Фобия - Елена Тихонова

– Это лишнее подтверждение, что причастной ко всему она быть не может, – сказал Власов. – Она вида крови испугается, не говоря уже о… чем-то серьезнее. Думаю, ее врач смогла бы подтвердить, – он поднял глаза на Наталью и та закивала.

– Конечно. У Вики серьезные проблемы после… после того самого происшествия в школе. Эмоционального характера. Она просто не сумеет сделать то, в чем пыталась ее обвинить ваша коллега.

– Я закончил наверху. Проверю другой дом, – на пороге вновь стоял упитанный криминалист с чемоданчиком. – Вы говорили, он примыкает к вашему?

Власов объяснил ему, как пройти к пустующему дому, где Наташа и Вика видели кого-то ночью.

– Нашел что-нибудь в доме? – спросил он.

– Да. Но подробнее буду знать, когда окажусь в лаборатории. И хотел бы попасть туда поскорее, если вы понимаете, о чем я. Шеф меня торопит.

Скрипя подошвами новых ботинок, он исчез в холле, затем они услышали, как хлопнула дверь.

– Собаки тоже ничего не нашли, – подала голос от окна Наташа. – Они стоят у ворот, уже полчаса как.

– Значит, и нам пора. Вы нам очень помогли, Виктория, очень, – Валерий Семенович взял руку Вики в свои и потряс. – Надеюсь, вы понимаете, что все вторжения в ваш дом неслучайны. Вам стоит остерегаться, а я поговорю с шефом, чтобы все же выделили вам пару полицейских для охраны. Чувствую, охрана поселка бестолкова, как некоторые из наших сыщиков, – он улыбнулся и подмигнул Власову. – Довезешь меня домой, Антон? Кажется, Даша немного на меня осерчала и уехала, а ехать снова на такси очень расточительно, очень.

– Да, конечно. Я отниму еще пару минут у девушек и присоединюсь к вам.

Он дождался, пока второй ушел и обернулся к Виктории.

– Мне кажется, вам стоит уехать. Сегодня же.

– Я уже говорила ей об этом, – закивала Наташа.

– Но я не могу.

– Он или они расправились с целой семьей, не взирая на охранную систему, толпу сторожей на выезде и камеры. Оставаясь здесь, вы подвергаете опасности не только себя, но и Наталью.

– У Ивана не было охраны. Он надеялся на камеры. А Наташа сегодня вечером уедет.

– Напрасно надеешься, я остаюсь.

– Они стерты, все записи. Кто бы ни вломился к ним, он знал, где что находится и действовал быстро. Сколько, по-вашему, вы были без сознания?

Вика пожала плечами и задумалась.

– Не знаю. Мне показалось, что прошло всего несколько минут, на самом же деле могло пройти и час и два. Не хотелось бы думать, что я провалялась беспомощная столько времени, к тому же, шел дождь.

– Дождь был сильный, – поддакнула Наташа. – Ты была насквозь мокрой.

– С момента вашего звонка до моего приезда с группой прошло сорок минут. Это сыграло на руку убийце. Следы смыло. За это время он успел убрать тело Ивана, прибрать в доме, замыть все следы, да еще закопать всю семью. Мне хотелось бы провести следственный эксперимент, но вряд ли позволят. И все же, времени для всех манипуляций мало. Будь у него час и больше – дело понятное.

– Он был не один, – сказала Вика. – Один бы человек не успел все сделать. Иван говорил мне, что «он» за ним идет, когда просил пустить в дом. Но перед этим упомянул, что «они ворвались в дом». Будь я чуть расторопней и не такая трусиха, он был бы жив.

Ей было жаль Женю, Ивана, пусть хорошо она его не знала, но больше ей было жаль Ванечку. Ребенка могли и оставить в живых. Что за зверь такой, который не жалеет никого?

– Тогда простите мой вопрос, вы сами не так давно жаловались на память, но это его точные слова?

– Да. Вначале он говорил «они».

– Но у ворот вы видели только одного?

Она закивала.

– Как бы я хотела отмотать время назад и поторопиться. Я стояла у двери некоторое время, все думала, боялась. А ведь я могла успеть спасти хотя бы его.

– Вика, вашей вины тут нет. Он был тяжело ранен, вряд ли дожил бы до приезда «скорой». Надо радоваться, что вы сами остались живы. Вы были беспомощны, как и он. К счастью, преступник не тронул вас.

– Почему? Если он уже раз пытался проникнуть в комнату, чтобы добраться до меня, почему не стал убивать, хотя был шанс?

– Узнаем у него, когда поймаем. У ваших соседей не было охранника, няньки, помимо домработницы, так некстати уволенной?

– Нет, там оставались только они трое после ухода Ольги.

Впервые Вика поняла, что в поселке жили и обычные люди, которых устраивало, что рядом с ними нет посторонних людей. Иван надеялся на камеры, и не любил суеты вокруг. Даже у Ани прислуги было больше.

– Семеныч не упомянул, но мы подали запрос на Ангелину Масленко, ответ должны прислать если не сегодня, то завтра.

– Думаешь, ее тоже могли убить? – спросила Наташа, вмешавшись. – Но зачем? Она всего лишь домработница, что она могла видеть и чем помешать?

– Пока не могу сказать.

– Их ограбили? – осторожно спросила Вика.

– Да, но как будто сильно не рылись, взяли то, что было на виду. Это необычно. Убивать семью ради часов и побрякушек, но и преступник у нас не совсем обычный, как мне кажется.

– Не будь Ким настолько недоверчивой, все было бы известно еще вчера.

Власов надел пиджак и поправил рубашку.

– У нее была причина думать, что ваши соседи просто уехали. У них в подвале черт ногу сломит. Стиральная машина была отключена, они подняли полы, и привезли какие-то стройматериалы. У них намечался ремонт, это единственное, чем я могу оправдать решение Дарьи. Она подумала, что семья уехала на время ремонта.

– Кажется, – заметила Вика, вспомнив недоделанную мансарду Ани, – в этом поселке у всех еще дома в процессе ремонта.

Власов ничего не ответил, попрощался и вышел на улицу через парадный вход. Некоторое время они сидели в молчании. Затем Вика поднялась и побрела в прихожую, чтобы запереть дверь.

– Пожалуй, пока к дому не приставят охрану, я буду спать с тобой в комнате. Надеюсь, у тебя широкая кровать?

Вика кивнула, и начала подниматься наверх, затем перегнулась через перила и заглянула в гостиную. Увидеть Наташу ей не удалось, та была занята поисками своего телефона, но громко спросила:

– Признайся, ты остаешься со мной не потому, что переживаешь за меня, а из-за него.

Затянувшаяся пауза в ответе убедила Вику, что она попала в точку.

– Какие глупости, – ответила Наташа, даже не спросив, кого та имеет в виду. – Я здесь только ради