Неразведанная территория (сборник) - Уиллис Конни

Но куда? Только не в комнату хора. После представления хористы понесут туда папки для нот и балахоны, а дети побегут за своими пальто в комнаты для занятий воскресной школы. Кухня заперта.

В детскую? Возможно. Она на другом конце коридора, далеко от хора, но придется идти к лестнице мимо воскресной школы для взрослых, а там открыта дверь.

«Ночь ти-и-ха, свя-та-а-я ночь», — донеслось из храма, затем звук оборвался, и Шерон услышала голос преподобной Фаррисон. Должно быть, та опять разъясняла, как опасно впускать в церковь бездомных.

Шерон еще раз бросила взгляд на дверь каминной и пошла в комнату воскресной школы для взрослых. Мириам расставляла на столе бумажные чашки. Она подняла голову:

— Дозвонилась мужу?

Шерон кивнула. Мириам смотрела на нее выжидающе.

— Можно съесть печенье? — спросила Шерон, чтобы что-нибудь сказать.

— Возьми звездочку. Малыши больше любят Санта-Клаусов и рождественские елки.

— Спасибо. — Схватив покрытую яркой желтой глазурью звездочку, Шерон вышла и прикрыла за собой дверь.

— Не закрывай, — крикнула Мириам. — Я хочу услышать, когда кончится репетиция.

Шерон открыла дверь наполовину (она боялась, что, если открыть меньше, Мириам подойдет и распахнет ее настежь) и неторопливо пошла в каминную.

Хор пел последний куплет из «Ночь тиха». Осталось только «На радость миру» и благословение. Открыта дверь или закрыта, надо увести молодых людей сейчас. Шерон открыла дверь каминной.

Они стояли там, где она оставила их, среди складных стульев, и Шерон точно знала, что они простояли так все время, пока ее не было.

Мужчина немного впереди женщины, так же, как на улице, около двери церкви. Только это был не мужчина, а юноша, почти мальчик, с реденькой бородкой, как у подростка. Женщина была еще моложе, малышка лет десяти… Нет, очевидно, постарше: теперь, когда на них падал свет из полуоткрытой двери воскресной школы для взрослых, стало заметно, что девочка беременна.

Шерон как-то вдруг словно еще раз увидела все: неуклюжую грузность девочки и бородку почти мальчика; то, что они не стали садиться; то, что именно свет из двери воскресной школы для взрослых открыл ей не замеченное ранее. Она все еще соображала, скоро ли приедет фургон из приюта и как провести их мимо преподобной Фаррисон, но каким-то уголком сознания впитывала каждую мелочь, подтверждающую догадку, которая возникла, едва она открыла им дверь.

— Что вы здесь делаете? — прошептала Шерон, и мальчик беспомощно раскрыл ладони.

— Эркаш, — сказал он.

И все в том же уголке сознания у Шерон родился план. Она приложила палец к губам. Жест, вероятно, был известен мальчику, потому что и он, и девочка вдруг встревожились.

— Вам надо пойти со мной, — сказала Шерон.

Затем сознание будто отключилось. Они втроем почти бегом миновали открытую дверь, вышли на лестницу, и Шерон даже не слышала громыхания органа «На радость миру явился Господь», она только шептала: «Скорей. Скорей!» — а дети не знали, как спускаться по лестнице; девочка повернулась и стала сходить, пятясь и опираясь ладонями о верхние ступени, мальчик помогал ей одолевать ступеньку за ступенькой, словно они карабкались по скалам. Шерон стала торопить девочку, и та чуть не споткнулась, но и это не привело Шерон в чувство.

Она шепнула: «Вот так!» — и пошла вниз по лестнице, держась рукой за перила, но они не обращали на нее внимания и продолжали спускаться задом, как дети, только начинающие ходить, и это длилось бесконечно долго; хор, который Шерон не слышала, уже допел третий куплет, а они прошли всего полпути, и все трое задыхались, и Шерон суетилась вокруг детей, точно это могло заставить их поторопиться, и думала, как же ей удастся подняться с ними по этой же лестнице, и надо позвонить в приют и отменить фургон, но главное «Скорей, скорей» и «Как они сюда попали?». Шерон пришла в себя только тогда, когда девочка кое-как спустилась в нижний коридор и все трое подошли к детской; тогда она подумала: «Детская не может быть заперта, пожалуйста, пусть она будет не заперта» — и она оказалась не заперта, и Шерон ввела их внутрь, и закрыла дверь, и попыталась запереть ее, но замка не было, и Шерон догадалась: «Вот почему она не была заперта» — и с тех пор, как она открыла дверь каминной, это была первая ясная мысль.

Тяжело дыша, Шерон пристально смотрела на гостей: это они, их неумение спускаться по лестнице только доказывало это, но Шерон не нуждалась в доказательствах, едва лишь она увидела их, она уже знала, знала несомненно.

У нее мелькнула мысль, уж не галлюцинация ли это; бывает ведь, что добрым людям привидится на холодильнике лик Иисуса или Дева Мария, вся в белом и голубом, окруженная розами. Но с их грубых коричневых одеяний капал на ковер растаявший снег, ноги в бесполезных сандалиях покраснели от холода, и оба — и мальчик, и девочка — были слишком напуганы.

Они выглядели совсем не так, как на картинках. Очень маленького роста, волосы у мальчика грязные, лоснящиеся, лицо грубое, как у юного хулигана, покрывало девочки напоминало мятое полотенце, и оно не свисало свободно, а было обмотано вокруг шеи и завязано сзади узлом; и оба они были слишком молоды, почти как дети, изображающие их наверху.

Испуганно озираясь, они разглядывали белую детскую кроватку, кресло-качалку, свисающую с потолка лампу. Мальчик пошарил за поясом, достал кожаный мешочек, протянул его Шерон.

— Как вы сюда попали? — в удивлении сказала Шерон. — Вы должны были идти в Вифлеем.

Мальчик стал совать ей в руки мешочек, а когда Шерон не взяла его, развязал кожаную тесемку, вытащил плохо отшлифованную монету и подал ей.

— Мне не нужна плата, — сказала Шерон, хотя говорить было глупо: мальчик не мог понять ее. Тогда она оттолкнула монету и покачала головой. Это, кажется, всем понятный жест. А какой жест означает приветствие? Шерон улыбнулась и протянула руки.

— Добро пожаловать! — пробуя интонацией передать смысл слов, сказала она. — Садитесь. Отдыхайте.

Они продолжали стоять. Шерон пододвинула кресло-качалку.

— Садитесь, пожалуйста.

Лицо Марии выражало страх, Шерон положила ладони на ручки кресла и показала ей, как сесть. Иосиф сразу же опустился на колени, и Мария неуклюже попыталась последовать его примеру.

— Нет, нет! — Шерон так быстро вскочила с кресла, что оно закачалось как сумасшедшее. — Не становитесь на колени. Я никто. — Она в отчаянии посмотрела на них. — Как вы сюда попали? Вы должны быть не здесь.

Иосиф встал.

— Эркаш, — сказал он и подошел к доске объявлений.

На доске были прикреплены цветные картинки из жизни Иисуса: Иисус исцеляет хромого, Иисус во Храме, Иисус в Гефсиманском Саду.

Иосиф показал на картинку, изображающую Рождество Христово.

— Кумрах, — сказал Иосиф.

«Может, он узнал себя», — подумала Шерон, но он показывал на стоящего рядом с яслями ослика.

— Эркаш, — сказал он. — Эркаш.

Это значит «осел»? Он спрашивает, куда Шерон дела осла или есть ли у нее осел? На всех картинках, во всех вариантах этой истории Мария едет на ослике, но Шерон подумала, что, должно быть, наше представление об этом, так же, впрочем, как и обо всем остальном, не соответствует действительности: у них совсем другие лица, другая одежда, а главное, они юны и беззащитны.

— Кумрах эркаш, — сказал мальчик. — Кумрах эркаш. Ботт лом?

— Не знаю, — сказала Шерон. — Я не знаю, где Вифлеем.

«И что с вами делать?» — подумала она. Ее первым побуждением было спрятать их в детской до окончания репетиции, до того, как все уйдут домой. Она не допустит, чтобы преподобная Фаррисон их обнаружила.

Конечно, как только преподобная Фаррисон поймет, кто они, она… что она сделает? Упадет на колени? Или вызовет фургон из ночлежки? «Уже вторая пара за сегодняшний вечер», — закрыв дверь, сказала преподобная Фаррисон. Шерон вдруг пришло в голову, что, возможно, преподобная Фаррисон выставила именно их, и они, испуганные и растерянные, побродили вокруг автостоянки, а потом опять постучали.