Беатриса в Венеции - Макс Пембертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, синьоры, — говорил он дальше, — вы здесь занимаетесь тем, что ловите шпионов, которых нет, а между тем вся площадь перед церковью занята драгунами. Уходите отсюда, пока еще есть время. Я сам подам вам в этом первый пример, вот в той галерее, — сказал он, указывая рукой в противоположный угол, куда немедленно устремились все взоры присутствующих, — в той галерее находится двадцать веревок, это дурное предзнаменование, помните об этом, а теперь позвольте мне проститься с вами.
Говоря это, и он был уже за порогом алтаря, а Гастон впереди его, Джиованни одним движением захлопнул дверь и так же быстро запер ее на ключ.
— Синьор, — сказал он совершенно спокойно, — предоставим их теперь их молитвам.
XXVI.
Джиованни зажег свечи в своей комнате в Бернезском дворце, находящемся почти рядом с церковью св. Афанасия, и когда он поставил на стол вино и стаканы, он обратился к графу, в первый раз с тех пор, как они вошли в темный и мрачный дом.
— Синьор, — сказал он, — кто бы мог предсказать заранее, что мы сегодня ночью встретимся с вами в этой церкви? Наверное, ни я, ни вы не могли этого знать заранее, особенно вы, как я думаю, а между тем судьба все же свела нас, и я уверен, что все кончится для нас хорошо.
Гастон согласился с ним и выразил ему свою благодарность в нескольких словах. Бегство из церкви совершенно обессилило его, он лежал на бархатной кушетке, подвинутой к самому окну, он видел, как стало рассветать, как мало-помалу заалел восток. Да, странный случай привел его как раз в этот день в дом Беатрисы! Как-то она встретит его? Сколько ему надо еще узнать, сколько надо расспросить обо всем!
— Давно вы уже в Вероне, Джиованни? — спросил он. — Когда вы приехали? — предложил он наконец давно мучивший его вопрос. Джиованни понял его и ответил ему прямо:
— Мы последовали за вами через двадцать часов, граф, моя госпожа думала, что вы будете ожидать ее в воротах города. Вам придется просить у нее прощения за причиненное ей разочарование.
— Меня нечего прощать, Джиованни, вы знаете, почему я не мог раньше прийти. Мне пришлось иметь дело с жителями этого города, и я дорого заплатил за свое безумие, — в продолжение десяти дней я молил, чтобы меня вернули моим друзьям, а я все не вижу их и теперь. Вы сами видите, что я перенес за это время.
— Вы, значит, были в доме дочери Пезаро, нам говорили это, но мы не хотели верить.
— А между тем это правда, я упал у ворот ее дома, и ее слуги внесли меня в дом. Валланд был рад, что отделался от меня, а других друзей у меня здесь не было. Да, я остался там, и красавица Бианка ухаживала за мной. Что же из этого? Но во всяком случае я не подозревал, что вы здесь, — прибавил он, как бы оправдываясь.
Джиованни недоверчиво рассмеялся, он прекрасно знал, почему Беатрисе не говорили до сих пор правды, и в душе своей невольно не мог не сожалеть о том, что ему пришлось оказывать услуги графу де Жоаезу. Он, простой слуга, любил свою госпожу не меньше этого человека и, как и он, готов был каждую минуту пожертвовать ради нее своею жизнью. В то время как мысли эти мелькали в его голове, Гастон думал о том, как он объяснит Беатрисе свое пребывание в доме Пезаро — поймет ли она его? Ведь и она только женщина — поймет ли и простит ли она?
— Я должен повидаться с маркизой рано утром, — сказал он серьезно. — Вы должны понять причины, заставляющие меня желать этого свидания. Я глубоко сожалею о том, что она приехала в Верону. Здесь не место женщине, особенно же Беатрисе из Венеции. Я оставил ее в полной уверенности, что она поедет в Рим. Видит Бог, я жалею о том, что уехал тогда.
Серьезность, с которой он говорил эти слова, примирила с ним несколько пылкого юношу, который понимал и сочувствовал только тому, что чувствовало его собственное сердце.
— Да, синьор, — сказал он, — но все же не вам обвинять в чем-либо мою госпожу. Простите, если я буду говорить с вами откровенно. Уж если она здесь, надо постараться, чтобы с ней ничего не случилось. Вы говорите, что хотите повидаться с ней рано утром; по-моему, будет умнее, если вы предоставите обстоятельствам выбрать время для этого свидания. У меня нет других интересов, кроме моего долга, но, если бы я был на вашем месте, я не пошел бы к маркизе де Сан-Реми прямо из дома Бианки Пезаро.
Гастон не старался делать вид, будто не понимает его.
— Да, конечно, Джиованни, вы правы со своей точки зрения, но я знаю, что лучше: я уж расскажу ей обо всем сам, чем предоставлю кому-нибудь другому сделать это за меня. Если я не ошибся, вы хотели сказать этим, что не уверены в том, что маркиза захочет повидаться со мной?
— Совершенно верно, синьор, я боюсь, что она не захочет принять вас.
— Тем более причин желать повидаться с ней, будем говорить совершенно откровенно. Вы ведь сегодня ночью были вместе со мной в церкви, и вы все знаете. Как по-вашему, не нуждается ли она теперь в друзьях более, чем когда-либо?
— Да, конечно, теперь особенно ей нужны друзья. Ведь мы слышали сегодня все, что говорилось в церкви. Раньше, чем солнце сядет сегодня, мы увидим странные вещи в Вероне.
Гастон не совсем понял то, о чем говорил Джиованни, и поэтому он заметил:
— Ведь каждый день в Вероне случаются странные вещи, Джиованни, так, например, что же может быть более странного, чем мое присутствие в этом доме теперь?
— Да, вам везет, граф, нечего сказать!
— Хорошо везет, если я даже не могу повидаться с маркизой.
— Да, вам придется немного подождать, и чувство ваше будет подвергнуто, вероятно, испытанию. Может быть, вам даже придется принести ради нее жертву.
Гастон широко раскрыл глаза и несколько нетерпеливо спросил юношу:
— Будьте вполне откровенны со мной: что случилось за время моего отсутствия?
Джиованни замялся и не решался говорить дальше.
— Граф, — сказал он нерешительно, — собственно говоря, я не вправе говорить вам все, но и скрывать от вас я ничего не могу. Сегодня вечером госпожа моя хотела собрать у себя всех ваших соотечественников. Если вы имеете какую-нибудь возможность убедить их всех не приходить сюда, ради Бога, не теряйте времени. Лучше будет, если никто из них не явится сегодня, больше я ничего не могу сказать вам, вы умны и можете говорить там, где я должен молчать. Помогите нам, синьор, спасти нашу честь, так как дело дошло уже до этого.
— Вы хотите сказать, Джиованни, что если мои соотечественники явятся сегодня вечером сюда, с ними приключится что-нибудь недоброе?
— Я хочу сказать, что это будет последний вечер в их жизни.
— Боже мой, но неужели же в таком случае этот дом служит убежищем для убийц?
— Жители Вероны готовят сегодня вечером восстание, они решили перерезать всех французов.