Перед закатом Земли (Мир-оранжерея) - Брайан Олдисс

Глава девятнадцатая

Думая о том, что сказал ему сморчок, Грин теперь внимательней присматривался к ходульникам-шагальникам. Несмотря на очень мощную и разветвленную корневую систему, цветы ходульников были весьма примитивны. Будучи повернутыми все время к солнцу, соцветия привлекали к себе сердцевидных бабочек. Снизу пяти ярких и простых лепестков росли непропорционально крупные семенные стручки, шестигранные, на каждой грани которых имелись клейкие и бахромчатые наросты, формой напоминающие морских анемон.

Все это не произвело на Грина никакого впечатления. Однако то, что происходило с цветами в процессе опыления, было гораздо более захватывающим. Яттмур как раз проходила мимо одного из ходульников, когда с жужжанием подлетевшая к цветку древесная пчела уселась на бутон и принялась пробираться к пестикам. Реакция растения на попытку проникновения была невероятно бурная. С характерным резким звуком цветок и семена взлетели вверх, увлекаемые пружинистым гибким стеблем, вырвавшимся из внутренности стручка.

От испуга Яттмур немедленно бросилась в ближайшие кусты, а следом за ней и Грин. Осторожно они выглянули наружу, чтобы посмотреть, что случится дальше; они увидели, что стебель-пружина продолжает распрямляться, на этот раз более медленно. Пружина распрямилась полностью, и прогретая солнцем, отвердела, превратившись в прочный стебель. Шестигранный стручок теперь раскачивался высоко над их головами, кивая оттуда светилу.

Привычных к неожиданностям людей растительный мир мало чем мог удивить. Ко всему, что не представляло для них опасность, они немедленно теряли интерес. Им уже несколько раз доводилось видеть ходульник-шагальник, точно так же распрямляющийся на солнце.

– «Статистика утверждает, что в подавляющем большинстве вы лучше своих хозяев», – провозгласил Красавчик, облетев по кругу нового ходульника и возвратившись к людям. – «Пусть то, что случилось с Бомбейским Профсоюзом межпланетных грузоперевозчиков, послужит вам уроком! Отстаивайте свои права, пока права ваши еще в ваших руках!»

Всего в нескольких метрах от них другой ходульник-шагальник с шелестом развернулся и поднялся в воздух, его стебель выпрямился и быстро отвердел.

– Давай вернемся к прудам, – предложил Грин. – И еще раз искупаемся.

Стоило только ему сказать это, как в голове его пробудился сморчок. Без слов он поразил Грина, который попытался было воспротивиться, но зашатался и, корчась от боли, рухнул в кусты.

– Грин! Грин! Что с тобой? – охнула Яттмур, подбегая к нему и хватая за плечи.

– Я… я… я… – его рот отказывался произносить слова. Его губы поджались и посинели. Его руки и ноги вытянулись и затвердели. Сидящий в голове сморчок наказывал его за неповиновение, парализуя нервные центры.

– Я был слишком мягок с тобой, Грин. Потому что ты всего лишь растение. Я предупреждал тебя. В будущем я не стану терпеть и сразу же приму командование на себя, с тем чтобы ты повиновался мне без промедления. Я не ожидаю от тебя ценных мыслительных умозаключений, ты должен будешь только наблюдать, предоставив мне возможность размышлять и делать выводы. Сию минуту мы очень близки к тому, чтобы найти полезное применение этим растениям, а ты позволяешь себе глупо отворачивать с пути. Неужели ты хочешь так всю жизнь гнить среди этих голых скал? Теперь я приказываю тебе лечь на землю и спокойно наблюдать, иначе я награжу тебя новыми судорогами, например, вот такими !

Сам не свой от боли, Грин перекатился на грудь, зарываясь лицом в траву и грязь. Яттмур подняла его голову, плача, повторяя его имя и сама не своя от вида его мучений.

– Этот волшебный гриб, что он с тобой делает! – причитала она, с отвращением глядя на жесткий блестящий воротник, кольцом окружающий шею Грина. В ее глазах блестели слезы. – Грин, любовь моя, уйдем отсюда. С океана снова надвигается туман. Мы должны уйти от берега, как это сделали толстопузые.

Грин только отрицательно потряс головой. Его тело снова оказалось в его распоряжении – по крайней мере на текущий момент – судороги и спазмы стихли, но после мучений руки и ноги были слабыми, словно состоящими из желе.

– Сморчок хочет, чтобы я оставался здесь, – горько проговорил он. Бессильные слезы стояли в его глазах. – Уходи к остальным.

Дрожа от волнения, Яттмур вскочила на ноги. В ярости от собственной беспомощности, она ломала руки.

– Я скоро вернусь, – сказала она.

За толстопузыми нужно присматривать. Они были настолько глупы, что без должного надзора могут наесться всякой отравы. Пробираясь к своей с Грином хижине, она шепотом молилась по пути:

– О духи солнца, покарайте этого сморчка со всей своей жестокостью и силой, пока он не убил моего дорогого возлюбленного.

К несчастью, духи солнца на этом острове были слабы, как слабо было само светило. Со стороны океана поднялся холодный ветер, принесший с собой туман, который и вовсе закрыл солнце. Поблизости от острова проплывал айсберг; скрип и треск его льдин можно было слышать даже после того, как он, подобно призраку, исчез в тумане.

Частично укрытый кустами, Грин послушно оставался лежать на своем месте, наблюдая за тем, как в небе над его головой парит Красавчик, голос которого, приглушенный туманом, продолжал через равные промежутки времени выкликать слоганы.

Третий за прошедшее время ходульник со скрипом распрямился и закачался в воздухе. Грин отметил, что теперь, когда солнце ушло, ходульник распрямляется гораздо медленней. Материк полностью скрылся из вида. Порхающие вокруг цветков ходульников бабочки тоже пропали, последняя из них пролетела мимо него и скрылась; он остался один в призрачном мире, лежа на земле словно бы под поверхностью холодного океана сгустевшего воздуха.

В отдалении сталкивались друг с другом айсберги, и скрежещущий грохот их столкновений эхом разносился над океаном. Он был совершенно один, все возможные контакты с подругой или спутниками теперь были запрещены для него сморчком. Было время, когда близость гриба наполняла его сознание мыслями о борьбе и возможности победы, теперь же сморчок вызывал в нем только тошноту. Он представить себе не мог, каким образом возможно было избавиться от гриба.

– Смотри, ходульники снова распрямляются, – раздался в его голове звон сморчка, бесцеремонно вторгшегося в ток мыслей Грина. Среди ближних скал один за другим распрямились четыре ходульника. Стручки раскачивались над ними, похожие в густом мутном тумане на полуотрубленные головы. Под порывами ветра ходульники бились друг о друга, и их стручки со стуком соударялись. Но стоило клейким выростам на стручках встретиться друг с другом, как стручки замирали, приклеившись, продолжая тихо покачиваться, но уже на паре своих стеблей.