Роза и лилия - Жеральд Мессадье

Нелегко было заставить его продолжать. Целых два дня он не желал ни о чем говорить. Жанна все понимала и убедила его, только сказав:

— Я тоже имею право все знать.

Лишь на третий день, когда они возвращались с могилы Бартелеми, Дени неохотно пробурчал:

— Хорошо, когда придем домой, я все расскажу.

Присутствие Гийоме, почти ровесника, казалось, придавало ему уверенности. Дени продолжил рассказ:

— Они были голодны. Они отыскали лестницу и поднялись на сеновал, но там ничего не нашли. Они не знали, что в доме есть погреб, а я им не сказал. Они съели весь суп, хлебали прямо из котелка. Они съели весь хлеб из ларя и выкинули его на улицу. Еще и ссорились из-за хлеба. Главным был самый старый из них, тот, кто держал нож. Они повели меня в лес. Я упирался. Человек с ножом угрожал мне. Они говорили, что найдут кому меня продать. Мы пришли к лесу Тюри. Есть было нечего. Я уже падал от усталости и думал, что вот-вот умру. Я боялся волков. Они спали по очереди, двое всегда сторожили. На третью ночь они украли на хуторе яйца и кур. Зарезали кур и велели мне ощипать их, но побоялись дать нож, чтобы вынуть внутренности. Человек с ножом сам выпотрошил их и развел огонь. Я сварил кур и испек яйца в золе. Я, как учил отец, наблюдал за солнцем. Мы шли все время на запад.

Дени замолчал и выпил стакан ипокраса.

Жанну поразила монотонность рассказа. Дени говорил словно во сне.

— Они плохо с тобой обращались?

— Нет. Они хотели меня продать и старались не изуродовать. Говорили, что я стою не меньше сотни денье и что я хорошенький. Я считал дни. Через десять дней они о чем-то заспорили в лесу, по-английски, и я не все понимал, мы же не говорили по-английски дома. Один из них, молодой крепыш по имени Элиот, швырнул на землю человека с ножом. Они катались по земле, молодой выхватил нож и ударил старика, а потом перерезал ему горло. Как отцу. Как матери. Они бросили его валяться в лесу, а мы ушли. Их оставалось четверо, и я сказал себе, что если они вот так друг друга поубивают и останется только один, я смогу одолеть его или убить во сне. Потом мы пришли к морю. Они хотели вернуться в Англию. Они говорили, что их командир, Сомерсет, кажется, надутый каплун и еще какой-то Кириель тоже каплун, а французы все сплошь предатели и ублюдки. Мы добрались до какого-то порта. Они выбросили луки и колчаны, чтобы их не узнали. Украли платье, вывешенное на просушку. Мы встретили каких-то уродливых монахов в огромных шляпах с ракушками на тульях и посохами в руках. Они меня все время разглядывали, и мне стало страшно. Англичане продали меня одному из них, старику, от которого жутко воняло. Не за сотню денье, всего за восемьдесят, но на это они могли сесть на корабль и вернуться домой.

Гийоме принес новую порцию ипокраса.

— Я не хотел идти с этим монахом. Я его очень боялся, но англичане сказали, что если я буду упираться, он утащит меня силой и я умру с голода. Монах все время твердил, что я чудо какая прелесть и что со мной он заработает кучу денег. В первую ночь мы спали в каком-то заброшенном сарае. Я никак не мог заснуть, но притворялся, будто сплю. Я хотел убежать и ждал, когда он заснет. Уже под утро я заметил, что он тихо крадется ко мне. Я понял, что он задумал недоброе. Он держался за нож, висевший на поясе. Он схватил меня за ногу и вытащил нож. Я бросил ему прямо в глаза горсть земли. Он закричал и отпустил меня. Он ничего не видел, плевался и протирал глаза. Я увидел на земле его толстую палку, схватил ее и огрел монаха по голове. Я бил его, пока он не перестал двигаться. Я боялся, что он все-таки жив и догонит меня. Тогда я взял его нож и сделал как англичане. Перерезал ему горло.

Он произнес это тем же ровным голосом. Жанна едва не вскрикнула. Мальчик посмотрел на нее с удивлением:

— Либо он, либо я, верно? Я взял себе его нож. Монах не давал мне еды, и я ужасно хотел есть. Я пришел на ближайший хутор. Какая-то старуха увидела меня и спросила, откуда я. На хуторе было много народу, мальчики и девочки моего возраста. Женщина принесла мне миску супа и рыбу. И все говорила: «Но что же нам с ним делать?» Она спросила меня, обучен ли я чему-нибудь и смогу ли отработать обед. Потом велела мне помыться, ведь я был весь в грязи. Я пошел к речке, к Вир. На хуторе я оставался до самой жатвы. Спал с лошадьми. Как-то раз на рынке, где старуха продавала птицу и яйца, один человек спросил ее, не новый ли это сыночек. Она ответила, что я приблудный и она не знает, что со мной делать. Тот человек арендовал землю где-то недалеко от Шартра; они поторговались, и он купил меня. За двадцать ливров. Потом мы сели в его повозку. Он вроде бы не собирался отрезать мне ногу. Был даже приветливым. Он сразу поставил меня на работу, на виноградник. Потом велел собирать яблоки. Иной раз я доил коров, помогал там и сям по хозяйству, а оно было большое.

— Он тебе платил? — спросил Гийоме.

— Нет, я работал за пищу. Однажды я упал с дерева и поранил ногу. Он отвел меня к цирюльнику, тот обработал рану. Потом меня увидел его сын. Как раз этому сыну и принадлежит дом, куда они тебя привезли. Но это всего лишь домик кучера. Сын был очень богат. Он знал много людей в городах, знатных господ, как те, которых ты видела. Они иногда приезжали к нему, когда он давал званый ужин. Там всегда много пили. Я помогал кучеру отвозить снедь на рынок, чаще всего в Шартр. Он был со мной очень ласков. Пять дней назад он сказал, что мы пойдем к нему посмотреть на потаскушку, которая переспала с королем и родила ему сына. Так я тебя и увидел. Я сразу понял, что они задумали недоброе.

— Ты меня сразу узнал? — спросила Жанна.

— Как только увидел тебя у повозки. Ты была связана. Почему они хотели тебя повесить?

Жанна была без сил. Она не знала, с чего начать, что можно говорить и чего нельзя. Она сразу сказала Дени, что люди с ракушками на шляпах никакие не монахи, поскольку не хотела, чтобы тот принял отца Мартино за одного из этой братии. Подробно, насколько могла, Жанна рассказала о своей жизни после ухода из Бук-де-Шен, ни разу, понятно, не упомянув об Исааке, Матье и Франсуа.

— А тот, кто был здесь, когда я вернулся из Ронс-о-Фе?

— Франсуа? Он научил меня читать и писать.

Искоса взглянувший на нее Гийоме, по-видимому, имел на этот счет другое мнение.

— Тебе тоже надо научиться читать и писать, — добавила Жанна.

— А отчего твоего сына зовут, как его?

— Так звали отца Бартелеми.

Дени задумался, а потом спросил:

— Так ты стала богатой?

Жанна взглянула на него с изумлением. Ни слова о перенесенных ею страданиях, о тех усилиях, которые привели ее к относительному благополучию, о горе после смерти мужа, о кошмаре двух похищений.