Ледяной лес - Чиын Ха

Баэль опустил чашку, и черты его лица исказились, когда он ответил:

– Если честно, я плохо помню тот день.

Я хотел спросить, что он имеет в виду, но его пронзительный взгляд остановил меня.

– Только спустя время я наконец-то осознал: мы до сих пор несем в себе последствия того, что случилось в Ледяном лесу. Но это не значит, что совершенной музыки больше нет.

Интересно, что он хотел этим сказать? Баэль, будто прочитав мои мысли, указал пальцем куда-то в угол. Я посмотрел туда и тихо вскрикнул: на стуле, окутанная серебристым сиянием, лежала Аврора, которую я каким-то образом не заметил.

– Однажды в Эден приедет гениальная девочка с пепельной скрипкой за спиной. Ее музыка затуманит разум, возможно, многих сведет с ума. Люди будут говорить, что не понимают ее музыку, что не могут услышать ничего, но девочка не станет тревожиться из-за этого. Ведь у нее уже есть истинный ценитель – она сама. Так что у этой истории будет хороший конец.

Я не знал, что сказать. Перед глазами снова замелькали отрывки из прошлого, слезы снова грозили брызнуть из глаз. Тишина давила на уши, и я осторожно поинтересовался дрожащим голосом:

– Местные дети не хотят играть на фортепиано? Думаю, что вполне могу их обучать.

– Надеешься занять мое место? – прищурился Баэль. – Нет, ты должен выступать на сцене Канон-холла, срывать овации. Работа учителя не для тебя.

На моих губах расцвела горькая улыбка.

– Я тоже больше не играю. Работаю переписчиком.

– Что? Переписчиком? – Глаза Баэля расширились от удивления.

Я кивнул, избегая его взгляда. Наверное, мне не стоило упоминать об этом. Баэль замолчал, подбирая слова, с силой сжимая и разжимая ладонь. Наконец с его губ слетел вопрос, который я не ожидал услышать:

– Скажи, а ты все еще надеешься стать…

– Да, я никогда не откажусь от этой мечты.

Баэль смотрел на меня сияющими глазами, крепко сжав губы. Я больше не отводил взгляд, чувствуя, как два темных омута затягивают меня с головой.

К счастью, прежде чем молчание между нами стало неловким, раздался скрип двери и в проеме появилось милое детское лицо. Девочка что-то спросила у Баэля, внимательно глядя на меня. Он ласково ей ответил, на ее лице снова отразилось недовольство. Я тут же встал из-за стола.

– Наверное, я пойду.

– Уже? Почему так скоро?

– Мне кажется, маленькой скрипачке пришлось не по душе мое появление.

– Она думает, ты приехал, чтобы забрать меня обратно.

– Ну, в какой-то степени она права.

Баэль поднялся вслед за мной, но я подошел к Элизе. Девочка с вызовом посмотрела мне в глаза, и я присел, чтобы лучше ее видеть.

– Привет. – Я протянул руку. – Не волнуйся, я ухожу, но когда-нибудь мы снова встретимся.

Она смотрела на меня своими темными глазенками, как будто даже не моргая, но руку не пожала. Я наклонился еще ближе и прошептал, хотя прекрасно понимал, что девочка не поймет ни слова:

– Когда этот день настанет, прошу, уговори своего учителя поехать с тобой. Уверен, он не сможет отказать, когда увидит твой молящий взгляд. Договорились?

Девочка, с изумлением разглядывавшая мое лицо, ничего не ответила. Я поднялся и, обернувшись, посмотрел на Баэля. Элиза тут же подбежала к нему и крепко схватила за руку. Я прощался с Антонио глазами, а он как будто раздумывал, остановить меня или нет. Не дожидаясь его решения, я покинул хижину.

«Рад, что ты не один», – промелькнуло в голове, пока я все дальше и дальше уходил от дома. Прощание далось мне на удивление легко.

Калитка осталась в сотне шагов, когда меня настиг чистейший голос скрипки. От удивления я замер на месте, боясь сделать вдох. Воздух наполнила нежная мелодия. Тихо, несмело я обернулся и бросил взгляд на маленькую хижину. Сначала мне показалось, что снова играет девочка, но знакомая мелодия тут же дала понять, что я ошибся.

«Тебе очень подходит эта мелодия».

В тот осенний день мы, еще юноши, смотрели на Канон-холл с холма, укрытого белым покрывалом. Я вспомнил, как беззаботно улыбался Антонио, сидя рядом со мной. В тот день, пусть ненадолго, мы смогли позабыть все наши ссоры и чувствовали себя свободными и счастливыми.

Горячие слезы обожгли щеки. Я поскорее вытер их и направился к деревне. Вслед мне летели переливы скрипки, постепенно затихая. Впервые за десять лет я слышал его игру, но не испытывал грусти. Его музыка будет жить внутри меня, в моем сердце. Всегда. Вечно.

Даже когда меня не станет, в его музыке будет звучать моя мечта стать его истинным ценителем.

Конец

Нельзя забывать еще одного человека. Возможно, многим его имя не скажет ничего, но в год расцвета таланта Баэля, в тысяча шестьсот двадцать восьмом, он заставил говорить о себе. Представитель одного из знатных родов Эдена – Морфе, он был, безусловно, выдающимся пианистом. Отец отправил его, младшего из трех сыновей, учиться в консерваторию, поскольку не собирался передавать ему свои дела. Любопытно, что такое решение Морфе-старший принял потому, что в их роду не было ни одного музыканта. К счастью, оказалось, что мальчик наделен талантом. Если бы он чуть больше времени проводил за инструментом, вместо того чтобы искать признания Баэля, то, без сомнений, именно он, а не его друг стал бы главным героем этой книги.

Интересно, что господин Морфе никогда не стремился к славе как музыкант, он хотел запомниться потомкам как сподвижник Антонио Баэля.

Наверное, поэтому во всех книгах, посвященных истории музыки Эдена, он значится как самый близкий друг Антонио Баэля или его самый преданный поклонник.

Но автор этой книги впредь будет называть их только так:

Антонио Баэль, бессменный де Моцерто, владелец великой Авроры,

и Коя де Морфе, его истинный ценитель.

Бабель Форон. «Биография Антонио Баэля»

Ледяной лес

Дополнение

Иногда даже в грязи рождается ослепительная красота.

С раннего детства он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете. Не только потому, что с рождения воспитывался в сиротском приюте. И не потому, что более крепкие ребята отнимали у него те ничтожные крохи еды, что им выдавали. И даже не из-за суровой местной зимы, когда холод пробирал до самых костей. Нет, все обстояло куда хуже – каждый день был пыткой.

Любой, самый тихий звук причинял мучительную боль. Голоса людей, скрип пера по бумаге, капли дождя, стучащие по крыше, – звуки взрывались у него в голове, словно фейерверки. С раннего утра и до глубокой ночи он крепко зажимал уши ладонями, только бы не слышать ничего вокруг. Иногда он кричал, чтобы его голос заглушил все шумы, и все равно слышал то, что не могли распознать остальные.

Мальчик часто тайком убегал из приюта – не потому, что ему там не нравилось. Нет. Какофония звуков гнала его прочь. Его любимым местом была долина, раскинувшаяся за приютом. Он часто приходил сюда, чтобы побыть в покое и одиночестве, но и здесь не находил блаженной тишины. Звук издавало все, иногда даже громче, чем сам город. Как ни странно, от этого его слух не страдал. И только урчащий живот заставлял мальчика снова возвращаться в приют, в мучительный шумный ад.

Когда ему исполнилось семь лет, он смирился и стал ждать дня, когда его голова просто взорвется. Ждал без страха, наоборот, в надежде, что смерть избавит его от страданий. Он ждал покоя.

Эту вещицу мальчик обнаружил совершенно случайно. Однажды, убежав из приюта в поисках спасения от ужасного шума, он оказался возле огромной мусорной кучи. Куча ужасно смердела, но здесь хотя бы было тихо, и он начал исследовать найденное место. Мальчик чувствовал себя отважным рыцарем, который очутился в неизведанном королевстве. Вместо меча – ржавая кочерга, а деревянный конь-качалка, от которого осталось лишь туловище, играл роль верного скакуна. Мальчик бесстрашно вступил в схватку с колесом от повозки, вернее, лишь ободом от него, но зацепился за что-то ногой и упал. Зашипев от боли, он вытер рукавом кровь на лодыжке и решил посмотреть, отчего же упал. Мальчик с интересом разглядывал неизвестную штуковину – ничего удивительнее он еще не встречал. Потребовалось много сил, прежде чем ему удалось вытащить ее из-под груды мусора. В руках у него оказался необычный кусок дерева – с одной стороны закругленный, к другой приделана тонкая палка. А всего удивительнее были четыре тонкие нитки, протянутые от края до края. Обуреваемый любопытством, он слегка потянул за одну из нитей и обомлел, когда вещица издала странный звук. Другие не услышали бы в нем ничего, лишь неприятное уху дребезжание, но мальчик сразу же осознал: если правильно обходиться с этими тонкими нитями, родится нечто особенное. Он тут же стал дергать, оттягивать и проводить по нитям пальцем, и вскоре его усилия были награждены: штуковина подарила ему прекрасные звуки. Не замечая ничего вокруг, мальчик долго исследовал необычную вещь, и на его губах впервые расцвела улыбка. Деревяшка издавала до дрожи восхитительные звуки, и впервые ему не хотелось закрыть уши руками.