Зона путинской эпохи - Борис Земцов

Конечно, прежде чем эксплуатировать в нужном направлении целебные свойства меда, чеснока и т. д., их надо… просто иметь в наличии. Спасибо жене, сестре, детям, друзьям – конвейер по снабжению меня натуральными витаминами работает почти бесперебойно. Дай бог им здоровья и терпения!

Есть в моей личной методе выживания в этих условиях и третий фактор – движение, физкультура, физические нагрузки. Стараюсь один, а то и два раза в день, независимо от погоды и настроения, выходить на убогий спортгородок в «локалке» перед бараком – заниматься хотя бы по полчаса. Упражнения самые простые – турник, брусья, отжимания, приседания. Удивительно, здесь я подтягиваюсь 10–12 (однажды было даже 14!) раз – это мои послеармейские результаты более чем четвертьвековой давности. Такими достижениями я не просто доволен – я ими горжусь!

А болеть за весь свой арестантский срок я действительно не болел. Пока не болел. И болеть не собираюсь. Не имею права!

Все-таки очень здорово, что довелось в свое время попутешествовать. Сорок семь стран выпало посетить! В разное время. В разном качестве. При очень разных обстоятельствах. Где-то работал, где-то отдыхал, где-то даже воевал. Верно, кем-то подмечено, что впечатления от путешествий – это вечный капитал, это то, что всегда в тобой, то, что может помочь отвлечься, забыться, а порою и лечит, окрыляет, вдохновляет.

Смотришь на раскаленный асфальтовый плац – вспоминаешь белоснежные пляжи Мальдивских островов. Хлебаешь баланду – вспоминаешь блюда на сановных банкетах в Токио, Шанхае и Сингапуре. Вдыхаешь едкую вонь разогретого полипропилена на «промке» – вспоминаешь настоянный на ароматах тропических цветов запах индийской ночи. Спотыкаешься взглядом на расхристанных, грызущих семечки контролеров – вспоминаешь, например, подтянутых полицейских (по традиции, заложенной еще в колониальные времена, это – бородатые сикхи в громадных тюрбанах) – в Объединенных Арабских Эмиратах. Или невозмутимых британских гвардейцев в экзотических медвежьих шапках в Лондоне. Берешь в руки чашку с кофе (пусть вольный, но все-таки растворимый) – вспоминаешь кофе, что довелось пробовать в Ираке и Малайзии.

Увы, подобное здесь лучше держать глубоко в себе. Не обнажать и не высовывать даже краешком. Очень многим из тех, кто меня нынче окружает, понять и представить такое просто невозможно. Соответственно, подобные откровения будут встречены недоверчиво, недружелюбно, откровенно в штыки. Потому и путешествую в своей памяти я всегда в абсолютном одиночестве. Потому подробности былых приключений смакую тет-а-тет. Никого не посвящаю, ни с кем не делюсь. А впечатления эти, действительно, со мной всегда и навсегда! И никому их не отнять, не украсть, не позаимствовать, даже на время. Вот и обретает глубоко личный смысл афоризм, что прочитал я некогда на стене прогулочного дворика в бутырской тюрьме: «Каждому – свое, а свое – никому»!

Сейчас и здесь, более чутко, пожалуй, даже трепетно, отношусь к собственным снам. Похоже, их сюжеты – барометр моего настроения и состояния. Удивительно, за все время нахождения в неволе (включая период пребывания в московских изоляторах), сама эта неволя ни разу мне не снилась. Ни одного сна на тюремно-лагерную тему! За весь, более чем трехгодичный зековско-арестантский период моей биографии! Ни пейзажей с колючкой, решетками и вышками! Ни характерных лиц представителей администрации! Ни соседей по бараку и «промке»! Все сюжеты снов – или из прошлого (из того времени, когда еще не сел), или – из будущего (когда уже якобы вышел). Снятся родные, близкие, друзья, что-то связанное с работой, путешествиями, вольным московским бытом. Иногда, кажется, что сознание всеми силами и способами отгораживается, абстрагируется, баррикадируется от действительности, будто подчеркивая: это не твое, это чужое, это чуждое… Хотя, какое же это «чужое» и «чуждое», когда я во всем этом с головы до ног, двадцать четыре часа в сутки, включая даже сутки, на которые приходятся свидания с женой и сыном (да, близкие люди рядом, но куда деть решетки на окнах, всепроникающие запахи зоны и прочие детали, типа зековских ботинок, торчащих из-под кровати)? Интересно, а будет ли сниться неволя, когда окажусь на воле? И что именно из этих тусклых, черно-белых сюжетов будет тогда сниться?

Наверное, опять про сны. Часто приходится читать, как книжный герой попадает в новую, необычную обстановку, всплескивает руками и сравнивает ситуацию, в которой очутился, со сном. У меня, похоже, все наоборот. Сон – все, что было раньше: еда, которую потребляют при помощи ножа и вилки, бассейн и тренажерный зал по вторникам и четвергам, клуб фалеристов по воскресеньям, метро, деньги, белая сорочка с галстуком и тысяча прочих мелочей и пустяков свободной жизни. Даже война, которую на воле не просто довелось чуть-чуть потрогать, а в которую пришлось окунуться с головой, со всеми потрохами, и она отсюда представляется далекой, снящейся, раскрашенной мягкими акварельными тонами. А близкая, конкретная, повседневная, круглосуточная явь – это то, что меня сейчас окружает, то, в чем я ныне барахтаюсь. Здесь и прокуренный барак, и негреющая телогрейка, и запах баланды, и продавленная шконка, и пейзаж, в котором если бы не небо, то только серый и черный цвет. До возвращения в сон еще долго, но уже сейчас чувствую, каким непростым будет это возвращение. Это что-то вроде поднятия водолаза с большой глубины. Подниматься надо долго и аккуратно, иначе разорвет легкие. Впрочем, на эту тему задумываться рано…

Состояние морали и нравственности в современном российском обществе плачевно. Поэтому люди, чья подлая роль в «моей истории» очень скоро станет достоянием гласности, ничем не рискуют. С ними не перестанут здороваться за руку, на них никто не будет указывать пальцем, вряд ли какие-то дома захлопнут перед ними свои двери. Их позиции в этом самом обществе, в основном купленные, частично добытые за счет интриг, подлости, холуйства, останутся такими же незыблемыми. Каждый останется при «своем». И ворюга министр продовольствия, купивший на ворованные у государства деньги кучу мусоров и правоохранителей, чтобы вразумить непокорную газету и посадить строптивого журналиста. И мерзкий трус главный редактор, не пожелавший защищать достойным образом этого журналиста. И судья, похоже, «добросовестно» отработавшая деньги того же министра. И много кто еще, продемонстрировавшие в этой истории, что ныне те же самые деньги, теплая должность, просто сытый покой куда важнее, чем совесть, честь, порядочность. Бог им судья! Но самое время вспомнить, что ни одна великая Подлость, ни одно масштабное Зло не остается без наказания, не остается без возмездия. И время непременно подтвердит эту великую истину!