Язык, онтология и реализм - Лолита Макеева

Сказанное имеет важное следствие. На наш взгляд, исследования Даммита, а косвенным образом и Патнэма показывают, что аналитический реализм, как и любой другой реализм, не может не быть метафизическим в том смысле, что он не может не содержать в себе метафизических притязаний. Эти притязания могут проявляться в трансцендентных понятиях истины и референции, но так или иначе реализм всегда выходит за пределы человеческого опыта. Как отмечал в свое время Карнап, реализм «претендует на высказывание большего, чем содержат эмпирические данные» [Карнап, 1998, с. 86], и аналитический реализм в этом отношении не является исключением.

Сегодня в аналитической философии разнообразие реалистических позиций отнюдь не исчерпывается рассмотренным нами аналитическим реализмом, и поэтому было бы интересно и полезно сопоставить его с другими трактовками реализма. С этой целью мы обратимся в следующей главе к дискуссиям, которые ведутся в философии науки с середины ХХ столетия по поводу онтологического статуса теоретических объектов, и попытаемся определить, какое место в этих дискуссиях занимает аналитический реализм.

Глава 7. Научный реализм и проблема истины

В 1963 г. вышла книга австралийского философа Дж. Дж. Смарта «Философия и научный реализм», и с этого времени термин «научный реализм» прочно закрепился за позицией в философии науки, которая признает реальное существование объектов, постулируемых научными теориями. Однако сама позиция сформировалась значительно раньше. На рубеже XIX и XX вв. споры о реальности атомов и молекул разделили научное сообщество на два лагеря: одни ученые и философы считали, что термины «атом» и «молекула» обозначают реальные структурные элементы вселенной, другие — в лице Эрнста Маха, Пьера Дюгема, Анри Пуанкаре и др. — занимали в отношении этих терминов скептическую позицию, развивая их феноменалистическую, конвенционалистскую и инструменталистскую трактовки. Согласно этим трактовкам, теоретические объекты представляют собой либо сокращенные схемы описания сложных отношений между наблюдаемыми объектами, либо удобные соглашения, либо инструменты, используемые для систематизации эмпирических данных. Вопрос о познавательном значении теоретических терминов и теоретических утверждений был одной из важнейших проблем, стимулировавших исследования философов Венского кружка в 1920-е годы. Как известно, логические позитивисты сформулировали достаточно жесткий критерий осмысленности теоретических терминов: эти термины обладают значением, только если имеется возможность их редукции к языку наблюдения. Реализация программы эмпирической интерпретации теоретических терминов натолкнулась на значительные трудности, выявившиеся уже на уровне так называемых диспозиционных предикатов[136] как наиболее близких к эмпирическому уровню теоретических терминов. В итоге логические позитивисты стали склоняться к инструменталистскому истолкованию теоретических терминов. Наиболее ярким выражением этой тенденции стала сформулированная К. Гемпелем «дилемма теоретика», суть которой сводится к следующему: если теоретические термины выполняют какую-либо научную функцию, то она состоит в установлении определенных связей между наблюдаемыми явлениями, однако эти связи могут быть установлены и без помощи теоретических терминов, следовательно, последние могут быть элиминированы из теории. В подтверждение этой дилеммы логические позитивисты часто ссылались на результаты Ф. Рамсея и У. Крейга, согласно которым теоретические термины могут быть элиминированы из структуры теории без утраты ею функции теоретической систематизации[137]. Отсюда вытекало, что теоретические термины ничего не обозначают и играют чисто инструментальную роль в науке.

К началу 1950-х годов логический позитивизм стал сдавать позиции ведущего направления в философии науки; его основоположения были подвергнуты критике с самых разных позиций, в том числе и с позиций «реалистического» истолкования научных теорий. Хотя научный реализм возникает на волне критики логического позитивизма, он, как справедливо отмечает историк современной англо-американской философии Н. С. Юлина, «из всех постпозитивистских течений… является наиболее „законным“ детищем логического позитивизма» [Юлина, 1978, с. 231], ибо научные реалисты во многом сохраняли верность позитивистским сциентистским установкам, поддерживали кумулятивную модель развития научного знания и опирались на логико-семантические методы анализа при решении онтологических вопросов. Одновременно появление научного реализма со всей очевидностью свидетельствовало и о том, что онтологическая проблематика «после длительного периода ее игнорирования неопозитивизмом вновь вышла на передний план и стала рассматриваться как неотделимая часть логико-гносеологических и методологических исследований» [Порус, 1984б, с. 1].

С момента своего возникновения научный реализм был очень неоднородным течением, о чем свидетельствует его состав. Одним из первых в защиту реального существования ненаблюдаемых теоретических объектов выступил Герберт Фейгль, который, будучи студентом М. Шлика, принимал активное участие в деятельности Венского кружка. Фейгль настаивал на необходимости расширить эмпиризм до «эмпирического реализма» и трактовал последний в «семантическом» духе [Feigl, 1950, p. 35–60]. По его мнению, сказать, что электроны существуют, значит сказать, что термин «электрон» имеет фактуальную референцию, т. е. в мире есть вещи, которые являются референтами этого термина, а теоретические утверждения, как и утверждения о наблюдаемых объектах, имеют условия истинности, которые не следует путать, как это делают логические позитивисты в своем верификационизме, со свидетельствами в пользу истинности теоретических утверждений. И хотя эти два вида утверждений различаются по степени подтверждения, которое они могут получить, ненаблюдаемые объекты не менее реальны, чем наблюдаемые, ибо «они имеют равное положение в рамках номологической структуры» науки [Feigl, 1950, p. 50]. Однако, подчеркивает Фейгль, его эмпирический реализм не следует считать метафизическим тезисом, ибо выбор эмпирико-реалистического «каркаса» является прагматическим решением и не может быть подкреплен эмпирическими соображениями.

Если эмпирический реализм Фейгля был не таким уж значительным изменением теории языковых каркасов Карнапа, позволившим ему (Фейглю) отойти от точки зрения своего коллеги, согласно которой эмпиристам следует занимать нейтральную позицию в споре между реалистами и инструменталистами, то другой сторонник научного реализма Уилфрид Селларс подверг резкой критике лежащее в основе эмпиризма допущение о том, что фундамент знания образуют непосредственные «данные» чувственного восприятия, которые никак концептуально не обработаны и для получения которых не требуется никакого обучения. Назвав это допущение «мифом данного» (см.: [Sellars, 1956, p. 253–329]), Селларс подчеркнул концептуальный, выводной характер любого знания. Однако если концептуализация, пронизывающая обыденный опыт, служит основой «феноменальной картины мира», включающей фиктивные «объекты представлений», то научные теории дают нам «ноуменальную картину мира», составленную из истинных научных «образов». Поскольку теоретические сущности вводятся для устранения непоследовательностей в повседневном опыте и для объяснения феноменов этого опыта, истинность научных образов удостоверяется успешностью этого объяснения. В результате Селларс связывает свой научный реализм, часто определяемый как «экспланативистский», с прагматистским пониманием истины и с фаллибилистским представлением о развитии науки как о «самокорректирующемся процессе концептуальных изменений».

Идея научного реализма нашла ясное выражение и в концепции «трех миров» К. Поппера. Так, Мир 1 содержит физические объекты и процессы — от привычных физических макрообъектов (камней и столов) до микрообъектов (атомов и электронов), гигантских образований (звезд и галактик) и объектов-процессов вроде силовых полей, охватывая собой неорганическую и органическую природу. Поппер связывает свою онтологию с эволюционизмом и «объективным знанием»: Мир 2 (ментальные состояния и процессы в индивидуальных сознаниях) и Мир 3 (объективное содержание ментальных актов — теории, проблемы, проблемные ситуации, критические рассуждения) в его представлении являются эволюционными продуктами Мира 1. Ни тот, ни другой мир не мог бы существовать без последнего мира, но они достигли относительно независимого статуса благодаря своей способности оказывать каузальное воздействие на физические объекты посредством механизма обратной связи, а это каузальное воздействие и является для Поппера критерием реального существования. Отстаивая идею «объективной» или «абсолютной» истины как соответствия фактам, философ вместе с тем в соответствии со своим фальсификационизмом признает такую вневременную и статичную истину недостижимой для реального знания. Ученые могут претендовать только на приблизительную истину, или, говоря словами Поппера, могут разрабатывать теории со все более высокими степенями правдоподобия, хотя в каждый конкретный момент времени невозможно знать, насколько близки научные теории к истине. Тем не менее Поппер попытался дать формальное определение понятия правдоподобия[138].