Поцелуй холода - Дженнифер Эстеп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты уверен, что она еще в участке? — спросила девушка нежным, тихим голосом.
— Я пять минут назад позвонил и спросил ее, — ответил Престон. — Она еще там. Видишь? Вон она идет.
Престон повернул голову, и я увидела, о ком он говорил. Каштановые волосы, фиолетовые глаза, прекрасная улыбка. Моя мама вышла через черный выход из полицейского участка.
«О, нет», — подумала я, потому что откуда-то знала, что будет дальше. «Нет, нет, нет».
Моя мама пересекла стоянку большими шагами и села в свою машину, точно также как и во сне, который снился мне на горнолыжном курорте. Я спрашивала себя, откуда появилось это странное воспоминание, а теперь я знала. Это было впечатление, чувство, которое было связано с перчаткой Престона. Мое подсознание с помощью психометрии уловило его, даже если я не сразу увидела образы.
— Я думал, ты сказала, что ее дочь с ней, — произнес Престон. — Мы можем убить сегодня вечером их обоих и покончить с этим делом.
Девушка пожала плечами.
— Тогда дочери просто нет здесь. И что? У нас есть наши приказы. Мы захватим мать, допросим ее о кинжале и выясним, где она его спрятала. Сегодня ночью это важно. А теперь давай начнем.
— Кинжал? Какой кинжал? О чем они говорили? Почему моя мама должна обладать кинжалом и почему она спрятала его?
Моя концентрация дрогнула, и изображение на одно мгновение потеряло резкость, прежде чем я снова смогла подключиться. Теперь внедорожник стоял с работающим двигателем и выключенными фарами на темном перекрестке. Престон смотрел в боковое окно.
— Вон она едет. Приготовься, — приказала девушка с заднего сидения. — Давай… сейчас!
Престон со всей силы надавил на педаль газа, и внедорожник выскочил из темноты в сторону машины моей мамы. Она даже не видела его. В моих ушах звучал звук разбивающегося стекла и искореженного металла, как будто я действительно была там, во время того, как Престон врезался на своей машине в ее.
Я ахнула и снова воспоминание расплылось. Теперь моя мама находилась не в машине. Она лежала на спине, на асфальте. Начал моросить дождь, но он не мог смыть кровь, которая покрывала всё её тело — её ноги, её грудь, её лицо. На её руках концы сломанных костей торчали из кожи, и она дышала с трудом и поверхностно. Она умирала, моя мама умирала.
Девчонка стояла с Престоном. Она возвышалась над моей мамой и держала в руке меч. На ней был одет пуловер с капюшоном, такой же, как всегда ношу я. Только капюшон она одела на голову, чтобы защитится от дождя, так что я не могла увидеть даже её затылка, не говоря уже о лице.
— Где кинжал? — прорычала девчонка. — Где ты его спрятала?
Моя мама улыбнулась девчонке-Жнецу.
— В том месте, где вы никогда не будете искать.
— Дура, нет такого тайника, которого мы бы не смогли найти. Это только вопрос времени.
— Я не дура, — сказала моя мама и приподняла немного голову. Несмотря на её раны, в её фиолетовых глазах светилась гордость. — В своё время я была чемпионом, и я хорошо служила своей богине. В этом моё утешение, даже сейчас, в конце моей жизни.
Ника. Моя мама говорила о Нике. Она, должно быть, спрятала таинственный кинжал, или чтобы это ни было, по приказу богини. Но почему? И почему Жнецы так срочно хотели завладеть им?
— Как и я тоже, — выпалила девчонка. — Я чемпион Локи, и он решил, что для тебя пришло время умереть. Скажи мне, где кинжал и тогда я убью тебя быстро. В противном случае…
Она взмахнула мечом, угрожающе подняв его, а капли дождя шипели на лезвие.
— Я всё равно умру, — сказала моя мама и закашляла кровью. — Так что делай, что хочешь, Жнец. Потому что уже через несколько минут я буду за пределами твоей досягаемости.
— Но твоя драгоценная дочь нет, и ты не сможешь больше защитить её от меня, — сказала девчонка. — Как её ещё раз зовут?
— Гвен, — прошептала моя мама. — Моя удивительная, невероятная Гвен. Было так много всего, что я хотела тебе ещё сказать, так много, чему я тебя ещё хотела научить…
Её голос утих. Слёзы текли по её лицу и смешивались с холодным дождём. Потом моя мама начала бормотать все те вещи, которые она так сильно хотела мне ещё сказать. Я была так потрясена из-за всего того, что видела, что не могла сосредоточиться на её словах. Её голос стал более хриплым, а её предложения более непоследовательными, пока она не стала только бормотать:
— Гвен, Гвен, я люблю тебя, Гвен…
Она ничего не скажет, — сказал Престон. — Убей её, а потом давай убираться отсюда, прежде чем здесь проедет другая машина.
— О, ну ладно, — фыркнула его спутница. Она сильнее ухватилась за свой меч и подняла его над головой. Потом она посмотрела на Престона, и я увидела, несмотря на тень капюшона, как её губы скривились в улыбке. Она опустила меч бешеным движением, я вытесняла воспоминание, прежде чем он вонзился в сердце моей мамы.
Моя мама умерла не от аварии с каким-то неизвестным, пьяным водителем, как я думала. Нет, она была убита — убита Престоном и девчонкой- Жнецом.
Я открыла глаза, вырвала руку из руки Престона, соскочила со стула и попятилась назад, пока не наткнулась на стеклянную стену одной из камер. Я стояла только примерно полметра от Равен и её письменного стола.
— Я же тебе говорил, что тебе не понравится то, что ты увидишь, цыганочка, — насмехался Престон. — Скажи, как это было, увидеть, как твоя собственная мать была убита прямо перед твоими глазами? Все замерли на одну секунду, потом их лица повернулись в мою сторону. Метис выглядела потрясённой, тренер Аякс — сердитым, а Найкмедс — испытывающим жалость. Даже Равен обеспокоенно посмотрела, подняв глаза от своего бульварного журнала.
— Подожди немного, — издевался Престон дальше. — Скоро я тоже самое сделаю и с тобой, цыганочка.
Я открыла рот, но не смогла сказать ни слова. Я не могла говорить, не могла кричать, даже не могла дышать. Всё только просто болело. Каждая клеточка, каждый нерв, каждый разрушенный, кровоточащий кусочек моего разбитого сердца.
В отчаянии я повернулась к Метис и стала искать в её лице утешение или подтверждение. Вместо этого я нашла вину. Иногда, если воспоминание было достаточно ясным, если чувство было достаточно сильным, мне не нужно было касаться предмета или человека, чтобы воспринять волны. В зелёных глазах профессора стояло чувство вины, и всё её тело излучало вину, как солнце излучает тепло.
— Вы знали, что мою маму убили, — прошептала я. — Всё это время вы знали об этом.
— Гвен…, - начала Метис и сделала один шаг в мою сторону.
Я развернулась и побежала из тюрьмы, но я даже ещё не достигла двери, как моих ушей достиг насмешливый смех Престона.