Пески смерти - Александр Лидин

Как мне описать те муки, что пережил я в течение следующих суток? Мы лежали и страдали, стараясь не разговаривать, чтобы сберечь последние капли влаги, оставшиеся в наших организмах. Иногда в порывах отчаяния я начинал дергаться, пытаясь расшатать колья, вбитые в землю, но все было бесполезно. Однако самое страшное началось ночью, когда после солнечного удара меня начал бить озноб. Ночь в пустыне была невероятно холодной. Где-то после полуночи провидение смилостивилось надо мной, и я потерял сознание. А Грищенкову пришлось много хуже моего. Судя по всему, к полуночи он спятил, потому что в те моменты, когда сознание возвращалось ко мне, я слышал, как он… пел. Это была ужасная бесконечная песня без слов. Нечто среднее между завыванием волка и петербургским романсом. По крайней мере, мне так это запомнилось. Его голос, то и дело срывающийся на хрип, несся к небесам, к огромной желтой луне, напоминающей головку голландского сыра.

Но все было бесполезно. Мы были одни на много сотен миль, некому было прийти нам на помощь.

Несколько раз я приходил в себя, и это были самые ужасные минуты моей жизни. А потом мне приснился сон. Я был в Петербурге, задумчиво брел по изукрашенным тенями листвы дорожкам Летнего сада. Навстречу мне шли пары в старомодных дорогих одеждах: мужчины во фраках, узких брюках и цилиндрах, женщины в легкомысленных шляпках, изысканно вышитых платьях. У каждого мужчины была трость, у каждой женщины — кружевной зонтик от солнца. Все они беспечно прогуливались, и порой мне казалось, что я попал на какую-то странную карусель, где деревья двигались в одну сторону, а прогуливающиеся пары — в другую.

В том сне я не сразу понял, что один нарушаю правила игры. Мне нужна была пара, иначе я выбивался из и общего ряда, нарушал некую идеальную гармонию этого места. Я начал метаться из стороны в сторону, словно в кошмаре. Но вот… я увидел ее… незнакомку. Я видел ее только со спины, но знал: она прекрасна. Я бежал по тропинкам, которые почему-то все время вели совсем не туда, куда мне нужно. А незнакомка то приближалась, то почти исчезала вдали.

Я бежал за ней со всех ног, спотыкался, едва сохраняя равновесие, но не мог ее нагнать. И все же в какой-то миг мой сон дал слабину. Мгновение, и она оказалась рядом со мной, я протянул руку, понимая: еще мгновение, и она повернется, и я увижу наконец-то ее прекрасный лик. И вот она действительно повернулась, и я задохнулся от ужаса: на меня уставились пустые глазницы полусгнившего черепа, обрамленного вьющимися каштановыми кудрями. Я не смог ничего сказать. Те слова, что я приготовил, застыли в моем горле немым комком вместе с криком ужаса. А ее черные, бездонные пустые глазницы, казалось, надвигались на меня. Становились все больше и больше. Я чувствовал, что тону, что неведомая сила тащит меня все глубже. А потом словно удавка стянула мое пересохшее горло, в носу засвербило. Я изогнулся всем телом, несколько раз чихнул и пришел в себя…

Я сел, закашлявшись.

В первый миг мне показалось, что я еще сплю, но в следующий…

Я был в палатке, нагишом лежал на походной койке, покрытый толстым слоем мази. Надо мной склонились врач и несколько офицеров.

В первую очередь я хотел спросить: «Где я? Что с Грищенковым?» Но вместо звуков из моего горла вырвался лишь нечленораздельный хрип.

— Дайте ему воды! — приказал врачу дородный офицер с огромными рыжими усами. — Он должен говорить. Эти бандиты и так опережают нас почти на сутки.

— У него тело обезвожено, если ему дать напиться, его вырвет, и всё… — возразил врач, человек в белой шапочке и белом халате. — Кроме того, у него сильный солнечный ожог.

— Да мне плевать. Нам нужно схватить этих мерзавцев. Схватить любой ценой!

— Но это же не один из них!

Я закрыл глаза. И в этот час происходящее рисовалось мне в самом мрачном свете.

Вновь очнулся я только к вечеру. В палатке никого не было. Я попытался сесть, и мне это удалось. Оглядевшись, я обнаружил простыню, наброшенную на спинку одного из походных стульев. Накинув ее, я на подгибающихся ногах вышел из палатки, откинул полог. Солнце уже повисло у самого горизонта, а передо мной раскинулся огромный военный лагерь — двести клинков, не меньше. Регулярная армия и полицейские части.

Закрыв полог, я вернулся на свое ложе, вытянулся на нем и задумался. Откуда здесь взялись войска? Погоня за бандитами? Слишком много чести для товарища Константина. Но если учесть похищенное золото… А потом мысли мои приняли совершенно другое направление. Золото для меня наверняка теперь потеряно, но что рассказать военным?

Пожалуй, нужно назвать свое настоящее имя. На проверку моих слов может уйти какое-то время, но, в конце концов, я ветеран японской войны. Вот только как объяснить, что я попал к бандитам? А может, лучше сказать правду, но не всю. Скажем, так я случайно узнал о месторасположении древнего города, хотел организовать экспедицию. Бандиты схватили меня, пытали. Пусть я сам останусь ни с чем, но и товарищ Константин ничего не получит.

Но нужно торопиться.

Приняв определенное решение, я вновь встал и только направился к выходу из палатки, как полог разошелся, и в палатку вошел давешний доктор и с ним несколько офицеров.

— Вижу, ваш пациент вполне оправился, — заметил дородный рыжеусый офицер.

Я же, не дожидаясь дальнейших вопросов, вытянулся и отрапортовал, доложив чин, название полка, в котором служил, а дальше назвал свое имя и дворянское звание. Офицер, в свою очередь, представился полковником Авдеевым. Судя по его рассказу, он преследовал банду социалистов, напавших на поезд, перевозивший золото в слитках. Они проследили бандитов до самого оазиса, а дальше… Разбойники словно в воздухе растворились. Единственные, кого они нашли — меня и труп Грищенкова.

А что до моей истории, то мне поверили. Я представил себя и Грищенкова искателями приключений, которые, раздобыв древнюю карту, отправились за сокровищами, вот только попали к революционерам, которые отобрали карту и силой заставили рассказать о местонахождении сокровищ. После чего нас бросили умирать. Тем временем мне выдали одежду, а потом меня на носилках отнесли в расселину, откуда начиналась дорогу в Гоцлар. Я показал военным пещеру, ни слова не сказав о том, что существует скрытый механизм, закрывающий проход, однако предупредил о ловушках, которые подстерегали их впереди. Я дословно повторил им древние загадки, но когда меня попросили уточнить смысл древних строф, я не смог этого сделать. А что до камня, закрывавшего вход, то некое шестое чувство подсказало мне, что этот камень мне еще пригодится.