Адептус Астартес: Омнибус. Том I (ЛП) - авторов Коллектив

На мое плечо опустилась рука. Я учуял на пальцах теплую кровь, пока не обернулся и не увидел, что она заляпала мою форму.

— Насколько все плохо? — спросил Кион. Его лицо было таким же окровавленным, как и пальцы. Как рука. И грудь.

— Оно…

Святой Трон, он потерял глаз вместе с половиной лица. Даже половиной головы. Что я должен ему сказать?

— Болит, — сказал он.

Ага, еще бы. Почему он вообще еще жив?

— Кион… — попытался сказать я.

+ Гиперион. +

Поначалу я пытался объяснить то, что вижу, но не мог подобрать нужных слов. Нет, подождите, это не совсем верно.

Я не знал достаточно слов. Я больше не мог вспомнить их. Все, что я говорил, перестало иметь всяческий смысл, поэтому мне пришлось замолчать.

После этого я пытался рисовать. То, что у меня в итоге получалось, оставалось непонятным для остальных. Гвардейским стилусом я делал наброски на стенах штаба, затем заголенным ножом на корпусах наших танков, а под конец на стенах камеры. Они отняли у меня нож. Мне пришлось пользоваться пальцами. Кровь была отличными чернилами.

— Война сломала его, — говорили они. После этого меня заперли, как будто правда была на их стороне. Война не сломала меня. Что это вообще значит? Я просто не мог их заставить понять то, что вижу сам.

Последний раз я говорил с другим человеком, когда меня тащили сюда.

— Если бы я только мог заставить вас увидеть, — сказал я. Они заперли дверь, оставив мне лишь ведро для испражнений и стены в качестве пергамента.

Затем началась атака. Я колотил в дверь, просил оружие, ругался и кричал, что могу помочь и хочу стоять с остальными.

Но я этого не сделал. Я забился в уголок камеры, боясь вдохнуть, ожидая, когда звуки прекратятся.

Первой стихла стрельба. Затем исчезли и крики. Вскоре вся база погрузилась в тишину.

Дверь оставалась запертой.

— Пить, — сказал я. Я даже не понимал, что говорю сам с собой, рисую рунические символы на языке, которого не знаю, и делаю наброски существ без души, которые даже никогда не рождались.

— Пить.

— Пить.

— Пить.

+ Гиперион. +

Я сжалась во мраке, прислушиваясь к детскому плачу. Это уже не важно. Они найдут нас, даже если мы спрячемся. Они находят всех.

Нож в моей руке был на самом деле куском разбитого оконного стекла.

— Девочки, — сказала я. — Идите сюда.

+ Гиперион. +

Я открыл глаза среди строгого уюта комнаты для медитаций на борту «Карабелы».

Сознание Галео казалось дымкой на границе моего разума, настойчивым, как призрак.

+ Брат, + отправил он с другого конца корабля. + Хватит. Я же говорил тебе не лезть в их разумы. +

+ Прости, + пропульсировал я в ответ. + Дотягиваясь до них, я становлюсь сильнее. +

Я говорил правду, пусть и не всю. Достучаться до сознания людей на планете требовало огромной сосредоточенности и непрерывных усилий, но я жаждал увидеть мир глазами тех, кто оказался среди этого хаоса. Кое-кто мог бы счесть непозволительным жить чувствами других людей, но мое любопытстве не было низменным. Я хотел познать этот мир. Хотел ощутить его так, как никогда бы не ощутил, если бы ступил на него. Хотел почувствовать все, что мог дать этот мир, чью поверхность осквернял самый мерзкий из врагов.

В голосе Галео чувствовалось безграничное терпение.

+ Я понимаю это, а также твое искушение увидеть мир глазами смертных. Но ты нужен нам. Братство собирается. +

Я поднялся на ноги, сочленения доспехов мягко заурчали.

+ Великий Волк идет? +

+ Идет. И он не один. Мы встретим его на борту флагмана. +

Я потянулся за оружием и покинул комнату.

Немногие души в Империуме вызывали такое же уважение, как магистр ордена Адептус Астартес. Их величие было не следствием поклонения масс, хотя многие магистры орденов получали благодарность целых миров, когда решали поведать о своих подвигах.

Нет, они обретали уважение в глазах братьев и право стоять впереди тысячи лучших воинов человечества, быть единственной душой, избранной остальными девятьюстами девяноста девятью воинами и достойной их возглавлять… Какие еще души могли удостоиться такого же почета и уважения?

Мы ждали его в главном ангаре флагмана нашего флота, боевой баржи Третьего братства «Правитель Черных Небес». Мы стояли, не соблюдая строя, объединенные только принадлежностью к отделениям. Юстикары стояли перед своими братьями, а впереди всех нас Великого Волка дожидался капитан Таремар Аврелиан — прозванный Таремаром Золотым за безумно длинный список благородных подвигов — Страж Третьего братства и мастер флагмана.

Его избрание командующим прошло единогласно. Гроссмейстер Ваурманд как лорд-главнокомандующий Третьего братства был обязан оставаться в крепости-монастыре. Традиции диктовали его участь, независимо от того, как бы он ни возмущался из-за этого: на Титане всегда должен оставаться один из восьми гроссмейстеров, чтобы следить за ходом операций. Вместе с Ваурмандом в холодных залах нашего древнего замка остался лишь самый минимальный резерв воинов.

Сейчас на палубе стояло сто девять рыцарей. На Титане осталось только восемнадцать. Остальной орден, да благословит его Император, сражался в собственных битвах среди далеких звезд.

Вместе с нами находились также люди из Инквизиции, в зависимости от личных предпочтений разряженные в роскошные одежды и боевые доспехи. Анника была одним из тридцати инквизиторов, которые отправились с нами. Она заметила мое внимание и кивнула в ответ. Рядом с ней, всем своим видом изображая официоз, находились Дарфорд, Кхатан, Меррик, Василла и Кловон. И не один Дарфорд сейчас стоял навытяжку. Мимолетно просмотрев поверхностные мысли, я узнал об их полнейшей сосредоточенности, которая, к моему стыду, оказалась сильнее моей собственной.

Армагеддон вращался под нами со звездной неторопливостью, видимый через распахнутые врата ангарного отсека. Его поверхность представляла собой лоскутное одеяло синего, зеленого и желтого цветов, нарушаемых лишь черными пятнами горящих городов. Единственного проблеска психического чувства было достаточно, чтобы ощутить напряжение, исходящее от рыцарей. У нас не было желания стоять здесь, в безопасности на орбите, пока планете внизу наносили все новые раны.

Мы прибыли почти двенадцать часов назад, и первое же сообщение, которое поступило с поверхности, было от самого Волка.

— Ждите, — потребовал он. Всего одно слово.

И хотя мы путешествовали на разных кораблях, в нашем наспех созданном братстве довольно скоро поползли слухи. Говорили, Таремара возмутило то, что им помыкали, словно безоружным сервом. Юстикары реагировали по-разному — одни злились, тогда как другие неохотно признавали, что Великий Волк лучше знает, что за война идет внизу.

Галео был из последних.

+ Мы — оружие, которое лучше использовать лишь единожды, + сказал он нам спустя пару часов после прибытия, когда мы начали тревожно мерить шагами палубу. + Великий Волк достанет нас, словно клинок, и пронзит сердце Извечного Врага одним стремительным ударом. Никому не будет пользы, если мы раскроемся слишком рано и начнем наносить нескоординированные удары. +

Думенидон был не настолько оптимистичен.

— Разве тебя это не оскорбляет? Волк командует нами, будто мы у него на поводке.

+ Волки уже внизу, и были там многие месяцы. Пока я доверяю их глазам. Если вы не можете вытерпеть уколы попранной гордости, то вам предстоит узнать о самоконтроле не меньше Гипериона. +

Я знал, что получил по заслугам, но все равно мне не понравилось такое сравнение. Оно продолжало раздражать меня даже спустя несколько часов, когда мы уже стояли на ангарной палубе, ожидая боевой корабль Великого Волка.

— Почему они просто не телепортируются к нам? — провоксировал я остальным.

+ Фенрисийские суеверия, + ответил Галео. Я услышал в его беззвучном голосе насмешку. + Не знаю всех подробностей, поэтому не буду судить Волков слишком строго. +

Боевой корабль приближался медленно, и хотя посадочное шасси еще даже не успело коснуться усиленной стали палубы, рампа с гидравлическим воем уже начала открываться. В красном сумраке десантного отсека «Громового ястреба» ждала группа фигур — по моим подсчетам, тринадцать человек, — которая затем спустилась не соблюдающей порядка стаей.

Мы не стояли по стойке смирно, и они тоже. Мы наблюдали за новоприбывшими, не признавая над собой власти и не требуя покорности, мы встретились с ними, как с равными. Возможно, они считали это своим правом, хотя на самом деле Серые Рыцари оказывали им великую честь. Волки считались полукровками — их генетическое семя было создано из плоти и крови сына Императора, Лемана Русса. Мы же получили свое генетическое семя из более чистого источника. Ведь мы не просто так называли его Даром Императора.