Vita Nostra. Собирая осколки - Марина и Сергей Дяченко

– Можете начинать, – сказал Портнов.

Пашка вдохнул, выдохнул и мысленно воссоздал объект, полностью сочетающий свойства конуса и шара. Пошел по цепочке упражнений, как много раз делал сегодня ночью, заранее зная, где круг разорван, но истово надеясь, что, может быть, как раз сейчас разрыв удастся сшить…

Не удалось. Потеря концентрации, воображаемые фигуры тают, цепочка упражнений провисла и перестала существовать; первое, что увидел Пашка, вернувшись от абстракций в реальный мир, – глаза Артура. У него было почти такое лицо, как в тот день, когда Константин Фаритович приказал ему ударить бабушку.

Завозился на скрипучем стуле Физрук. Что-то негромко сказала Адель. Портнов посмотрел на часы:

– Ну давайте… еще пара минут у вас есть. Попробуйте заново.

– Запросто, – сказал Пашка хрипло, хотя должен был, обязан помолчать.

И, сжав зубы, обливаясь потом, он вообразил в неведомом чужом пространстве этот проклятый объект, сочетающий все свойства конуса и шара. И пошел по цепочке, заранее зная…

Картина перед его глазами – воображаемая, абстрактная картина – еле заметно изменилась. Будто пунктиром наметили дорожку. Будто кто-то выстраивал для Пашки задания – подсвечивая, какое действие выполнять следующим. Будто подали руку на крутом и скользком склоне. И Пашка прошел место, где сорвался в первый раз, и другое, где срывался ночью, и вошел на территорию упражнения, куда ни разу не добирался до сих пор.

Чужая поддержка вела его, то ослабевая, то снова усиливаясь, то пропадая вовсе. Но цепочка заданий была выстроена от сложного к простому, поэтому чем дальше – тем легче становилось Пашке справляться самому. И вот осталось самое плевое, элементарное – «Получившийся объект мысленно трансформируйте в точку»…

Если я сейчас сорвусь, я умру, подумал Пашка, открыл глаза и понял, что они и так открыты. Растерялся. Перед его взглядом в темноте таяла точка – одна. Последняя.

– Зачетку на стол, – сказал в темноте голос Портнова. – Эй, Григорьев! Если в следующем семестре вы не возьметесь за работу с первого же дня…

Что-то непривычное было в его голосе. Что-то кроме сварливости и холодного отвращения к студенческой лени. Пашка мигнул; аудитория медленно проступила из мути. «Почетные гости» сидели неподвижно, будто вырезанные из картона. Артур заметно подрагивал, опустив голову, вцепившись пальцами в волосы.

– Три, – сказал Портнов. – Это из-за того, что сбился вначале, так по технике – четыре с плюсом. Иди отсюда, с тобой все.

– Я сдал? – хрипло спросил Пашка.

– Сдал, – мрачно подтвердил Портнов. – Разгильдяй! Лентяй! Ступай учи философию!

– Артур, – позвал Пашка.

Брат поднял голову и посмотрел на него. Лицо Артура было мокрым не то от пота, не то от слез, глаза больные, воспаленные. Он так переживал за Пашку?!

Пашка улыбнулся, подбадривая. Он снова не почувствовал радости, хотя то, что случилось, было сродни чуду. Еще пару минут – и этот кошмар, именуемый «зачет», останется позади.

Пашка вышел, напоследок посмотрев через плечо на Александру Игоревну.

Закрылась дверь за Григорьевым Пэ. Когда в дверях он повернул голову и посмотрел на нее перед выходом – Сашка перестала дышать. Павел был точно, совершенно похож на Ярослава в этот момент. Смелый человек в мире, полном страха. Идеальная проекция того, кто сажает самолет в грозу.

Сашка закурила. Это был предел допустимого хамства – и даже недопустимого, – но она не могла удержаться. Портнов сидел, сгорбившись над ведомостью, играя желваками. Физрук осуждающе вздохнул. Адель повела плечами, будто у нее затекла спина:

– Вы считаете возможным ставить зачет в таких обстоятельствах?

– Объективно, – сухо отозвался Портнов, – он сдал.

– Но это же читерство!

Сашка глянула на Адель, та замолчала и отодвинулась, брезгливо разгоняя дым перед лицом.

– Григорьев А, – заговорил Портнов, разглядывая ведомость. – Кто научил вас входить в контакт с грамматической структурой другого… объекта? Это синтаксическая связь, программа четвертого курса. Кто вас научил?

Артур поднялся с места. Сашка видела его спину, но не лицо; не удержавшись, она встала и вышла к доске. Щелкнула выключателем, потому что зимний день за окном был уже слишком похож на сумерки. В новом электрическом свете посмотрела в лицо Артуру. Посмотрела насквозь. Затянулась своей сигаретой – свирепо, как боцман.

Адель демонстративно открыла форточку.

– Меня никто не учил, – тихо сказал Артур, пот высыхал у него на лице, оставляя соляные дорожки, стягивая кожу. – Я не знал, что такое возможно. Я хотел помочь ему, но не знал как. Я просто хотел помочь.

Портнов снял очки, с силой потер глаза. Посмотрел на Сашку:

– Что он такое?

– Он частица, – сказала Сашка. – Универсальная. С возможностью менять модусы.

Портнов беззвучно выругался.

– Отрицание, утверждение, побуждение, указание, – забормотала Адель, зачем-то загибая пальцы с нежно-лиловыми блестящими ногтями. – Усиление или смягчение требования… погодите-погодите. На каком он курсе?!

– Он научится, – сказала Сашка. – Сейчас он человек, но впереди у него длинная…

– У него впереди ничего нет, – отрезал Физрук. – Впрочем, ни у кого из нас тоже.

Потрескивали лампы дневного света, разгораясь ярче. Артур стоял посреди аудитории, сперва красный, потом бледный. Переводил взгляд с лица на лицо, пытался понять, о чем они говорят и что это для него означает.

– Олег Борисович, – сказала Сашка, – группа «Б» уже собралась и ждет. Давайте заканчивать.

– Григорьев А, – Портнов вернул очки на переносицу, – выбирайте задание. Хватит воровать наше время!

Артур вздрогнул. Сашка прочитала нехитрый трюк Портнова, как с Евой: несправедливо обиженный студент лучше работает.

– «Вообразите сферу, – прочитал Артур, – и последовательно преобразуйте ее таким образом, чтобы диаметр увеличился вдвое, а площадь поверхности осталась прежней…»

И он замер у преподавательского стола, спиной к доске.

Прошло десять минут, с тех пор как Пашка с зачеткой вышел из аудитории. Двадцать минут. Артур оставался внутри.

Группа «А» первого курса стояла перед дверью, неосознанно взявшись за руки. Ева сжимала Пашкину ладонь. Сейчас он выйдет, повторял себе Пашка. Сейчас он выйдет.

Группа «Б», чей зачет должен был начаться пару минут назад, расселась на полу вдоль стен, с учебниками на коленях, но никто не повторял упражнения. Все ждали, и в холле все чаще звучал громкий смех – знак того, что нервы на пределе.

Мало кто заметил, как открылась парадная дверь. Валя, который держался чуть в стороне от остальных, заметил; Константин Фаритович был одет легко, не по-зимнему. Пара снежинок таяли на его непокрытой голове. Пара комочков снега упали на коврик у входа. Безошибочно поймав Валин взгляд, он небрежно махнул рукой: как приветствие и как предостережение: «Не поднимай шума».

Валя подался ему навстречу, будто желая удержать, не пустить. Константин Фаритович чуть наклонил голову, приветливо – но так, что Валя замер на половине движения, и человек в черных очках прошел в административное крыло. Никто из первокурсников не обратил внимания – все смотрели на дверь аудитории номер один…

Артур не