Клеопатра: Жизнь. Больше чем биография - Стейси Шифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже в отсутствие Александры Клеопатра продолжала вредить – или пытаться вредить – Ироду еще несколько лет. Считалось, что именно из страха перед ней он укреплял Масаду [36], запасал в крепости зерно, масло, финики и вино. Не мог спать спокойно, имея в соседках египетскую царицу[102]. А родственницы по-прежнему пылают ненавистью к его жене. Они докладывают ему, что она втайне отправила свой портрет Антонию. Ирод «легко доверял наушничаньям» [37] и всегда склонялся на сторону шептунов: ему нравилось убеждаться в собственных зловещих заблуждениях. Эта весть «как громом поразила царя» [38] и обострила ужас перед Клеопатрой[103]. Нет сомнений, это ее рук дело: «Ему казалось, что не только обладание женой, но собственная жизнь его подвержена опасности» [39]. Царь приговаривает жену к смерти. Когда молодую женщину ведут на казнь, к ней бросается ее мать, кричит, вцепляется в волосы. Ты, визжит она на дочь, порочная и дерзкая, недостаточно была благодарна мужу и полностью заслуживаешь такой судьбы. Мариамма спокойно проходит мимо. Ей двадцать восемь лет. Потом следует сюжетный поворот в духе раннего Шекспира – Ирод совершенно раздавлен ее смертью. Его страсть к Мариамме только усиливается. Он разговаривает с ней как с живой. Ему физически больно. Он испытывает страдания, которые его друзья предсказывали Антонию, если тот лишится Клеопатры. В конце концов он надолго уезжает из Иерусалима – забыться на охоте. В его отсутствие Александра вынашивает еще несколько заговоров. По возвращении он отправляет ее на казнь.
Весь 36 год до н. э. Марк Антоний докладывает в Рим о своих ошеломительных успехах в Парфии. В Риме в его честь устраивают празднества и приносят жертвы богам. У Клеопатры же, по идее, должна хорошо работать разведка[104]. Сама царица почти в двух тысячах километров от заснеженного театра военных действий, но все же ближе, чем Апеннинский полуостров. Она поставила все на победу Антония и вполне в силах наладить бесперебойную доставку донесений. Тем не менее ее, похоже, сильно удивил приезд под конец года в Александрию посланника от возлюбленного.
Привезенное им срочное требование явиться к триумвиру (а добиралось до Александрии послание почти месяц) не походило на все предыдущие: оно сразу положило конец веселью. Антоний и его войско вернулись, дойдя почти до Каспийского моря, сегодняшнего Северного Ирана. Конечно, в сравнении с подвигами Александра Македонского это лишь легкая прогулка, однако как-никак они проделали около 30 000 километров. Теперь лагерь стоит в маленькой деревушке к югу от сегодняшнего Бейрута, там прекрасная гавань, где Клеопатра без труда сможет пристать. Антоний умоляет ее приехать как можно скорее вместе с внушительным запасом денег, еды и одежды для воинов. Она никак не ожидала увидеться с ним так скоро: Парфию невозможно завоевать за несколько месяцев. Цезарь в свое время отводил на подобную кампанию минимум три года.
Плутарх говорит, что Клеопатра не спешила, но на самом деле неясно, действительно ли она тянула, или так только казалось Антонию, изнемогавшему от ожидания. Была зима. Холодные дожди и штормовые ветра терзали Средиземноморье. Ей предстояло собрать припасы и снарядить флот. Где-то достать или отчеканить достаточное количество серебряных динариев [40]. Плюс она только недавно родила. И подозревала теперь, что хороших новостей ждать не стоит. Антоний же не находил себе места от нетерпения и страшно нервничал, хотя Плутарх, возможно, путает причину и следствие, виня во всем нерасторопность Клеопатры: не она в действительности сводила его с ума. Триумвир пытался найти утешение в пьянстве, но вылежать целую пирушку ему не хватало терпения. Он то и дело вскакивал и бежал на берег, и все высматривал на горизонте египетские корабли – а так не ведут себя в дисциплинированном римском лагере, где принято трапезничать вместе. Плутарх порицает медлительность Клеопатры, но суть в том, что в сезон коротких дней и длинных ночей все требуемое было доставлено в лагерь. Она приехала, видимо, вскоре после 48-го дня рождения Антония и привезла с собой «много денег и одежды для воинов» [41]. И Платон, и Дион пересказывают слух: кое-кто утверждал, что она привезла одежду и провизию, а деньги Антоний раздавал солдатам из своих средств, говоря, что это подарок от Клеопатры – мол, она начала терять терпение из-за его одержимости Парфией. Как бы там ни было, он пытался купить их расположение к Египту, что явно считал делом первостепенной важности и совершенно не мог сейчас себе позволить.
У Антония хватает поводов для отчаяния и помимо медлительных египетских цариц. Не было никаких фантастических побед в Парфии. Была изматывающая война, а потом – катастрофическое отступление. Он с самого начала наделал стратегических ошибок. Учитывая размер своей армии и длину перехода, он не стал брать с собой осадные орудия. Обнаружить врага ему удавалось не всегда, зато врагу всегда удавалось обнаружить его: тучи умелых лучников и копейщиков беспрестанно нападали из засады на регулярные римские части. Антоний полагался на военную помощь армян, западных соседей парфян, и зря. Уже не в первый раз они заманили римлян в глубь пустыни и бросили их там [42]. Однако ни одна битва не стоила войску так дорого, как отступление. Пройдя в темноте без малого 50 километров, изможденные люди бросились к пруду с соленой водой. Изголодавшиеся, они стали есть ядовитые растения, это приводило к головокружению и рвоте. Начались конвульсии, дизентерия и бред. А что не удалось стоячей воде и ядовитым растениям, доделали жара Армении и беспрерывные снегопады Каппадокии. Бороды обрастали сосульками. Пальцы коченели.
Когда Антоний добрался до побережья Сирии и начал жадно высматривать на горизонте Клеопатру, он уже потерял почти треть своей блестящей пехоты и половину кавалерии. В 18 малозначащих битвах он одержал победу; в этом страшном бегстве потерял около 24 000 бойцов. Клеопатра в будущем будет удостоена сомнительного комплимента из-за его парфянских промахов. «И, верно думая лишь об одном – как бы провести зиму с нею вместе, Антоний начал поход раньше срока и далее действовал, ни в
