войском продвигались конные носилки, над которыми трепетал вымпел со знаком бога Тота Носатого.
И девушка помнила, кому такие носилки принадлежат.
Навстречу отряду устремились сонмы навьих. Но не дойдя шагов ста, прянули прочь, как от огня…
Покачнувшись, Файервинд тяжело опустилась на помост.
– Госпожа Фай, вам плохо? – испуганно осведомилась Яра Рыжая.
– Нет, – утерла колдунья со лба ледяной пот.
Ей не было плохо.
Ей было страшно.
Потому что рядом с носилками, в которых обычно ездит высшее имперское жречество, она увидела другие – тоже конные, но черные, наглухо закрытые, блестящие лаком.
Именно в таких маги ти‑уд покидали свои подземелья, когда им это требовалось.
И Файервинд точно знала, что за маг из числа Истинных Людей явился сюда…
Без помех достигнув ворот, римляне вошли в город.
Эпилог
НОВЫЙ ПУТЬ
– Ты все‑таки решила остаться, Динка?
– Не знаю… – вздохнула амазонка. – Пока остаюсь.
– А как же Стир?! – Похоже, Эомай искренне волновался за своего приятеля, не смогшего принять участие в походе из‑за недуга, внезапно сразившего поэта в Александрии (поговаривали даже, что его отравили).
– А что Стир? – пожала Орландина плечами. – Пусть приезжает! В Империи поэтов завались, а тут почитай что и нет, так что будет пользоваться успехом…
– Ну, это ты хватила! – крякнул Вареникс, отхлебнул медовухи и вытер тыльной стороной ладони губы. – Поэты, положим, найдутся – хоть Боян, хоть, скажем, Бус Кресень…
Девушка вздохнула.
Плутон побери!
Сейчас она мирно сидит во дворце киевских государей и провожает Эомая домой, а всего семь дней назад…
Честно говоря, она опомнилась толком, лишь когда ее родной легион втянулся в город, а Эомай, подъехав к ней, спрыгнул с седла и заключил в объятия – аж ребра под кольчугой хрустнули.
А потом осторожно извлек из поясной сумки и протянул ей что‑то…
Машинально взяла знакомый медальон и тут кое‑что сообразила.
– А почему… – забыв о гремевшей за стенами битве, кинулась она к Эомаю. – Что с сестрой?!
– С Ландой все хорошо, только она не может приехать, – почему‑то смутился воин.
– Орланда скоро подарит супругу дитя, а тебе – племянника или племянницу, – пояснил подошедший Потифар. – Тебе придется ее заменить в ритуале.
Тем временем худосочный старикашка стоял возле многолучевой, начертанной на истоптанной земле звезды, демонстративно не глядя на бледную как смерть Файервинд, и изучал работу магички.
– Недурно, – презрительно поджав губы, признал Мар‑Гаддон. – Узнаю штучки старой Азимус! Правда, шестой и двенадцатый лучи замкнуть следовало знаком Зхро, а ты зачем‑то Мост Иштар воткнула…
– Не время болтать, – сурово прикрикнул первый министр Империи. – Приступаем немедленно.
Из скромной заплечной котомки он извлек, Орландина даже не поверила, священный жезл бога Луны и Мудрости – сокровище, хранящееся под семью замками в александрийском храме Тота.
Старик ти‑уд, презрительно посмотрев сначала на жреца (видели, мол, мы такие игрушки), а затем на Файервинд (гляди, и мы не лыком шиты), вытащил из‑за пазухи серый кристалл.
– Глаз Темного! – пробормотала чародейка, ошалело вращая глазами.
– Не отвлекайся… ученица, – пожал плечами Мар‑Гаддон.
Она покрепче перехватила посох.
Подошедший Вареникс вынул из ножен меч. Грубой ковки, из почти черного железа, с рукоятью, вырезанной из какой‑то окаменевшей кости.
– Надо же! – непритворно изумился Мар‑Гаддон. – А я думал, Мечей Сварога уже не осталось!
– Не дождетесь, – рассмеялся леший. – Ладно, тут, я вижу, уже работа сделана. Давайте, братья… и сестры, – кивок в сторону Орландины и Файервинд, – становитесь.
– Как? – переспросила магичка.
– Становимся Рукой Бога, дура! – рассердился не на шутку ти‑уд. – Мало я тебя порол!
Они стали внутри звезды – четверо рядом, а пятая, Орландина, немного в стороне – четыре пальца и большой.
Потифар поднял жезл Тота и направил его в сторону Золотых ворот. Камень в руках Мар‑Гаддона внезапно вспыхнул иссиня‑бирюзовым блеском. Посох Файервинд в ответ издал глухое низкое гудение. И чистым звоном отозвался древний меч лешего. А Дивьи Ключи в ладонях Орландины вдруг засияли как осколки солнца.
Издалека донеслись громкие крики стоявших на стенах киевлян, и, вторя им, заревели и завыли навьи. Но не так, как раньше. Сейчас впервые в их голосах чувствовалось нечто живое. А именно страх. Нет не так – СТРАХ!
Из круга вырвался свет, устремившись в сторону, откуда слышались вой и рев. Казалось, солнечная река изливается прямо из земли, поднимается вверх, в небеса, и извергается куда‑то за стену – волшебство набирало силу.
Творившие волшбу не видели того, что предстало глазам потрясенных защитников Киева.
Метаморфы, охваченные странным свечением, оказались словно замурованными в прозрачном мерцающем кристалле. А волшебная сила, не останавливаясь, текла дальше, уходя куда‑то за горизонт.
А потом вдали, на западе, над стеной леса вознеслась в небо радужная колонна. Вознеслась и бесследно погасла.
И вместе с ней сгинули, исчезли неподвижно замершие полчища чужих тварей. Сгинули их мертвые тела, пропали пятна гнусной клейкой жижи, пачкавшие землю и стены, улицы Киева и окрестные леса.
