Среди роз - Шеннон Дрейк

Подтянув колени к груди, Женевьева с содроганием вспомнила о том, как Тристан воспринял известие о ее беременности, и задумалась, не упустила ли сегодня возможность сбежать. Она и сама не знала, что чувствует. Дрожь перестала бить ее. Женевьеву согрели воспоминания о ласковых словах Тристана, как искренне он извинился перед ней и с непривычной нежностью предложил ей мир.

Чуть не рассмеявшись, она прижала ладони к раскрасневшимся щекам. Слишком долго копилась в ней усталость, слишком долго Женевьева изнывала от неизвестности. Много ночей провела без сна, с нетерпением ожидая возвращения Тристана. А теперь радовалась тому, что он вернулся, и не радовалась, а была счастлива, ликовала! Предложение заключить перемирие вселило в нее надежду.

Теплее ей стало, когда она вспомнила, как он обнимал, смотрел на нее темно-синими глазами, нежно улыбался и обещал, что больше никогда не обидит.

Она вдруг вздрогнула, подумав, что это обещание он не сможет сдержать. Да и ее ничто не заставит забыть все, что произошло между ними. Женевьева боялась строить планы на будущее, хотя охотно говорила о Тристане с Джоном и Эдвиной. Она не смела признаться себе, что тошнота, мучающая ее каждое утро, — свидетельство начала новой жизни. Внезапно осознав это, она преисполнилась нелепой гордости, решив, что ее ребенок будет сильным и благородным, похожим на отца… пусть даже внебрачным. Оставалось лишь надеяться, что Тристан не скоро пресытится ею и местью. Но когда-нибудь он все равно приедет в замок вместе с невестой, выбранной для него королем — богатой и знатной наследницей.

Женевьева отказывалась размышлять о том, почему этот человек, причина всех ее бед, так дорог ей. Она поднялась, тряхнула головой и пожалела, что не может вымыть волосы и избавиться от песка. Стоя возле кровати, она вдруг бросила взгляд на дверь и в порыве надежды направилась к ней. К ее величайшему изумлению, дверь была не заперта. Снова прикрыв ее, Женевьева застыла на месте. Он пообещал ей перемирие… Значит, можно сбежать. Правда, с риском вновь очутиться в замке.

А можно принять его условия и остаться здесь. Как же она устала! У нее не хватит сил на еще одну напрасную попытку. Тристан уже доказал, что сбежать от него невозможно. Грызя ноготь, она направилась в глубь комнаты. Ее мысли прервал негромкий оклик и стук в дверь. На пороге стояла Тэсс — как всегда, жизнерадостная.

— Я разбудила вас, миледи?

Женевьева покачала головой.

— Вот и хорошо. Мне запретили будить вас, а уже поздно, скоро ужин. Сейчас сюда принесут горячей воды. Какое платье вы наденете к ужину?

— К ужину? — Сердце Женевьевы екнуло.

— Да, миледи! — Тэсс широко улыбнулась, и Женевьева пожалела о том, что прежде питала к ней неприязнь. Судя по всему, Тэсс радовалась ее свободе. — Внизу, в большом зале. Вы займете свое место за столом, миледи!

Женевьева рассмеялась, обняла горничную и дружески похлопала ее по спине. Вскоре слуги принесли ванну и горячую воду. Женевьева удовлетворенно вздохнула, но тут же одернула себя: глупо радоваться тому, что принадлежит ей по праву. Но, хотя будущее по-прежнему оставалось туманным, сейчас ее охватила радость. Женевьеве хотелось мира и покоя. И, чтобы Тристан был рядом.

Тристан появился в зале уже в сумерках, объехав вместе с Джоном вокруг замка и осмотрев стены. Он думал о том, как будет держаться Женевьева — вызывающе, холодно или просто гордо? А может, она вообще откажется покинуть комнату? Войдя в зал, он замер.

Женевьева стояла у камина, задумчиво глядя на огонь. На ней было темно-синее платье с золотистой отделкой, отороченное мехом. Как всегда безмятежная, Эдвина сидела рядом и вышивала. Обе женщины обернулись, но Тристан видел только одну из них.

Он заглянул в ее глаза и заметил, что они стали синими, под цвет платья. Отблески огня освещали Женевьеву, играли в волосах, подчеркивая их красоту. И она улыбалась — робко и смущенно. Тристан не мог сдвинуться с места, не мог заставить себя подойти к камину.

Прошло времени, прежде чем он подошел к огню и стянул перчатки, чтобы согреть руки.

— За стеной продают все, что только можно пожелать, — сообщил он. — Зима привела сюда торговцев.

— Да, но должно быть, в Лондоне выбор гораздо богаче! — откликнулась Эдвина. Тристан с улыбкой кивнул: Лондон и вправду был наводнен всевозможным товаром — торговля опять процветала, и ввели новую моду в одежде. Обменявшись с Эдвиной несколькими фразами, Тристан предложил поужинать. Вышедший из кухни Грисвальд доложил, что все готово — обитатели замка ждали только возвращения Тристана. Улыбнувшись Женевьеве, старик сообщил, что приготовил ее любимые блюда. Она зарумянилась и украдкой взглянула на Тристана.

Он предложил Женевьеве руку, подвел ее к почетному месту и помог сесть. Тристан знал, что сегодняшний ужин в замке не сравнится с пышными королевскими пирами, но он был ему куда милее. Вино казалось Тристану особенно сладким, за столом шла непринужденная беседа, и даже Женевьева время от времени вставляла слово. Тристан рассказал Эдвине о нынешних модах, а Джону — о заседаниях парламента, битве при Норидже и положении дел в столице. Он упомянул про Томаса Тайдуэлла, и Джон начал оживленно расспрашивать о давнем друге. Тристан взглянул на Женевьеву.

— Кстати, я встретил и вашего знакомого, миледи.

— Сэра Хамфри?

— Нет, его я не видел, но слышал, что с ним все хорошо. Я говорю о сэре Гае.

Она нервно сжала ножку бокала.

— Сэр Гай в Лондоне? В Тауэре?

— Нет, нет — дела у него идут отлично. В последнюю минуту сэр Гай перешел на сторону Генриха и храбро сражался за него.

— Что?! — ахнула Женевьева. Тристана вдруг охватила неистовая ревность. — Этого не может быть!

— И все-таки это правда.

Она опустила глаза, а Тристану отчаянно захотелось узнать ее мысли. Эдвина сменила тему.

В тот вечер они засиделись за столом допоздна, сознавая, что в их жизни произошел важный поворот. Никто не упоминал о положении Женевьевы и событиях минувшего дня. Они стали просто двумя влюбленными парами и наслаждались обществом друг друга.

Украдкой поглядывая на Женевьеву, Тристан заметил, что она тоже наблюдает за ним. От ее взгляда он задрожал. Выждав некоторое время, Тристан поднялся, предложил Женевьеве руку и извинился перед Джоном и Эдвиной, сказав, что поездка утомила его. Он очень опасался, что Женевьева вновь вступит в борьбу с ним.

Но она оперлась на его руку. Ее пальцы слегка дрожали, пока они поднимались по лестнице. Войдя в комнату, Тристан направился к ярко пылающему камину, сел, снял сапоги и засмотрелся на огонь. Когда же он взглянул на Женевьеву, она затрепетала от желания прикоснуться к нему.