Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кампания не только провальна, но и весьма показательна. Прославленного римского полководца многократно перехитрил враг и предал друг. Месяцы, проведенные в Парфии, гораздо больше говорят о его склонности доверять не тем мужчинам, чем любить не тех женщин. Антоний – человечный военачальник: «сочувствием к страдающим и отзывчивой готовностью помочь каждому в его нужде он вдохнул в больных и раненых столько бодрости», что еще неизвестно, кто был более готов биться за него насмерть – больные или здоровые [44]. Кажется, ему страшно не хватало мстительности. Армянский царь Артабаз когда-то подбил римлянина на поход против соседней Мидии (современный Азербайджан, земля неустрашимых племен и горных громад), после чего дважды его предал. Друзья советовали ему расправиться с царем, он отказался. И «ни словом не упрекнул Артабаза в предательстве, по-прежнему был любезен и оказывал царю подобающие почести» [45]. Он умел играть на струнах души. Однажды, когда требовалось выступать, а шансов выиграть бой было немного, он «потребовал темный плащ, чтобы видом своим вызвать больше жалости» [46]. (Друзья этого не допустили. Антоний в итоге явился перед войском в пурпурном плаще римского полководца.) Самой же большой жертвой кампании, пожалуй, пало его душевное спокойствие. По меньшей мере однажды он был на грани самоубийства. Только командующий армиями, в прошлом регулярно проявлявший изобретательность, доблесть и быстроту реакций, мог бы понять всю глубину его безысходности. Хуже того, провалив экспедицию, потеряв десятки тысяч человек, раздав остатки своего состояния и едва добровольно не лишившись жизни, в Сирии Антоний безрассудно [47] убедил себя, что, раз он спасся, значит, победил.
Таким его находит Клеопатра на сирийском берегу. Несмотря на хор голосов, кричащих, что она его обделила, благодаря ее приезду воины получили самое необходимое и приободрились. Она вновь играет в милосердную Исиду. Мы не представляем, как царица ведет себя с оторвавшимся от реальности Антонием. Наверняка ее потрясает, что стало за девять месяцев с боеспособной, прекрасно снабжавшейся армией. В лагере много споров и недовольства друг другом. Именно сейчас Клеопатра настаивает, чтобы Антоний наказал Ирода за его обращение с Александрой, а тот велит ей не вмешиваться – слышать такое царица Египта не привыкла. В сложившихся обстоятельствах ей должно казаться, что такого она не заслужила. Клеопатра несколько недель проводит рядом с возлюбленным среди установленных на равном расстоянии друг от друга палаток, в импровизированном римском городе, пока он обдумывает свои дальнейшие шаги. Он слышал, что после его отступления мидийский и парфянский цари повздорили, и мидийский царь (чьи земли граничат с Парфией) теперь предлагает Антонию объединиться против парфян. Новости его окрыляют, и он начинает готовиться к новому походу.
Клеопатра – не единственная женщина, пришедшая к нему на помощь. Еще у него есть очень преданная жена. Она просит брата разрешить ей помочь Антонию, тот охотно разрешает. Октавиан вполне может позволить себе отправить материальную поддержку зятю: его кампании прошли благополучно. А поездка Октавии – на самом деле ловушка. В 37 году до н. э. преемник Цезаря пообещал выделить зятю 20 000 человек для парфянского похода, в который тот тогда так и не собрался. Теперь вместе с сестрой он отправляет 2000 отборных, отлично вооруженных бойцов. Принять их – значит для Антония отказаться от 18 000 солдат, когда ему отчаянно необходимо пополнить ряды. Не принять их – значит оскорбить сестру своего конкурента. Октавиан, ищущий благовидный предлог для ссоры с зятем, не может упустить такой возможности: любое решение Антония будет неверным. По пути в Афины Октавия извещает мужа о своем приезде. У Диона Антоний и Клеопатра в это время уже в Александрии, у Плутарха – еще в Сирии. С уверенностью можно говорить лишь о двух вещах: во‑первых, эти двое вместе, а во-вторых, Антоний не разрешает жене приехать. Он настроен снова идти на Парфию. Понимая, что это только отговорка, Октавия отправляет к мужу его близкого друга, чтобы разведать обстановку и напомнить ему о собственных добродетелях. Что, спрашивает посланник, верный им обоим, должна она делать со всем добром, которое привезла? Она сейчас недалека от того, чтобы утереть Клеопатре нос – возможно, это и есть цель. У законной жены при себе не только хорошо вооруженная преторианская гвардия, но и огромное количество одежды, лошадей, вьючных животных, собственных денег и подарков для мужа и его командиров. Куда ей все это девать?
Она бросила перчатку, и Клеопатра ответила на вызов, хотя и не симметрично. В Октавии царица признает серьезную соперницу, причем подошедшую опасно близко. Ее доверенное лицо сейчас находится на территории Клеопатры. Она знает, что Октавия очень красива. Некоторые коварные римские мужчины, видевшие Клеопатру, вслух удивлялись выбору Антония. Они говорили, что «она и не красивее и не моложе Октавии» [48]. (Обе женщины и правда были одного возраста.) Царица опасается, что Октавия, «с достойною скромностью собственного нрава и могуществом Цезаря соединившая теперь твердое намерение во всем угождать мужу» [49], сделается совершенно неодолимой. Правительница, всегда добивавшаяся своего смелыми маневрами и холодным расчетом, здесь пробует – по крайней мере, так рассказывают – нечто совершенно другое. Она обращается к слезам – первому или последнему оружию в арсенале женщины, в зависимости от ситуации. Плутарх полагает, что Клеопатра просто симулирует безумную любовь к Антонию: римский историк отказывает ей даже в капле эмоциональной привязанности к своему мужчине. Если верить его версии событий (немного похожей на мультик), Клеопатра так же эффективна в роли женщины, как и в роли правителя. Фульвии она могла бы преподнести бесценный урок. Царица Египта не просит, не торгуется, не повышает голос. Она просто отказывается от еды. Выглядит угасающей от любви, совершенно измученной своей страстью к Антонию. (Голодовка – старый добрый трюк, к нему прибегала еще Медея у Еврипида, желая вернуть сбившегося с пути мужа.) «Когда Антоний входит, глаза ее загораются, он выходит – и взор царицы темнеет, затуманивается» [50]. Она все время плачет, но утирает слезы при появлении Антония. Конечно же не хочет его расстраивать.
Клеопатра редко действует в одиночку, и для этого «спектакля скорби» ей необходимы актеры второго плана. Ее приближенные трудятся день и ночь, в
