Мертвые души - Михаил Гоголь

В самом деле нужно войти сурьезно в положение города. Действительно, в городе N в продолжение трех месяцев слишком] не происходило ничего такого, что называют в столицах комеражами, а это, как известно, для города то же, что своевременный подвоз съестных припасов, без которого никакой город, ни губернский, ни столичный не может жить, [а это как известно то же самое для города, что хлеб, без которого нельзя жить] и вдруг после такого продолжительного поста, да на голодные зубы, ниспошли бог так жирно разговеться! [Дурак разве только] Кто же не бросится на такую еду. [да на голодные зубы такая жирная масляница! Конечно, кто не бросится с открытою пастью, а. да на голодные зубы ниспошли бог такую масляницу. Дурак разве только не бросится на это с завостренными зубами. ] Всеобщая толковня разделилась на два мнения, и это образовало две сильные партии: [и каждое из них образовало свою сильную партию] мужская, на которую преимущественно подействовали мертвые души, но в которой не было никакого порядка и никто не мог добраться настоящего толку. Женская, которая занялась исключительно похищением губернаторской дочки. Здесь, к чести дам нужно сказать, было несравненно более порядка и осмотрительности. Так уже, видно, самое назначение их быть хорошими хозяйками и распорядительницами. Всё у них весьма скоро представилось в самом ясном виде, облеклось[Всё у них облекалось] в пластические и очевидные формы, всё объяснилось, очистилось и, словом, вышла [как следует] просто картинка: [объяснилось, очистилось и предстало в самых ярких слепках: ] что Чичиков давно уже был влюблен и виделись они в саду при лунном свете, что губернатор давно бы отдал за него дочку, потому что Чичиков богат, как жид, если бы не причиною этого была жена его, которую он бросил (уж откуда они узнали, что Чичиков женат — известно богу), и что жена, которая страдает от безнадежной любви, написала письмо к губернатору самое трогательное, и что Чичиков, видя, что отец и мать никогда не согласятся, решился на похищение… В других домах рассказывалось это несколько иначе: что Чичиков, как человек тонкий и действующий наверняка, предпринял с тем, чтобы получить руку дочери, начать дело с матерью и имел с нею сердечную тайную связь, и что потом сделал декларацию на счет руки дочери; но мать, испугавшись, чтобы не совершилось преступление, противное религии, и чувствуя в душе угрызение совести, отказала наотрез, и что вот почему Чичиков решился на похищение. Ко всему этому присоединялись многие другие объяснения и поправки по мере того, как слухи проникали, наконец, в самые глухие переулки. И так как у нас на Руси общества низших особенно любят поговорить о сплетнях, бывающих в обществах высших, то очень ясно, что явились такие прибавления, которых совсем не думали те, которые распустили прежде. [“И так как ~ прежде” вписано на полях. ] Сюжет, как читатель видит, становился чрезвычайно занимателен, принимал мало-помалу совершенно окончательные формы и, наконец, так, как он есть, т. е. во всей своей окончательности, доставлен был в собственные уши губернаторши. Губернаторша, как мать семейства, как первая в городе дама и, наконец, как дама, никогда не подозревавшая ничего подобного, была, как всякий может представить себе, очень оскорблена подобными историями и ощутила в себе негодование, во всех отношениях справедливое. Бедная блондинка выдержала самый неприятнейший tкte-а-tкte, какой только когда-либо случалось иметь шестнадцатилетней девушке. Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, угроз, упреков, увещаний, так что бедная девушка бросилась в слезы, рыдала и не могла понять ни одного слова. Швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни в какое время и ни под каким видом Чичикова. [На отдельном листе, вшитом в рукопись, набросок: Губернаторша, как мать семейства, как первая в городе дама и, наконец, как дама, никогда не подозревавшая ничего подобного, [была] [весьма естественно выведена] была, как можно себе легко представить, [оскорблена] очень оскорбилась подобными <3 нрзб.> больше и ощутила в себе негодование, во всех отношениях справедливое. Бедная блондинка [бы] выдержала самый неприятнейший tкte-а-tкte, какой только когда-либо случалось иметь шестнадцатилетней девушке. Полились целые потоки расспросов, допросов, выговоров, [увещаний, ] угроз, упреков, увещаний. Так что бедная девушка рыдала и решительно не могла понять ни одного слова, к чему и зачем это. Швейцару дан был строжайший приказ не принимать ни под каким видом Чичикова ни в какое время. ]

Сделавши свое дело относительно губернаторши, дамы употребили всевозможные усилия, чтобы склонить на свою сторону мужскую партию, утверждая, что мертвые души[Вместо “Сделавши ~ души”: Партия дамская утверждала, что мертвые души] решительная выдумка и употреблена только для того, чтобы отвлечь всякое подозрение и успешнее совершить похищение. Чтобы представить это осязательней и очевидней, они употребили какие-то особенные средства, им одним известные, против которых многие мужья никак не могли устоять, и пристали к их партии, несмотря на то, что подвергнулись сильным нареканиям со стороны своих же товарищей, обругавших их бабами и назвавших юбками, название, как известно, очень обидное для мужского пола. [Вместо “и успешнее ~ пола”: дабы успешнее совершить свое похищение. Дамы стали наступать очень решительно на мужей своих и, чтобы представить это осязательней и очевидней, употребили какие-то средства, им одним известные, так что некоторые мужья пристали тоже к их партии. Какие это средства, автор, сколько ни старался, никак не мог узнать, и убедился только в том, в чем давно уже убежден почти весь свет, т. е. что эта сторона человеческого рода — совершенная задача. И ему случалось видеть не мало мужчин очень не глупых и даже весьма бойких насчет проницательности и осмотрительности, но которые, однако ж, в этом случае пожимали только плечами и на лицах их выказывалось самое глупейшее выражение, какое когда-либо было видимо на человеческом лице. ]

В толковне мужской партии, которая, однако ж, была не многочисленна, ибо немного нашлось мужей, которые могли устоять против убеждений и разных средств, употребленных их супругами, в толковне мужской партии не было заметно той окончательности, стройности и отчетливости, как у дам; напротив, всё у них было в каком-то тумане и самых неопределенных формах. Похищение губернаторской дочери они называли явной выдумкой, вымышленной только для прикрытия какого-нибудь дела важнейшего; утверждали, что невозможно, чтобы Чичиков отважился на такое рискованное дело, неприличное ни чину, ни званию, дело более военное, нежели штатское. Что именно мертвые души хоть совершенная глупость и недостойная просвещения, но именно это должно обратить внимание. [Вместо “утверждали ~ внимание”: что невозможно, чтобы Чичиков, будучи так осмотрителен и приобревши такую наружность и солидность, свойственную средним летам, отважился бы на такое рискованное дело, что это неприлично ни чину его, ни званию, и вообще дело вовсе не штатское. ] Нужно знать, что в это время все обитатели города, и в особенности те, которые находились на службе и занимали почетные места, находились в каком-то чутком и нервическом состоянии. В их губернию назначен был новый генерал-губернатор, событие, как известно, приводящее губернию несколько в тревожное состояние. Совершенная неизвестность, каков-то будет новый начальник, будет ли он благонамерен к гг. чиновникам, и как он примет и каким образом возьмется — словом, редко кто в это время бывает совершенно покоен. И потому эти слухи, [И потому одни эти слухи] уже единственно потому только, что просто слухи, многих потревожили при мысли, что скажет новый генерал-губернатор, что в городе их носятся вот-де какие глупые слухи. [Вместо “что просто ~ слухи”: что слухи, должны были многих встревожить при одной мысли, что как покажется новому начальнику, что у них-де вот что в городе, вот какие слухи. ] Инспекор врачебной управы, неизвестно отчего, вдруг побледнел; ему представилось бог знает что, что под словом: мертвые души не разумеются ли больные, умершие в значительном количестве в лазаретах и других местах от повальной горячки, против которой не было взято надлежащих мер, и что Чичиков не есть ли нарочно подосланный чиновник из канцелярии генерал-губернатора для произведения тайного следствия. Он сообщил об этом председателю. Председатель отвечал, что это вздор и не может быть, но побледнел тоже при мысли, которая пришла внезапно сама собою в голову и выразилась таким вопросом: [а. побледнел тоже при мысли, которая пришла ему совершенно внезапно и мысль эта была такого рода: ] “Ну, что, если души, купленные Чичиковым, в самом деле мертвые, а он допустил совершить на них крепость, и дойдет это до сведения генерал-губернатора, что тогда?” Председатель крепко задумался. Слово мертвые души так раздалось неясно и неопределенно, что некоторые из занимавших правительственные места тоже задумались, подозревая, что нет ли здесь какого намека на скоропостижно погибшие и несколько поспешно погребенные найденные тела вследствие двух не так давно случившихся событий. Первое событие было с какими-то сольвычегодскими что-ли купцами, [Вместо “что под словом ~ купцами”: что Чичиков должен быть чиновник канцелярии генерал-губернатора, присланный для подробного разведывания, от каких случаев умерло в лазаретах и городских больницах столько людей, и почему не были приняты надлежащие меры против оказавшейся в прошлом году повальной горячки. Он сообщил это председателю. Председатель отвечал, что это вздор и не может быть, но побледнел тоже, вспомнив, что ведь он сам помогал в совершении: в его присутствии была совершена крепость на души, может быть, мертвые, и чту если это дойдет до генерал-губернатора. Слово мертвые души так было неясно, что правительствующие особы стали опасаться, чтобы не дошли как-нибудь до сведения два кое-какие небольшие происшествия. Первое с сольвычегодскими купцами, ] приехавшими в город на ярманку и задавшими после торгов пирушку приятелям своим устьсысольским купцам, пирушку на русскую ногу, с немецкими затеями: аршадами, [пирушку с аршадами] разными пуншами, бальзамом и пр., на которой пирушке, от удовольствия ли сердечного, или просто спьяна, уходили на смерть приятелей своих, устьсысольских купцов, хотя сии[несмотря на то, что сии] последние с своей стороны были также[были тоже] мужики дюжие и были одарены такими объемистыми кулаками, [мужики дюжие и имели такие объемистые кулаки] что устьсысольские приятели долго носили синяки на боках[на своих боках] и спинах. В деле своем купцы, впрочем, повинились, изъясняясь, что немного пошалили. Носились слухи, что будто бы при повинной голове они приложили каждый по пяти государственных; впрочем, дело слишком темное. Из учиненных следствий и выправок оказалось, что устьсысольские ребята умерли от угара, а потому так их и похоронили, как угоревших[оказалось, что умерли от угара, а потому похоронены, как угоревшие]. Другое происшествие, недавно случившееся, было следующее: казенные крестьяне сельца Вшивая-Спесь, соединившись с таковыми же крестьянами сельца Задирайлова тож, уконтропошили будто земскую полицию в лице заседателя какого-то Дробяжкина, что будто земская полиция, т. е. заседатель Дробяжкин, повадился уж чересчур часто ездить в их деревню, что в иных случаях стоит повальной горячки, а причина-де та, что земская полиция имел кое-какие слабости со стороны сердечной и поглядывал будто бы очень пристально на их баб и деревенских девок, наверное, впрочем, неизвестно, хотя в показаниях крестьяне выразились прямо, что земская полиция был-де блудлив, как кошка и что уже не раз они его оберегали и один раз даже выгнали нагишем из какой-то избы, куды он забрался. [слабости ~ стороны сердечной и подбирался, может быть, к женам и дочерям их, — наверное неизвестно, хотя в показаниях крестьян выражалось, что земская полиция был блудлив, как кошка. ] Конечно, земская полиция достоин был наказания за сердечные слабости, [за свои слабости] но мужиков как Вшивой-Спеси, так и Задирайлова тож нельзя было тоже оправдать за самоуправство, [но мужики как Вшивой-Спеси, так и Задирайлово тож достойны были также наказания за самоуправство] если только они действительно участвовали в убиении. Но дело было темно. Земскую полицию нашли на дороге, мундир или сертук на земской полиции был хуже тряпки, а уж физиогномии и распознать нельзя. Дело ходило по судам и поступило, наконец, в палату, где было рассужено в таком смысле: так как неизвестно, кто из крестьян именно участвовал, а всех их много, Дробяжкин же человек мертвый, стало быть, ему немного было в том проку, если бы он и в самом деле выиграл это дело, а мужики были еще живы, стало быть, для них весьма важно решение в их пользу, то вследствие того решено было так, что заседатель Дробяжкин был сам причиною, оказывая несправедливые притеснения мужикам сельца Вшивой-Спеси и Задирайлова тож, а умер-де он, возвращаясь в санях, от апоплексического удара. Оно, конечно, и просто, и очевидно; однако ж, неизвестно почему, чиновники начали думать, что не эти ли мертвые души разумеются в оных обоих происшествиях. Случись же так, что, как нарочно, в то время, когда гг. чиновники и без того находились в затруднительном положении, пришли к губернатору разом две бумаги. В одной из них содержалось, что, по дошедшим показаниям и донесениям, находится в их губернии делатель фальшивых ассигнаций, скрывающийся под разными именами, и чтобы немедленно было учинено строжайшее разыскание. Другая бумага содержала в себе отношение губернатора соседственной губернии о убежавшем от законного преследования разбойнике, и что, буде окажется в их губернии какой подозрительный человек, не предъявивший никаких свидетельствтов, то задержать его. Эти две бумаги сбили с последнего толка гг. чиновников. Конечно, они не могли даже и подумать, чтобы что-нибудь из этого могло относиться к Чичикову; однако ж, всякий как поразмыслил с своей стороны внутренне об этом предмете, как припомнили, что они еще не знают, кто таков на самом деле этот Чичиков, что он сам весьма неясно отзывался насчет своей личности, говорил, правда, что потерпел в службе за правду, да ведь всё это как-то темно. [А когда] вспомнили, что он даже выразился, будто имел много неприятелей, покушавшихся на жизнь его, то задумались еще более: стало быть, жизнь его была в опасности; стало быть, его преследовали, стало быть, он же сделал что-нибудь такое… Да кто же он, в самом деле, такой? Конечно, нельзя думать, чтобы он мог делать фальшивые бумажки, а тем более разбойник: наружность он имеет весьма благородную и благонамеренную; поступки тоже с весом и осмотрительностию, ведет себя совершенно солидно и прилично и в обращении человек приятный во всех отношениях. Кто же бы, однако ж, он такой на самом деле? И вот, гг. чиновники задали себе теперь вопрос, который должны были задать вначале, т. е. в первой главе нашего романа. Они решились сделать еще несколько расспросов тем, у которых были куплены героем нашим души, чтобы хоть, по крайней мере, узнать, что это за покупка и что именно нужно разуметь под этими мертвыми душами, и не объяснил ли он кому, хоть, может быть, невзначай, хоть вскольз как-нибудь, настоящих своих намерений. [куплены героем нашим души, какого рода действительно была эта покупка, и не объяснил ли он как-нибудь каких-нибудь своих намерений. ] Прежде всего отнеслись к Коробочке, но тут почерпнули немного: купил-де за пятнадцать рублей, и птичьих перьев хочет тоже купить, [почерпнули немного: что купил-де за пятнадцать рублей, а что она сильно боится, не обманул ли он, потому что и птичьи перья хотел купить] и много всего накупить, и в казну сало ставит, и потому наверно плут, ибо уже был такой, который покупал птичьи перья и в казну сало поставлял, да обманул всех, у кого покупал, и протопопшу. Всё, что ни говорила она далее, [в казну сало ставит, то уж верно плут, руку набил бойко и потому наверное обманул ее. Все, что далее ни говорила она] было повторение почти того же, и чиновники увидели только, что Коробочка была просто глупая старуха. Манилов отвечал, что за Павла Ивановича всегда он готов ручаться, как за самого себя, что он бы пожертвовал всем своим имением, чтобы иметь сотую долю качеств Павла Ивановича, и отозвался вообще о нем в самых лестных выражениях, присовокупив несколько мыслей насчет дружбы и симпатии, уже с зажмуренными глазами. Мысли, конечно, удовлетворительно[в самых лестных выражениях, даже присовокупил к этому несколько мыслей ~ глазами, которые может быть очень удовлетворительно] объяснили нежное движение его сердца, но не объяснили чиновникам настоящего дела. Собакевич отвечал, что Чичиков, по его мнению, человек хороший, а что крестьян он ему продал на выбор, и народ во всех отношениях живой;[и народ совершенно здоров и жив] но что он не ручается за то, что будет вперед, что если они поумирают во время трудностей переселения в дороге, то это не его воля, а в этом властен бог, а горячек и разных смертоносных болезней есть на свете не мало, и бывают примеры, что вымирают-де целые[вымирают целые] деревни. Чиновники прибегнули еще к одному средству, не весьма благородному и чистому, но которое, однако ж, иногда употребляется, т. е. стороною, посредством разных лакейских знакомств, расспросить людей Чичикова, не знают ли они каких подробностей на счет прежней жизни и обстоятельств барина, но услышали тоже немного. От Петрушки услышали только запах жилого покоя, а от Селифана, что сполнял-де службу государскую, да надворный советник, да служил по таможне. У этого класса людей есть весьма странный обычай: если его прямо спросить о чем-нибудь, то он никак не вспомнит и не приберет всего в голову и даже просто ответит, что не знает. А вот если[А вот так если] о чем-нибудь другом спросить, так он ни с того, ни с другого и приплетет и расскажет даже много таких подробностей, которых и знать не захочешь. Все поиски, произведенные чиновниками, показали им только то, что они наверное никак не знают, что такое Чичиков, а что, однако же, Чичиков должен что-нибудь да быть непременно. Они положили потолковать сурьезно и окончательно об этом предмете и решить, по крайней мере, что и как им делать и какие меры предпринять. И для этого, чтобы решить всё это, предположено было собраться нарочно у полицмейстера, [положили, наконец, потолковать дельно и основательно и вместе с тем окончательно, что такое в самом деле Чичиков и как поступить в отношении к нему, и для этого положено было собраться у полицмейстера] уже известного читателям отца и благодетеля города.