Пираты, корсары, рейдеры - Игорь Можейко

«Внедрение справедливого и гуманного управления» заключалось в том, чтобы установить мир и обуздать пиратов — морских даяков. И для того чтобы понять и оценить деятельность борца с пиратством Джеймса Брука и его племянника и наследника Чарльза Брука, надо обратиться к самому пиратству.

Узкие проливы между лесистыми берегами Малакки, Калимантана и Суматры более двух тысячелетий были оживленнейшей торговой дорогой, вдоль которой создавались и гибли десятки государств, по которой шли грузы из Римской империи в Китай, пряности с Молуккских островов, товары из Тьямпы и Фунани, королевств Явы и Суматры, Цейлона и Индии. И испокон веку жители прибрежных районов, торговцы и отличные мореплаватели, не гнушались пиратством. Пиратство не было предосудительным занятием, как не было позором в средневековой Европе напасть на владения соседнего феодала. Государства в этих местах порой боролись с пиратами, порой покровительствовали им. Пираты были неотделимы от торговли, они были, по выражению малайского хрониста, «блохами на собаке» — а какая собака без блох?

Перед появлением в этих местах европейцев пиратов держали в узде малаккские султаны и другие государи. Однако португальцы, а потом в еще большей степени голландцы нарушили привычное равновесие сил. Голландцы, упрочивая свое господство в Индонезии, уничтожали местные правительства и вносили дезорганизацию в веками установившиеся отношения. В расцвете своего могущества голландская колониальная держава могла преследовать пиратов, но к концу XVIII века голландцы уже потеряли монополию на власть в этом районе. Когда же в борьбу вмешалась Англия и начала одно за другим уничтожать государства Малакки, отряды пиратов усилились за счет оставшихся не у дел, разоренных и озлобленных малайских воинов и торговцев. Положение в проливах стало настолько серьезным, что европейцы не на шутку встревожились. В англо-голландском договоре 1824 года, по которому все острова к югу от Малаккского пролива входили в сферу влияния Нидерландов, а Малаккский полуостров — в зону преимущественных интересов Англии, говорилось: «Статья V. Их Величества согласны действенно сотрудничать в искоренении пиратства в своих владениях: они не будут предоставлять убежище судам, замешанным в пиратстве, и разрешать стоянку или продажу кораблей, захваченных пиратами, в своих портах».

Пожалуй, самыми известными и опасными для местного судоходства пиратами были моро, или илланы, с островов Сулу, входящих ныне в Филиппины. В тех же краях, на острове Минданао, обитали лануны, или «пираты из Лагуны». Эти племена, «викинги Южных морей», выходили на пиратский промысел, как выходят рыбаки на путину. Их подвижные и юркие прау водоизмещением до ста тонн, на которых помещалось по сорок-шестьдесят человек, стаями бродили у извилистых берегов, подстерегая добычу — небольшие каботажные суда. Большим европейским кораблям прау пиратов не были опасны, и английскому или голландскому судоходству они не мешали. Это также было одной из причин, почему европейцы начали настоящую борьбу с местными пиратами лишь в XIX веке, когда перешли к упорядоченной эксплуатации колоний.

Прау пиратов расходились обычно в двух направлениях. Одни совершали набеги на Филиппинские острова, захватывая рабов и добычу. Испанцы неоднократно устраивали против них карательные экспедиции, сжигали деревни, но искоренить пиратство не могли. Вторым направлением набегов были Малаккский пролив, берега Суматры и Калимантана. Больше всего пиратов скапливалось на путях, ведущих в быстро растущий Сингапур — центр английского влияния и торговли. Сингапур, словно магнит, притягивал к себе суда из многих стран. Поэтому с каждым годом все больше пиратских прау собиралось на подступах к городу, и к началу тридцатых годов английская торговля уже начала ощущать убытки от пиратских нападений на мелкие суда, свозившие к Сингапуру сырье. Явившись причиной роста пиратства в Малаккском проливе, англичане и голландцы стали его косвенной жертвой.

Значительной группой пиратов были также малайские морские разбойники с архипелага Риау-Лингга, острова Каримон и других островов у южного конца Малаккского пролива. Косвенное участие в пиратских набегах принимали владетели этих островов. Получая долю с доходов пиратов, они давали им за это убежище и дозволяли торговать в своих владениях рабами и добычей. Так разворошенный колонизаторами мир пытался жить по своим древним законам и даже пользоваться обстоятельствами, созданными европейцами.

Договор 1824 года в течение ряда лет оставался в основном на бумаге. Голландцы боролись с малайскими пиратами, испанцы — с пиратами Сулу, но делали они это лишь в своих районах. Англичане же долгое время не могли обрушиться на неуловимых пиратов, потому что для этого надо было организовать патрулирование проливов, а лондонское правление Ост-Индской компании не желало тратить на это средств.

В начале тридцатых годов бугские и китайские торговцы не раз жаловались в Сингапур, что прекратят туда рейсы, потому что теряют слишком много джонок и сампанов. В 1832 году по просьбе китайских купцов им было разрешено на собственные средства снарядить четыре военные джонки для охраны морского пути. Забеспокоились и европейские торговцы: цены на товары, привозимые в Сингапур, росли и доходы англичан ощутимо падали. В итоге родилась совместная петиция европейских и китайских купцов правительству Британской Индии об усилении охраны проливов. Такая же петиция в 1835 году была направлена в английский парламент.

Наконец в Малаккский пролив были направлены военный корабль «Андромаха», затем еще два военных корабля и три канонерки. В их задачу входила не столько охрана путей, сколько нападения на предполагаемые центры пиратства. Например, эти корабли совершили набег на остров Галанг и разрушили город на нем. Никто не намеревался найти мирный выход из положения — была объявлена война, и в этой войне пираты не имели шансов на победу.

С 1837 года в проливах постоянно дежурила английская эскадра, в том числе один пароход. Его появление открыло новую страницу в борьбе с пиратством: если от больших парусных судов пираты еще могли ускользнуть, пользуясь маневренностью прау, то против парохода, не зависевшего от ветра, они были бессильны. А для того чтобы английские капитаны не ленились, была введена цена за голову каждого пирата. Цена была достаточно высокой, и это привело к тому, что английские моряки сами стали заниматься пиратством: если не хватало пиратов, то можно было охотиться за мирными прау, тем более что и прау одинаковы, и люди на них одеты схоже.

Морские даяки — ибаны — появились на севере громадного острова Калимантан примерно в XVI веке. Пришли они из южных районов острова и постепенно заселили верховья речек, впадающих в Малаккский пролив. Ибаны встретили на этих реках лишь разрозненные, родственные им по происхождению племена и постепенно ассимилировали их или вытеснили из речных долин. Лет через двести ибаны уже контролировали большую часть Саравака, за исключением прибрежных районов, где были малайские поселения. Ибаны разводили рис, охотились. Жили они в длинных домах, где размещался весь род или небольшое племя.

Это был гордый, непокорный народ, воины которого наводили ужас на соседние племена. Ибаны были охотниками за головами: до недавнего времени юноша ибанов не мог считаться мужчиной до тех пор, пока не приносил домой голову врага. Выйдя из рек в море, ибаны скоро освоили мореходство настолько, что вошли в историю как «морские дьяволы», и это название сохранилось за ними в литературе до сих пор.

Когда небольшие прау ибанов стали выходить к побережью, чаще всего во время войн между племенами или набегов на врагов, малайские вожди начали использовать ибанов в своих интересах. Они указывали воинственным даякам, куда направить лодки, и забирали у них добычу, так как ибаны не интересовались ни шелком, ни пряностями. Для них главной ценностью были медные котлы, соль, оружие и головы врагов.

Вот с этими даяками и столкнулся Джеймс Брук.

За помощь, оказанную Муда Хашиму, Брук получил (хотя и не сразу, и не без возражений со стороны султана) право собирать налоги с Саравака. Для того чтобы понять значение этой привилегии, достаточно взглянуть на карту.

Если южная часть Калимантана принадлежала в прошлом веке голландцам, то северная треть острова подчинялась султану Брунея. Она была передана ему султаном Малакки еще до прихода португальцев, после распада островной империи Маджапахит в начале XVI века. Сам Бруней и расположенный неподалеку островок Лабуан составляли лишь малую часть султаната. К западу и востоку от Брунея лежали обширные области — Саравак и Сабах, населенные независимыми племенами, над которыми власть брунейских султанов была чисто номинальной. А с ослаблением султаната, раздираемого борьбой нескольких партий малайских аристократов, связи между брунейскими властями и жителями внутренних областей Саравака настолько нарушились, что в Брунее вряд ли представляли себе, сколько у них подданных в Сараваке и чем они занимаются. Дань в Бруней поступала лишь с прибрежных деревень, и чиновники, назначенные султаном, не отваживались заглядывать внутрь острова.