Ведогони, или Новые похождения Вани Житного - Вероника Кунгурцева

В толпе ребята подошли к тем совсем близко и подслушали, как они узнают у встречных о том, где тут ближайший телеграф. Им отвечали, далековато, де, надо ехать на таком‑то автобусе, до такой‑то остановки. Стеша дернула Ваню за руку, дескать, остановись, они отстали от тех, и девочка сказала, небось, де, тетке в Будённовск телеграмму хотят отбить, с днем рожденья поздравить, пока будут ездить — часа два пройдет, не меньше… И предложила такое, что Ваня только ахнул: если удастся — будет здорово! Но… мальчик ткнул в Стешин нос и рассказал про веснушки Адинапетс. Девочка хмыкнула:

— Она конопатая, я — нет, вот и отлично! Но я тоже скажу, как тебя можно от Нави отличить: у тебя волосы длиннее!

Но решили, что это дело поправимое…

Оставили тех идти своей дорогой — и ринулись на Блошиный рынок, где купили ножницы да коробку цветных карандашей. В крапивном проулке Стеша второпях обкорнала Ваню — теперь волосы у него были такой же длины, как у того. А мальчик оранжевым карандашом — по памяти — нарисовал на лице девочки 33 веснушки. Тут же обговорили примерный план действий. И — бегом к красным воротам.

Позвонили — их без разговоров впустили в коттедж. Теперь — если повезет — обиняком удастся выведать планы тех, а попутно по–человечески поесть. Ваня еще хотел с Кровохлебкой перемолвиться словцом, а Стеша мечтала ванну принять, дескать, мне всё кажется, что гробовым гноищем от меня несет, — если, де, поторопимся, за час успеем обернуться…

И — первым делом направились в ванную, как следует умылись с дороги, и Стеша не вынесла‑таки искушения — выгнала мальчика и полезла под душ. А Ваня покамесь отправился разыскивать комнату, где те ночевали, — решил заглядывать во все двери подряд, авось углядит Кровохлебку. Поднялся на второй этаж - там, небось, спальни‑то: две двери оказались заперты, а за третьей был человек… наверно, хозяин дома. Мужчина сидел в кресле и, уставившись в стенку, курил. Ваня поглядел на стену и глаза вытаращил — кругом оружие развешено: мечи, сабли, ножи, ружья, пистолеты… Ну и ну — почти как в оружейном подземелье Златыгорки! Ваня не знал, видел ли Нави эту коллекцию, поэтому сказал только одно:

— Здорово!

Мужчина кивнул, потом пригласил:

— Заходи, чего в дверях‑то стоять…

Ваня вошел — он не знал, как к мужчине обращаться, поэтому помалкивал, только на оружие смотрел. Тот сам заговорил:

— И всё же вы так ведь и не сказали, кем вам приходится этот человек?

Ваня насторожился: какой, де, человек? А мужчина ворчливо отвечает:

— «Какой–какой», конечно, капитан этот, который в чеченском плену…

Выходит, те уже успели доложить, зачем явились на Кавказ, вот ведь! Мальчик пожал плечами:

— Да он нам никто, просто… мы должны выкупить его — и всё…

— Это я уже слышал. Но ведь в плену много людей томится, почему именно он?

Ваня опять пожал плечами, он стоял, закусив губу и уставившись в стену: одна мысль забрезжила в нем… Он достал из котомки свой кинжал, вынул его из ножен и спросил, сколько может стоить этот нож… Солнечный луч скользнул по лезвию, высветив переплетение утконосых змеек. Мужчина заинтересовался: - Ну‑ка, ну‑ка! — унес кинжал к окошку, вертел и так и этак — и ножик и ножны, — наконец заговорил: — Я никогда такого не видывал! И даже не слыхал о таком… Узор какой странный! И металл какой‑то чудной… Мне кажется, нож чуть не доисторический, но этого не может быть — он отлично сохранился! Думаю, кинжал стоит очень дорого… Откуда он у тебя? Можно, я покажу его другу–историку?

Мальчик кивнул, но про то, где взял ножик, колоться, конечно, не стал. Ваня готовился задать свой вопрос:

— Скажите, а… 10000 долларов такой кинжал может стоить?

— Зови меня дядя Коля, я ж просил, — ввернул мужчина, и только потом ответил: — Думаю, что… да… Уж больно редкий!

И Ваня тогда воскликнул:

— Дядя Коля, купите его у меня!

— Ты… хочешь продать кинжал, чтобы выкупить капитана?

Мальчик кивнул. Мужчина почесал подбородок:

— Я ведь сказал, что поговорю со знакомыми чеченцами, можно ли еще иметь дело с этим самым Бароевым…

Но… если деньги будут на руках, всё будет гораздо проще, мы уже сможем договариваться… 10000 долларов! Конечно, я куплю у тебя кинжал — и разговоров быть не может… Вы… нам так помогли, что… Мы ведь уж не надеялись, мысленно похоронили ее… Ты оставишь мне кинжал, я сегодня же покажу его другу?

— Конечно, — кивнул Ваня, он услышал, что Стеша зовет его, извинился и понесся вниз по лестнице, перескакивая через три ступеньки разом, чуть шею не свернул. Ему не терпелось поделиться новостью с десантницей.

Стеша, вопреки логике, нахмурилась, потом сказала:

— Никогда не думала, что ножи стоят так дорого… — но, взглянув на вытянувшееся Ванино лицо: совсем не такой реакции он ждал, — проговорила:

— Ладно, чего ты — конечно же, я рада! Именно об этом мне и говорила… говорили, дескать, ты тот, без кого я не смогу выручить Егора Туртыгина… Только… обидно мне, ведь… мое ожерелье, если бы не превратилось в угли, тоже можно было бы продать… А теперь выходит, что тебе пришлось пожертвовать единственной памятью о… том месте.

— Ерунда, — сказал Ваня. — Мы и без кинжала не забудем про то, где были… про то, что с нами было…

Они вышли в холл и, уловив аромат жареной картошки, переглянулись…

— Тысячу лет не ела картошечки! — воскликнула Степанида Дымова.

— Я тоже!

По запаху живо отыскали кухню. А тут Анюта сидела, чаевничала, с ней еще одна женщина, которую звали Люба. А картошка стояла на плите — видать уж пожарилась. Увидав, какими глазами ребята глядят на сковородку, их тут же посадили за стол, вот, дескать, наголодались‑то, второй раз за сегодня завтракают, ешьте, ешьте, мол, а то тощие оба, как драные котята.

Из дальнейшего разговора ребята почерпнули массу полезных сведений, оказалось, что Анюта в доме прибирает, а Люба готовит, что хозяйку зовут Ирина Михайловна, хозяина — Николай Кузьмич, он бывший военный, а теперь коммерсант, фамилия их Соколовы, и у них шикарный меховой магазин неподалеку от рынка. И главное то, что их (вернее, конечно, тех) оставили в доме… Так хозяин распорядился, дескать, коль отказались от подарков, гостите, де, сколь хотите, вот добрый человек, всем доверяет, хотя они, конечно, так помогли, так помогли, что… Но дурачок, де, ваш, всё равно ведь на улице дрых, горбатого, де, могила исправит, видать, уж как привык всю жизнь, так и тут… Хоть вы, мол, и говорите, что вовсе не цыгане, а повадки‑то вас и выдают…

В коридоре второго этажа столкнулись с несчастной матерью Лины, — сразу узнали ее, хоть давно не видели, — кивнули. Она удивленно взглянула на них — но кивнула в ответ, ну да, она‑то их (то есть тех) утром, небось, видела… Но, впрочем, Ирина Михайловна почти и не замечала ребят, наверно, и веснушки Стеше можно было не подрисовывать… Пройдя мимо, женщина вдруг приостановилась и спросила: «Уже вернулись? Вроде к вечеру обещались… Узнали что‑нибудь?» — «Нет», — ответила на всякий случай Стеша, не зная, о чем идет речь. Но Ирина Михайловна уже поднималась кверху — витая лесенка вела, видать, в башню. А ребята перемигнулись: выходит, у них есть время до вечера — отлично!

Женщина остановилась возле какой‑то двери, постучала и позвала: «Лина, открой!» — но, ничего не дождавшись, подошла к перилам и жалобно проговорила: «Не открывает… Может, еще разок попробуете? Стеша, пожалуйста! Вдруг она с собой что‑нибудь сделает! Я этого не вынесу…»

Стеше с Ваней ничего не оставалось, как подняться на третий этаж. Постучали — за дверью было тихо. Женщина сказала, что она уйдет, чтоб не мешать, будет ждать внизу. Ребята покивали ей, но Ваня, которому не хотелось торчать под дверью, предложил разделиться — дескать, ты попробуй поговорить с Линой, а я всё ж таки пойду поищу Кровохлебку…

— Иди уж, ботаник, — ворчливо сказала десантница и, оставшись одна, позвала девочку по имени — та не отзывалась. Стеша поглядела в замочную скважину — ей померещилось, что оттуда тоже смотрят… Тогда она уселась под дверью и громко сказала:

— Знаешь, я ведь понимаю, каково тебе, сама была заложницей… Рассказать?

За дверью молчали, но Стеша продолжала:

— Боевики больницу захватили, а мы с Ванькой и Березаем там оказались…

И Степанида Дымова, глядя в пустоту, поведала про всё, что перенесла в Будённовске, остановившись на том, как боевики окликнули ее: «Эй, рыжая!» Стеша замолчала, за дверью было тихо — может, ее вовсе и не слушают… Но тут из‑за запертой двери раздался глуховатый голос:

— И что было дальше?

Но десантница не стала рассказывать про «дальше», а попросилась войти, после мгновений тишины дверь приоткрылась — на пороге появилась бледная светловолосая девушка в дымчатых очках, она посторонилась, и Стеша вошла.