Девять жизней Дьюи. Наследники кота из библиотеки, который потряс весь мир - Вики Майрон

Надо честно признать, Стивен старался с ним подружиться. Он часто присаживался на корточки и говорил: «Иди ко мне, Маршмэллоу, иди, приятель. Давай я тебя поглажу». Маршмэллоу бросал на него презрительный взгляд – «Тоже мне приятель нашелся!» – и удалялся.

Но бесплодные попытки Стивена подружиться с ним нельзя и сравнивать с тем, что случилось, когда мы в первый и в последний раз попытались привести в порядок его шерсть. Глупая, я решила, что теперь, когда Маршмэллоу стал таким слабым, мне удастся выстричь несколько жутких колтунов. Я упросила Стивена подержать его, пока я буду орудовать ножницами. Н-да, может, Маршмэллоу и сдал, но его когти остались по-прежнему острыми. Он вцепился Стивену в руку передними лапами, задрал задние и принялся раздирать ему когтями кожу на предплечьях. Он не пытался вырваться и удрать – я специально это подчеркиваю. Маршмэллоу ждал, когда подвернется случай отплатить Стивену – за то, что его перевезли в Су-Сити, за то, что он отнял меня у него, и за те многочисленные грехи, о которых знал только он сам, – и он не собирался его упускать. Он разодрал руки Стивена в клочья, как много лет назад раздирал гипс на моей сломанной ноге.

Наконец Стивену удалось оторвать от себя Маршмэллоу, и, весь окровавленный, с плотно стиснутыми губами, он спустился в подвал. Через несколько минут он вернулся в плотной ветровке, хоккейной маске и охотничьих перчатках. «Я готов», – заявил он, ударяя одной перчаткой по другой, как голкипер в хоккейных воротах. Стивен не собирался допустить, чтобы Маршмэллоу взял над ним верх.

Нечего и говорить, что Маршмэллоу выдержал и этот раунд. Он так ожесточенно и упорно сопротивлялся, что мы не выдержали и отпустили его вместе с его колтунами. Так что хотя Маршмэллоу сильно страдал от артрита и утратил былую живость, но в душе оставался таким же смелым и отважным, как и прежде. И он был господином положения. Это чувствовали и понимали все вокруг. Когда Маршмэллоу входил в комнату, крупная и сильная Молли (в остальное время настоящая собака для мужчин) чуть ли не кланялась ему – не от страха, а скорее из уважения к этому старому мудрому коту. Ведь он около двенадцати лет прожил на улице, в лесу, а это не проходит даром. Он был борцом, воином, плохим парнем и крутым котом. И хотя и состарился, оставался боссом. Маршмэллоу целыми днями сидел или лежал под большим фикусом у входной двери, но его внешнее безразличие не вводило нас в заблуждение. Мы знали, что он внимательно следит за всем, что происходит в нашем доме, и имеет на все свое мнение.

В частности, о моих пробежках. Благодаря упорному труду, любящему мужу и, конечно, моему неподражаемому коту мне удалось избавиться от проблем с аппетитом. Я даже сумела извлечь пользу из своих былых проблем, используя свой опыт в методике обучения учеников-инвалидов подросткового и раннего юношеского возраста. (Теперь вы понимаете, почему я так радовалась, что мне удалось специально набрать вес для участия в определенной группе бегунов в марафоне? И почему мой муж и даже мой отец плакали от радости, подбадривая меня криками? И хотя я пришла к финишу третьей, но я победила!) Я уже не больна, но это не значит, что я не слежу за своей физической формой. Я с аппетитом ем и каждый день занимаюсь зарядкой. Молли это быстро поняла. Каждое утро она практически гонит меня к выходу с поводком, свисающим у нее из пасти. Пока я вожусь с шнурками кроссовок, а Молли от нетерпения подскакивает на месте, от возбуждения брызжа слюной, Маршмэллоу наблюдает за нами из-под фикуса. Ему не нужно говорить, все и так понимают, что он думает. «Единственная причина, почему я разрешаю тебе, собака, идти с ней на улицу, – это моя старость. Однажды, собака, тебе придется отплатить за услугу, которую я сейчас оказываю тебе».

Когда мы с Молли выходим, Маршмэллоу с трудом забирается на спинку дивана и смотрит в окно, провожая нас взглядом. Когда мы возвращаемся, он с кряхтением спускается вниз и смотрит, как я потягиваюсь. И все время что-то говорит. Каким бы старым и измученным он ни был, он не перестает со мной разговаривать.

Через два года Молли научилась у него подавать голос. Сначала у нее выходил только слабый скулеж, напоминающий скрип дверных петель. Затем к нему прибавилось тихое рычание, по интонации совершенно не похожее на ее обычный сердитый рык, которым она реагировала на назойливых незнакомцев. И вот когда я приходила домой на ланч, мы втроем сидели на кухне и вели неспешный разговор.

– Ну, ребята, как у вас прошло утро?

– Мяу, мяу.

– Ар-р-ры.

– Понятно. У меня тоже все в порядке.

– Мя-я-я-у!

– Да, как обычно, бутерброд с ореховым маслом и яблочное желе.

– Ар-р-р! А-р-р!

– Нет, тебе нельзя.

– Мя-я-у! Мя-я-у!

– Ар-р! Ар-р! Ар-р-р-ры!

– Ну нет! – воскликнул мой муж, поняв, что происходит. – Теперь еще и собака разговаривает!

Спустя несколько лет, когда я была беременна, мне стало трудно нагибаться к поддону Маршмэллоу, и муж ворчал:

– Я покупаю этому коту еду, убираю за ним, если его вдруг вырвет, теперь еще вожусь с его поддоном, а где же благодарность? Он меня просто игнорирует! Почему он не может себя вести как Молли?

«Как же, размечтался!» Маршмэллоу на минуту поднимает голову, скосив на него насмешливый взгляд, и снова задремывает под своим любимым фикусом.

Я всегда, до самой моей смерти, буду с благодарностью вспоминать тот вечер, когда у меня начались первые схватки. Обычно с их появлением следует долгий период времени, когда еще рано ехать в больницу, а между тем дискомфорт все усиливается, и в тебе нарастает радостное и тревожное волнение перед самым важным моментом в твоей жизни. И вот в таком состоянии я расхаживала по гостиной, следя за периодичностью и силой схваток и стараясь дышать глубоко и равномерно. Маршмэллоу было уже шестнадцать лет, из которых четыре года он прожил в моей новой семье. Искалеченные артритом суставы его давно утратили гибкость, и каждое движение давалось ему с огромным трудом, к тому же он почти совсем оглох. Уже почти год он выходил из своего любимого уголка только к миске с едой или к своему поддону. А в тот вечер он вдруг встал и стал ходить вместе со мной. Он всегда подходил ко мне, когда я заболевала, но на этот раз это выглядело иначе. Маршмэллоу ходил рядом со мной целых два часа и мяукал, не умолкая ни на минуту. В конце концов Молли, лежавшая около дивана, не выдержала и присоединилась к нему. И в комнате зазвучал хор наших голосов: ар-р-р, ар-р-ры, мя-я-яу, мя-я-яу, вдо-ох – вы-ыдох, вдо-ох – вы-ыдох! И я чувствовала, как меня обволакивает их любовь, беспредельная и искренняя любовь животных. Я разговаривала с моими друзьями, расхаживая на отекших ногах, и была счастлива, как никогда! Лучшей поддержки нельзя было и желать!