Голубая кровь (СИ) - Гордиенко Татьяна Васильевна

Потом жизнь снова пошла обычным чередом, пока вы не стали ездить верхом, и графиня начала тревожиться за вас. Но она всегда была довольна тобой и Ноэми, и ни разу не пожалела, что оставила вас, даже когда распался её брак. Ты очень любила эту планету с детства, Нейман, а потому Ронда справедливо решила, что оставит это поместье тебе. В конце концов, ты и Ноэми терианки, и больше других имеете право жить на этой земле.

Когда Райтиса замолчала, Нейман посмотрела на неё очень внимательно.

— Ты всё рассказала? — спросила юная графиня рабыню, которая была для неё как вторая мать, а вернее третья, так как Ронда де Эриндо являлась второй, а настоящей своей матери Нейман не знала.

— Да, Нейман, это всё, что я знаю, — заверила Райтиса.

— И ты, зная всё обо мне, и дальше будешь терпеть мою власть в этом поместье?

— А почему нет?

— Я же никто.

— Ты — дочь графини Ронды де Эриндо! Она сама захотела, чтобы поместье досталось тебе, это была её последняя воля. Для меня достаточно знать это. Ты была и останешься моей госпожой.

С минуту Нейман отрешённо смотрела на портрет графини Ронды, висевший на стене. Она всю жизнь считала её своей матерью и любила больше всех. А теперь графиня мертва и причина её смерти — Нейман. Терианский подкидыш, воспитанный милосердной женщиной, как её родная дочь, стала причиной гибели Ронды де Эриндо. Нет, не принесли ей счастья двое терианских детей, которых она так любила и оберегала.

— Кто же я? — спросила еле слышно Нейман, скорее всего саму себя, а затем посмотрела на Райтису. — Скажи, ты не знаешь, кто моя настоящая мать?

— Нет, девочка моя, — покачала та головой, — но мне кажется, вряд ли она жива. Женщины-терианки часто подкидывали своих детей добрым землянам, в надежде, что те спасут их жизнь, а сами погибали от рук убийц, уводя их подальше от своих малышей. Очень много таких подкидышей земляне убивали, боясь, что из-за них пострадают семьи тех, кто их скрывает. Ведь кто не слышал о жестокости Красных Вампиров? Вероятно, и твоя мать, Нейман, подбросив вас, увела убийц подальше от этого дома и погибла.

— Райтиса, ведь у Ноэми были светлые волосы. Быть может, она тоже мне не сестра?

Нейман перевела взгляд на портрет Ноэми де Эриндо, словно желая прочитать в нём правду и получить ответы на свои вопросы.

— Очень возможно, — ответила Райтиса, подумав, что раньше ей самой в голову это не приходило.

— Если тебе больше нечего мне рассказать, то можешь идти. Я хочу побыть одна.

Нейман выглядела уставшей и угнетённой. Она вся сжалась будто от холода.

Женщина удалилась, не смея надоедать своими заботами юной госпоже. Уж кому, как не ей, было знать, что Нейман ненавидела, когда её жалеют.

Нейман некоторое время сидела совершенно ошеломлённая тем, что услышала. Она даже не представляла, радоваться ей или плакать из-за того, что цвет её крови не такой, как у остальных Эриндо. Однако кое-что, мучавшее её давно, теперь обрело смысл, у Нейман словно глаза открылись. И всё же Райтиса оказалась права, говоря, что эта тайна не принесёт ей радости.

Сейчас всё вокруг Нейман изменилось до неузнаваемости так сильно, что она спрашивала себя, уж не умерла ли она и не возродилась ли неожиданно где-то в другом месте, где ей всё неведомо и непонятно. А иначе чем объяснить то, что счастье за считанные дни сменилось горем и неизлечимой болью от утрат близких? Тем, что её красная кровь вдруг стала голубой? Раньше она была Нейман де Эриндо, принадлежавшая к двум благородным родам, чьи родословные насчитывают не один век. А кто она теперь? Человек без роду и племени, не знающий даже, кто её мать и отец, не то, что дальние предки. У неё голубая кровь и она подлежит уничтожению, как и её народ. Даже имя у неё не терианское, а то, что она имеет, дано ей не по праву рождения, а потому, что добрая графиня удочерила её.

Что ей теперь делать? Стоит Ауленту узнать, что она терианка, и тогда станет ещё хуже, и спастись самой и защитить близких будет трудно, не говоря уже о том, что о восстановлении справедливости нечего и мечтать. Все рады будут задавить семью, осмелившуюся вырастить терианку. Так что же делать? Обо всём рассказать брату и сёстрам или сразу лезть в петлю, чтобы спасти остальных?

И вновь Нейман неудержимо потянуло в горы, в лес, куда угодно, только подальше от людей. Но она вовремя одёрнула себя и взяла в руки. Нет, она так просто не сдастся и уж тем более не покончит жизнь самоубийством на радость недругам. Нейман знала, что нужно бороться до конца и не показывать слабости, даже находясь на последнем издыхании. Стоит раз позволить ударить себя — и тебя забьют до смерти.

«Если я и умру, то Аулент захлебнётся моей кровью, потому что она станет последней каплей в том океане голубой крови, которую пролили пришельцы», — подумала Неман на грани отчаяния, но она твёрдо была уверена, что уж её-то гибель точно не останется не отомщённой.

А пока кровью истекала душа юной терианки, скорбя о прошлом. Мысли Нейман мимолётно обратились против её воли к кому-то, кого она так реально ощутила рядом. Что-то окутало её заботой, пониманием и притупило невыносимую боль души.

Но Нейман лишь на миг поддалась этому чувству, а потом она разорвала эту умиротворяющую тишину и спокойствие душераздирающим, страдающим и вместе с тем испуганным криком:

— Оставь меня, мне не нужна ничья забота!

И что-то невидимое, вздрогнув, отпрянуло от неё и ушло так же незаметно, как и появилось. Боль и страдания вернулись вновь, но Нейман больше не старалась успокоиться и забыться. Пусть сильнее болит, это не даст ей расслабиться и заставит идти вперёд, решила Нейман. Она ни на что не променяет свою боль, ибо пока она страдает — она помнит, а пока помнит — её враги не смогут спать спокойно.

Мысли рождались одни за другими, сводя с ума. Нейман больше не могла выносить всё это и, покинув дворец через чёрный ход, побежала в конюшню. Когда она ворвалась туда с потерянным выражением в глазах, кони в стойлах захрапели, встревожено водя ушами и раздувая ноздри. На миг её взор остановился на чёрном жеребце, который вёл себя спокойнее остальных, и смотрел на Нейман с достоинством уверенного в своей силе зверя. Он будто безмолвно манил её к себе.

— Нет, Нейман, это безумие, — сказала она самой себе, пятясь от вороного.

Верный Измаил радостно заржал, увидев хозяйку. Нейман погладила по голове своего любимца и оседлала его. Затем, взяв ружье, поскакала в лес. Ей хотелось убить кого-нибудь или быть убитой, и терианка гнала коня, в надежде столкнуться с регетарком.

Хищников с каждым днём становилось всё больше и это серьёзно тревожило пастухов. Эти твари быстро размножались и приживались везде. Наконец, Нейман увидела огромную крысиную голову с клыками, выглядывавшую из кустов. Резко осадив коня, Нейман остановилась в десяти шагах от свирепого зверя.

Регетарк был голоден, очень голоден. Это Нейман заметила сразу и стала ждать нападения. Измаил, несмотря на то, что чувствовал хищника, стоял смирно, как вкопанный.

Какое-то время всадница и регетарк смотрели друг на друга, словно оценивая силы противника. Нейман спешилась и сделала пару шагов вперёд, не поднимая оружия. Она неожиданно поняла, что у неё нет никакого желания защищать свою жизнь. Зверь был голоден, но вдруг, резко развернувшись, поспешно пустился в бегство и скрылся. Он пребывал в замешательстве и панике.

Нейман уронила ружьё, опустила голову и, закрыв лицо руками, заплакала. Потом она упала на тёплую от послеполуденного солнца траву и зарыдала ещё сильнее, чувствуя, что сердце вот-вот разорвётся от горя. Измаил с пониманием тыкался носом ей в плечо, словно пытаясь успокоить свою хозяйку, которую он понимал без слов.

Нейман было невыносимо тяжело и вот, впервые в жизни, ей захотелось, чтобы регетарк её загрыз, она бы даже не сопротивлялась, но свирепый и грозный зверь пустился в бегство, едва ли не пождав хвост. Она не смогла даже умереть: судьба ей этого не позволила. Хищник и тот убежал от неё. Впервые за всю историю Теры регетарк бежал не от вооружённых охотников, с которыми одному не справиться, а от девушки, которая даже не подняла на него оружие. Зверя обратило в бегство ни с чем несравнимое человеческое горе, которое буквально излучала Нейман. Регетарк, заглушив муки голода, скрылся в лесу, хотя добыча была близка.