Гнев и радость - Дженнифер Блейк

Но слышать дребезжание телефона, который никак не мог угомониться, было еще большей мукой. Под конец она все-таки сняла трубку и мрачно сказала:

— Алло?

— Мисс Буллард? — послышался голос на другом конце провода. — Это ваш шофер. Лимузин в вашем распоряжении и ждет у подъезда.

— Но я не заказывала машину, — возразила Джулия.

— За вас заказали. Я жду внизу, мисс Буллард.

Возможно, об этом распорядились в оргкомитете кинофестиваля? Приятный жест.

— Я спускаюсь, — уже мягче ответила она.

Джулия отыскала упавшую серьгу, повесила ее, просмотрела свою вечернюю сумочку, чтобы убедиться в том, что не забыла положить туда ключи от номера, губную помаду, немного денег и кредитную карточку на всякий случай. Затем последний раз оглядела себя в зеркале, которое было таким большим, что позволяло видеть себя в полный рост. Ее волосы были заплетены в простую французскую косу, которая аккуратно лежала на спине. Одета она была в шелковое платье, отливавшее золотом и синим кобальтом, с квадратным воротником и широкими рукавами. В ее наряде было что-то от средневекового времени, и он соответствовал ее настроению. Подол длинной свободной юбки был ровен, и нижнее белье не выглядывало. Отлично.

Швейцар открыл ей бронзовые двери отеля, и она вышла на улицу. Лимузин действительно стоял у самого подъезда, а у задней дверцы ее поджидал шофер в черной униформе. Когда она приблизилась, он прикоснулся ладонью к козырьку своей фуражки и открыл перед ней дверцу.

— Мисс Буллард? — спросил он. — Добрый вечер. Прошу садиться.

Она уже наклонила голову, чтобы войти в машину, как вдруг увидела, что на заднем сиденье сидит какой-то мужчина в ослепительно красивом вечернем костюме.

— Привет, Джулия, — проговорил Рей.

Она автоматически приняла его протянутую руку, позволив усадить себя рядом с ним. Шофер закрыл за ней дверцу и пошел вокруг лимузина к своему месту. Она была слишком удивлена и смущена, чтобы сразу что-то сказать. Наконец, она повернулась к Рею и проговорила:

— Не стоило всего этого делать.

В его взгляде сверкнули так хорошо знакомые смешинки.

— Понимаю, но мне показалось, что тащить сюда «мазератти» — это было бы слишком показушно. Кроме того, мне хотелось поговорить с тобой спокойно, а не оглядываться постоянно на машины впереди себя.

— Ты знаешь, что я имею в виду.

— Понимаешь, чувство неопределенности вконец одолело меня.

Она осторожно переспросила:

— Чувство неопределенности?

— Да. Относительно того, что я делал перед тем, как заснуть в твоей постели.

— Ничего особенного, — коротко ответила она.

Он внимательно взглянул на ее лицо, по которому гуляли блики уличных огней.

— У меня такое впечатление, что я наговорил кучу глупостей.

— Тогда ты не считал их глупостями. Он глубоко вздохнул, вновь откинулся на свое сиденье и стал смотреть прямо перед собой.

— Знаю. Ладно, начни с самого худшего.

— Ты сказал, что у меня холодные ноги.

— Это было до или после того, как я пытался спорхнуть с перил галереи?

Он выглядел смущенным и кающимся, но пытался шутить. Джулия с веселым удивлением разгадала его состояние и спросила:

— Какое это имеет значение? Ты не сделал ничего дурного.

— Тогда почему же ты скрылась, даже не попрощавшись?

— Ты так сладко спал, что было неловко тебя будить. Кроме того, я опаздывала на самолет.

— Об этом я так никогда бы и не узнал, если бы Буллу не удалось это вытянуть из твоей секретарши и потом передать по кругу.

Она склонила голову набок.

— Я не знала, что тебе будет это интересно.

— Это для тебя самой важно? — спросил он, каи будто что-то объясняя.

Может быть. А может, и нет. Он была тронута, и это ее пугало.

Он был слишком красив, слишком богат, слишком силен, слишком умен, слишком чувствителен, слишком внимателен — в нем всего было в избытке. При таком совершенстве не обойтись и без крупных недостатков. И они несомненно были. С прошлой ночи она много об этом думала — благо, времени было достаточно: долгий перелет — хорошая возможность спокойно подумать о многом.

Он никогда так толком и не объяснил, почему он покинул ДЕА, никогда не объяснил, что делает такой человек, как он, в агентстве, которое торгует медпрепаратами. Он говорил, что его жена умерла, но никто не знал, как это случилось, хотя тетушка Тин и упоминала пару раз о его семейной жизни. Ходили слухи, что когда-то у него был роман с Донной и вроде бы не так давно. Он катался по Слепой реке как раз в ту ночь, когда его едва не задел пронесшийся опасно низко самолет — точнее, гидросамолет. Он не мог скрыть своей заинтересованности по поводу судьбы этого гидросамолета. И наконец однажды она нашла его в своем кабинете, просматривающим ее бумаги.

Более того, он имел все, чтобы нравиться людям — Саммер обожала его, Донна зависела от него, Офелия считала, что он будит вдохновение, Стэн восхищался им. Даже Буллу он нравился. Все, за исключением, может быть, Вэнса и Аллена, полагали, что он очарователен. Чтобы добиться этого, ему пришлось пережить много неприятностей.

Зачем?

Чего он хочет?

Должно же быть что-нибудь?

Подозрение, цинизм — они легко вписывались в лос-анджелесскую обстановку, были частью его ландшафта, так же как и пальмовые деревья или смог. Они служили неким защитным экраном, часто необходимым, иногда целесообразным.

Она опасалась Рея Табэри. Это был человек, который при желании довольно легко смог бы сломить ее защиту. Она бы потеряла голову, свою жизнь, ощущение реальности. Она растворилась бы в нем, в его мире, в его умопомрачительных ласках. Она не хотела этого. Она любила жизнь, такой какой она была для нее до сих пор. Да, она металась между личным и творческим. Если ее жизнь с Алленом часто походила на… нечто безличное, это был ее сознательный выбор. Если ее творческая жизнь далеко не всегда ее удовлетворяла, значит, так и должно оставаться.

— Хочешь остаться одной? — спокойно спросил Рей. — Только скажи — и я растворюсь в воздухе.

Ах, какой чувствительный, черт возьми! Все видит насквозь…

— Ладно, не будь смешным, — сказала она с улыбкой, некоторую натянутость которой, кажется, не смогла скрыть. — С кавалером лучше. Я бы заказала себе все сама, если бы подумала об этом раньше.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Смокинг и я удачно сочетаемся с тобой и лимузином, правда?

Она пыталась уменьшить значение его присутствия и неожиданно добилась этого. Однако не чувствовала победу, скорее, смущение.

— Прости, — произнесла она и повернулась, чтобы взглянуть в окно машины на нескончаемый ряд стареньких мотелей, лавок, в которых продавались всевозможные напитки, и прачечных самообслуживания, мимо которых они проезжали. — Просто я не могу взять в толк, зачем ты влез в такие трудности, чтобы приехать сюда, поэтому не знаю, о чем говорить.