Я — «Берёза». Как слышите меня?.. - Анна Тимофеева-Егорова

Я, пожалуй, ни за что бы не согласилась быть воздушным стрелком на Ил-2. Страшно все-таки. Сидит стрелок спиной к летчику в открытой кабине. Перед ним полутурель с крупнокалиберным пулеметом. Когда фашистский истребитель заходит в хвост штурмовика и в упор начинает расстреливать его — ну, как такое выдержать? У воздушного стрелка ведь нет ни траншеи, ни того бугорка земли, за который он мог бы укрыться от пуль. У него, конечно, в руках пулемет, но управление-то самолетом у летчика, и прицеливаться стрелку, когда летчик, маневрируя, бросает самолет из стороны в сторону, очень трудно. А еще бывает и так — вдруг пулемет замолчит от неисправности или когда кончатся патроны… Нет, ни за что бы не хотела я быть стрелком на штурмовике.

Макосов же с первых боевых полетов вел себя довольно активно. Увидев самолет противника, он тут же давал выстрел из ракетницы в его сторону, предупреждая всех об опасности. Когда я, уходя от цели, переводила самолет в набор высоты, Макосов строчил из своего пулемета по наземным целям. Хвост моего самолета был прикрыт надежно. Больше того, воздушный стрелок передавал мне по переговорному аппарату все, что видел и на земле, и в воздухе.

— Товарищ лейтенант, — то и дело слышу теперь, — справа из лесочка бьет зенитка!

— Товарищ лейтенант, к Малой земле от Новороссийска ползут шесть танков. Стреляют на ходу.

И опять:

— Товарищ лейтенант, подбит штурмовик номер «шесть», со снижением идет над морем…

Казалось, ничто не могло ускользнуть от внимания моего стрелка. Я радовалась его успехам и при каждом удобном случае хвалила, поддерживала, а командование полка за успешно совершенные десять боевых вылетов и подбитый «мессер» наградило Макосова медалью «За боевые заслуги».

Свой крупнокалиберный пулемет воздушный стрелок всегда содержал в боевой готовности, своевременно чистил его, смазывал, предупреждал всякие задержки. Часами Макосов мог сидеть в кабине штурмовика и тренироваться в прицеливании по пролетающим мимо аэродрома машинам.

Я уже полностью доверяла своему стрелку и была уверена — он не растеряется, не подведет в трудной боевой обстановке. Когда, случалось, в хвост нашего штурмовика заходил «мессершмитт» или другой вражеский истребитель, Макосов не паниковал, не горячился, а спокойно и деловито открывал огонь и достигал цели. Над станицей Молдаванской вместе с другими стрелками он сбил Ме-109. Макосова наградили еще одной медалью — «За отвагу». На разборах боевых вылетов его уже стали ставить в пример другим стрелкам, а он неизменно улыбался, показывая ямочки на щеках, и краснел. Девушки-оружейницы стали с интересом посматривать в сторону штурмовика, в кабинете которого сидел Макосов.

Оружейницы

А надо сказать, в полку у нас все девушки были, как на подбор — очень красивые. Прибыли они все из ШМАС (школа младших авиаспециалистов). Маша Житняк, Юля Панина, Маша Драгова, Варя Матвеева, Нина Гнеушева, Дуся Назаркина, Лида Федорова, Люба Касапенко, Нина Пиюк, Катя Кожевникова, Нина Швец, Катя Зелинская. Руководили ими техники по вооружению П.И. Панарин, Н.А.Калмыков и инженер по вооружению Б.Д.Шейко. Неимоверно тяжело было девчатам во время частых наших боевых вылетов. Сколько надо перетаскать к самолету бомб, эрэсов и все это хозяйство подвесить без всяких приспособлений. А между вылетами еще и зарядить сотни лент для пулеметов, пушек, заправить каждый самолет, летящий в бой.

В то же время появление в полку прекрасной половины человечества, волей-неволей, стало отражаться на мужском составе. До девчат у некоторых пилотов в полку пошла было мода на бороды (А может, поверье какое: мол, с бородой и пуля не возьмет!). Но вот появились красавицы-оружейницы — и бороды эти как ветром сдуло. Летчики стали чаще менять подворотнички, бриться, техники тоже не отставали. Обычно замасленные и грязные комбинезоны их стали едва ли не белоснежно чистыми от стирки в ведре с бензином, а то и отутюженными — под матрацем во время сна.

В полку все сразу заметили неравнодушное отношение техника-лейтенанта Петра Панарина к оружейнице Маше Житняк. Что тут поделаешь — полюбил с первого взгляда. В этой спокойной, неторопливой дивчине с теплыми карими очами привлекала ее скромность, доброта, трудолюбие, и Петр, не откладывая дела в долгий ящик, — как бы лихие пилоты не опередили! — объяснился Маше в любви. Но… получил отказ. А после очередного объяснения Мария сказала, как отрубила:

— Вы, товарищ техник-лейтенант Панарин, думаете, что я прибыла в полк, чтобы замуж выйти?.. Не буду скрывать, вы мне нравитесь, но до нашей победы свадьбы не получится!

Много лет спустя, после войны, ко мне в гости в Москву из города Червонограда Львовской области приехала бывшая оружейница Мария Тимофеевна Житняк — по мужу Панарина. Она была все такая же улыбчивая, приветливая, хотя война и годы, конечно, наложили свой отпечаток. О многом мы припомнили с Машей в ту встречу. И о том, как наши однополчане недоверчиво встретили девушек-оружейниц, и о том, как поначалу было действительно нелегко, не все ладилось: многие не умели работать с инструментом, сбивали себе руки. Но жалоб от девчат никто не слышал. Со всеми тяготами фронтовой жизни мирились они, зная, что не только им тяжело. Маша припомнила, как в первый банный день девушкам, как и всем солдатам, выдали рубахи и кальсоны. Пришлось перешивать да приспосабливать все это хозяйство для себя индивидуально. Закройщицей у нас была Нина Гнеушева — скромная, очень симпатичная и гордая девушка, уроженка Кубани. Прознав о таланте Нины, летчики, стесняясь и краснея, стали просить ее о переделке по фигуре то гимнастерки, то брюк или еще что. Все успевала кубанская казачка — и бомбы подвесить, и пушки зарядить, и эресы снарядить, да еще все заказы на пошив выполнить. Обуты оружейницы были в ботинки, полученные из Англии, которые называли «черчиллями» — за толстые подошвы. Выдавали их с обмотками. Потом из этих обмоток девчата научились делать чулки. Тоже «фирменное» название было — «зебры». Так называли самодельные чулки за некачественную окраску — полосами. Достанет кто-то у полкового доктора акрихина или чернил в строевом отделе у Ивановского, разведет водой — и ну, окунать в них обмотки да отжимать поскорее, чтобы и другие смогли покрасить. Летом громоздкие «черчилли» оружейницы не носили — щеголяли в тапочках, сшитых из самолетных чехлов. Только вот караульную службу все несли по форме.

О карауле следует сказать особо. Самое страшное это было для девчонок дело — стоять в карауле. Особенно на территории Польши, Германии. Там только и следи, только и крути головой по сторонам. А старшина Шкитин, как назло, ставил девчат для несения караульной службы на самые дальние посты. Считал, что по охране аэродрома они наиболее бдительные часовые. Что ж, действительно, красавицы-оружейницы неплохо овладели автоматом, и доверял им строгий старшина не случайно.