Карта утрат - Белинда Хуэйцзюань Танг

Лишь однажды слова его рассердили Ханьвэнь. “Надеюсь, ты понимаешь, что это не потому что я чего-то жду от тебя”. Он написал это намного позже, в десятом письме. Прочти она нечто подобное раньше – и тут же положила бы конец этой переписке, но к тому моменту она уже достаточно хорошо понимала его и закрыла глаза на эту глупую фразу. Разумеется, он чего-то ждет от нее. Возможно, он совершенно искренне сожалеет о случившемся и при этом ожидает вознаграждения за свое великодушие. Истина рассыпана где-то между его словами и желаниями. В отличие от Хуэйхун, по части мужчин Ханьвэнь оставалась совершенно неискушенной, однако сейчас Ханьвэнь удивляло, насколько просты мужчины и как мало они знают о женщинах.

Благодаря переписке с Гуйфанем она теперь чаще вспоминала об Итяне. Так много она уже давно о нем не думала. Последнее письмо от Итяня она получила несколько месяцев назад. Ханьвэнь пыталась представить, каким он сделался, проведя эти годы в университете. Сейчас, даже если бы ей захотелось написать ему, Ханьвэнь не знала бы как, ведь он столько всего теперь знает, что наверняка разговаривать с ней для него все равно что разговаривать с ребенком.

К письмам Гуйфаня она относилась совершенно иначе, куда менее эмоционально, чем к письмам Итяня. Сердце билось быстрее, но читать письма Гуйфаня было лишь приятно, и не более того. Дело не в том, что одного из них она любит сильнее, убеждала себя Ханьвэнь, просто с возрастом некоторые чувства исчезают подобно тому, как жизнь закрывает перед нами некоторые двери.

– Вы столько переписываетесь. По-моему, пришло время мне познакомиться с этим мужчиной, – заявила мать, когда Ханьвэнь рассказала, что Гуйфань скоро приедет в Шанхай. – Давай пригласим его к нам на ужин.

– Ты действительно считаешь эту переписку важной? – спросила Ханьвэнь.

Близилась ночь, и мать как раз грела воду, чтобы они вымыли перед сном ноги. Пар поднимался ей в лицо, и, не глядя на Ханьвэнь, мать сказала:

– Это тебе решать.

Впервые мать не сказала, чтобы Ханьвэнь не волновалась по поводу замужества. Ханьвэнь словно взглянула на себя со стороны, будто рассматривала фотографию и расшифровывала значение всех этих писем и ужинов. Чувства равны их проявлению, и поведение Гуйфаня толковалось вполне однозначно.

Лежа той ночью в постели, Ханьвэнь размышляла, чего же ей хочется. Она протянула руку и погладила пальцы матери. Они спали достаточно близко, чтобы согревать друг друга, но недостаточно близко для прикосновения. Груз, который Ханьвэнь тащила в корзине жизни, принадлежал не ей одной. Она так долго жила в подвешенном состоянии, полагая, что и дальше будет снова и снова сдавать экзамены и в один прекрасный день ее жизнь изменится. Сейчас она понимала, что мечты и желания не всегда определяют судьбу, что однажды ими надо пожертвовать. А мать лишь пытается сказать ей, что одних мечтаний уже недостаточно.

Глава 31

Январь 1982

К десяти вечера, на втором вальсе, Итянь уже жалел, что поддался на уговоры и пошел на танцы. Итянь наблюдал за происходящим, сидя в углу переоборудованной в танцпол столовой, откуда так и не выветрился запах сегодняшнего ужина – жареной свинины и булочек. Висящие на стенах плакаты, где сообщалось, что блюдо дня сегодня – яйца с помидорами, дрожали от топота студенческих ног. Время года было самое холодное, земля замерзла, в тесное помещение набилось столько народу, что пропитавшийся потом воротничок лип к шее.

Парни на танцполе вытирали со лба пот и при этом усердно подсчитывали шаги. Соседи по общежитию четыре года пытались вытащить Итяня на танцы, но он вечно отказывался.

– Но как ты иначе с девушкой познакомишься? – спросил Ли Цзяньго.

В голосе его звучало такое искреннее удивление, что Итянь рассмеялся. Кроме Итяня и Минляна – у того дома, в Шэньси, осталась жена – все остальные парни из общежития с прилежанием послушных детей, навещающих родительский дом, ходили по субботам на танцы, которые устраивал математический факультет. Однако танцевали они редко. Их факультет славился тем, что учатся на нем в основном юноши. За возможность потанцевать с немногочисленными девушками велась яростная борьба. Девушки же взирали на однокурсников с плохо скрываемым высокомерием.

Сегодня Итянь согласился пойти, потому что до дня выпуска оставалась одна неделя, и они с друзьями хотели провести последние дни вместе. Хотя все они собирались остаться в Пекине, преподавать в родном университете или каком-нибудь из столичных институтов, жизнь пойдет совсем иначе. Еще неделя – и они покинут комнатенку, в тесноте которой так досконально – порой того и не желая – успели узнать друг друга за четыре года. Через неделю закончится их вольница. Четыре года они наслаждались студенческой свободой, их единственной обязанностью было сдавать вовремя экзамены. Бесконечными вечерами Итянь просиживал на берегу озера, в маленьких беседках-пагодах, до поздней ночи споря с однокурсниками о поэзии или будущем страны. Подобные вечера вскоре покажутся ему роскошью.

Судя по всему, на танцполе действовал определенный порядок, согласно которому парни приглашали на танец выстроившихся у стены девушек. Те, кто не танцевал, сидели на стульях или объединялись в кружки с друзьями и лишь притопывали в такт гремящей в колонках музыке. Итяня посетило давно забытое чувство, будто он прикоснулся к миру, где действуют свои правила и где все знают, как себя вести, – все, кроме него. В общежитии, пока они собирались, соседи в шутку советовали ему попросить кого-нибудь научить его танцевать. Итянь понимал, каким они его видят: зубрила-отличник, вечно сидит над учебниками, с девушками не общается, вообще не проявляет к ним интереса, хотя у остальных-то на уме только девушки. Парни беспрестанно трепались о том, как и кого они поцелуют, поведут в укромное местечко на берегу озера, – туда парочки традиционно сбегали, чтобы помиловаться. С каждой подобной историей Итяню делалось легче. Он не понимал, почему Ханьвэнь тогда не позволила даже поцеловать себя.

Отстукивая ногой по полу такт, Итянь высматривал среди танцующих Цзяньго. Зрелище медленно околдовывало его. Однокурсники облачились в яркую белую одежду, благодаря которой они выделялись в сумраке танцпола. Цзяньго, его ближайший друг, который спал на нижнем ярусе его кровати, целый час перед танцами убеждал всех, что сегодня он непременно пригласит потанцевать какую-нибудь девушку. Он щедро намазал гелем волосы, затянул на шее галстук и набрызгался одеколоном неизвестного происхождения. Почему Цзяньго так боится, Итянь не понимал. Цзяньго тоже приехал из провинции Аньхой, но его отец был из партийных, поэтому замашки у Цзяньго были вполне уверенные. Ходил он с таким