Колибри - Диана Килина

Я приподнялась на локтях, и села напротив него, согнув ноги. Его ладони переместились мне на бёдра, и он начал медленно их поглаживать, а потом сжал и придвинул меня к себе.

– Чем? – спросила я, уткнувшись носом ему в подбородок.

Он слегка улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать меня.

– Она была живая. Весёлая, жизнерадостная. Мама любила жизнь, любила своё дело и, как бы это ни было парадоксально, – Саша глубоко вздохнул, и отвёл прядь волос с моего лица, – Она любила меня.

– Почему ты считаешь это парадоксальным? – спросила я, устраивая голову у него на плече.

– Я внешне похож на своего отца. Он бросил её, когда узнал о беременности. Она осталась одна в чужой стране, без помощи, без друзей и родственников, – он провёл ладонью по моему позвоночнику, и я зажмурилась от удовольствия, – Я часто думаю о том, что, наверное, ей было больно смотреть на меня и видеть его перед собой.

– Ерунда, Саша, – сказала я, – Мать любит своего ребёнка, независимо от того, на кого он похож.

– Ты так говоришь, потому что Тео похож на тебя, – Саша вздохнул и прикоснулся губами к моему плечу, – А представь, если бы это было иначе.

– Не думаю, что я любила бы его меньше, – буркнула я.

– Может и нет, – он пожал плечами и немного отстранился.

– Как она умерла? – спросила я, подняв голову.

– Её сбил пьяный водитель, когда мы шли домой из школы.

Я сглотнула, и хотела что–то сказать, но он продолжил:

– Мама была учителем французского языка в моём классе. Не знаю, как у неё получилось, но она смогла устроить меня туда, тогда ещё, сороковую школу. В то время это было трудно, тем более для матери–одиночки, – он погладил меня по щеке большим пальцем и нахмурился, – Я оставался на продлёнку, а вечером мы вместе добирались домой. Когда мы переходили дорогу, я заметил, что шнурок на ботинке развязался и остановился на тротуаре, чтобы его завязать. А она пошла вперёд. Тогда на неё и наехали.

– Ты всё видел? – смогла выдавить из себя я, убирая его руку от моего лица.

– Я держал её голову на коленях, пока она умирала, – сказал Саша, переплетая свои пальцы с моими, – Что–то шептал ей, плакал, целовал её лицо. Просил не оставлять меня. В общем, говорил то, что может сказать десятилетний мальчишка.

– Мне очень жаль, – прошептала я.

Саша слегка улыбнулся и вытер слезу, которая невольно скатилась по моей щеке.

– Мне тоже. Потом был детский дом, в котором я провёл восемь лет своей жизни. Мне повезло, и директор не стал переводить меня в другую школу, так что я ходил пять дней в неделю по два часа пешком. Но мне нравилось там учиться. И я полюбил французский язык, потому что он напоминал мне о матери.

– Сергей сказал, что тебя никто не называет Сашей, – промямлила я.

– Ну, Юля называла меня Сашей, потому что она вроде бы как была моей женой, – нахмурившись сказал он, – А до неё никто. Это напоминало о маме.

– Как вы с ней познакомились? – я решила перевести тему.

– На какой–то вечеринке, или в клубе. Я не помню. Я и жениться решил спонтанно, просто подумал, что пора, – Саша пожал плечами, – Она оказалась рядом. Потом она неожиданно забеременела, хотя мы предохранялись. Сейчас я понимаю, что это было не случайно, но тогда я не придал этому значения.

– Почему ты думаешь, что это произошло не случайно? – спросила я, постаравшись сделать это спокойно.

– Юля хотела удержать меня, я это чувствовал. Когда родилась Соня, наша дочь, я успокоился на какое–то время. Но мне всё равно было мало, мне хотелось острых ощущений, эмоций. Тогда Юля предложила вступить в… – он запнулся, ища подходящее слово, – Клуб по интересам. Ей не нравилось то, чем мы занимались, но она хотя бы могла меня контролировать и была уверена, что я вернусь домой после работы.

– Кто подал на развод? – мой голос окончательно охрип, и я кашлянула.

– Она. Через полгода не выдержала и попросила меня уйти. Я переехал в гостиницу, но продолжал возвращаться домой, чтобы общаться с Соней. Тогда Юля увезла её к матери, и дала мне понять, что её «я хочу, чтобы ты ушёл» несло в себе другой посыл, – он вздохнул, и устало улыбнулся, – Ну, а остальную историю ты знаешь. Мы разводились два года, я боролся за встречи с ребёнком, она боролась за деньги. Как–то так, – сказал Саша, пригладив мои волосы.

– Грустно, – сказала я, повернув голову и уставившись на наше отражение в зеркале.

Мы сидели, переплетаясь ногами, слегка прикрытые одеялом. Саша наклонил голову, и его лицо исчезло у меня на плече. Я провела рукой по его спине, и положила ладонь ему на затылок, коснувшись густых волос. Отражение повторило моё движение, и в нём другая рука легла на руку Саши, положив её мне на бедро. Он поднял голову и проследил за моим взглядом. Когда его глаза встретились с моими в зеркальной поверхности, он улыбнулся и поцеловал меня в щёку. Девушка, которая вглядывалась в моё лицо по ту сторону зеркала, залилась румянцем и её глаза заблестели.

– Если честно, я так и не поняла, почему я похожа на твою мать, – вяло пошутила я.

Саша фыркнул, прикоснулся холодными пальцами к моему подбородку и повернул моё лицо. Он продолжал улыбаться, а потом мягко толкнул меня на кровать, и навис надо мной, опираясь на вытянутые руки.

– Как бы это парадоксально не звучало, – сказал он, наклонившись, чтобы поцеловать меня. Уже у самых моих губ он замер, и закончил свою фразу, – Ты меня любишь.

ГЛАВА 54

«Возвращаюсь завтра в 14 00»

Я прочитала эсэмэску от Никиты и нахмурилась. Как–то слишком быстро. Я ещё не успела собраться с мыслями.

Пока я ждала маму в коридоре больницы, я мысленно думала о том, как попрошу развод. Я не хотела рассказывать мужу все подробности, но я понимала, что он захочет знать, в чём причина. Мне нужно придумать правдоподобную ложь, хотя я понимаю – неважно, что я ему скажу – это всё равно его разобьёт.

Он меня любит, и я это знаю. Я не решила остаться с Сашей, точнее, я хотела бы этого, но не уверена, что всё к тому приведёт. Но за последние дни, за эти праздники, я поняла, что моя дальнейшая замужняя жизнь не имеет никакого смысла. Никиты постоянно нет рядом и мне хорошо от этого. Так не должно быть, это неправильно.

Я осознала, что с ним я ощущаю себя чужой, не настоящей. Я чувствую себя не в своей тарелке в нашей огромной квартире, я устала от постоянных вечеринок, от шумных компаний у нас дома. Я устала от того, что он меня не замечает. Я устала быть призраком в собственной жизни.

Он меня любит, я в этом уверена. Просто, он меня не знает. И я не дала ему шанса узнать меня.

С этими мыслями, я встретила маму, неуверенно выходящую на двух ногах из кабинета врача. Посмотрев на неё, я улыбнулась.

– Не хочешь где–нибудь пообедать? – спросила я, и она просияла.

– Конечно, хочу. Я месяц сидела затворницей дома.

– Индийская, европейская или итальянская кухня? – я подошла к ней, и поддержала за локоть.

Ей нужно время, чтобы привыкнуть ходить без костыля. Я один раз сломала ногу, это было в детстве, и помню это ощущение, когда ты вроде бы стоишь на двух ногах, но вторую слабо ощущаешь.

– Пицца. Хочу пиццу, – с энтузиазмом сказала мама.

Мы вышли из больницы, и я помогла ей устроиться в машине. Потом села рядом, на своё место и завела мотор. Подумав недолго, я решила поехать в центр города, бросить машину на какой–нибудь платной парковке и нормально вывести маму в люди.

– Может в кино сходим? – предложила я.

– Можно, – она нахмурилась, – Только не на ужастики.

Я расхохоталась, а потом переключила всё своё внимание на скользкую дорогу.

– Выберем какую–нибудь романтическую комедию.

– Это мне нравится, – протянула она.

Я встала на светофоре, и подключила мобильник к стереосистеме. Ткнув в экран, я включила музыку и опустила плечи. Моё настроение полностью передалось маме, и она спросила:

– Всё в порядке?

– Никита возвращается завтра, – сухо сказала я.

– Ясно, – она замолчала.

Я прибавила громкость, и отключила все мысли в голове. Музыка отразила то, что бушевало у меня внутри:

Я себя ругаю за тебя каждый день

И температура в голове у дуры

По дворам московским собираю я

По осколкам плоским воспоминания

На дорогах была привычная серая слякоть, которая никогда не сочетается с зимней красотой на заснеженных крышах домов, на скамейках и тротуарах. Второе января было солнечным, и яркие серебряные блики появлялись на белоснежном одеяле, заставляя его сиять как драгоценный камень.

Бессонница ты моя, и это навсегда.

Любая другая бежала бы от него без оглядки, но не я могу этого сделать.

Поверь, дерьма в моей жизни было достаточно. Я не слишком хороший человек. Если быть откровенным, я плохой человек. И я всегда был таким. Я делал страшные вещи, но ещё хуже то, что я о них не жалею.