Матка - Татьяна Шуран

Тасманов протянул руку и коснулся ее щеки, повернув к себе ее непроницаемое лицо.

— Ты полюбишь меня, — твердо произнес он, — или я умру.

В мастерской, где некогда создавалась Матка, вновь появились элементы прежней обстановки, правда, в измененной до неузнаваемости форме. Большой каменный алтарь, обвитый винтовой лестницей, теперь помещался внутри колоссальной сферы, ощетинившейся снопами каменной нити, как застывшими черными искрами. Матка, порхая вокруг шара то с одной, то с другой стороны, с любопытством заглядывала внутрь. За дугами вращающихся колец, в густом переплетении многочисленных крючьев и игл плавали каменные пластины разной формы, напоминавшие разрозненные осколки головоломки. Матка недоверчиво покачала головой.

— И как это работает?

— Когда я войду в машину, она внедрит каменные нити. Только не по той схеме, как при создании имаго, а наоборот. Когда ты введешь зародыш, на него спроецируются энергетические потоки, полярные его собственным.

— А дальше?

— Золотко, если бы я знал, что дальше, какой интерес был бы проводить эксперимент?

— Да ведь для меня это может быть опасно! — недовольно произнесла Матка, колупнув когтем каменное колесо.

— Я уже говорил, что твое участие не обязательно. В любом случае, на мой взгляд, ты, в отличие от меня, ничем не рискуешь.

Матка обернулась и в очередной раз подозрительно смерила его изучающим взглядом. Тасманов поморщился.

— Что ты хочешь увидеть?.. Как я говорю, так и есть.

— Проверяю, на всякий случай…

— Следи лучше за своими отродьями, которых ты заставляешь подчиняться насильно, — фыркнул Тасманов. — Кто знает, быть может, в них еще осталось что-то от прежних хозяев их тел… Я забочусь о тебе больше, чем ты сама, потому что люблю, — вот что никак не укладывается в твоей каменной башке. — Тасманов в свою очередь погладил тускло поблескивавшую в темноте неповоротливую каменную дугу. — Будет интересно. Мы выйдем на качественно новый уровень.

— Мы?

— Мы, — уверенно подтвердил Тасманов.

Поколебавшись, Матка кивнула.

— Хорошо. Я верю тебе, — сказала она и подняла взгляд к прозрачному куполу мастерской. В непроницаемой глубине ночного неба каменные глаза различали движение далеких светил — начало зимнего солнцестояния.

— Время? — догадался Тасманов.

— Можно начинать.

По спиралеобразной лестнице, огибавшей алтарь, Тасманов поднялся на каменную площадку. Реагирующие на присутствие человека механизмы зашевелились. Помедлив на последней ступеньке, он обернулся и взглянул на Матку. Она зависла в воздухе неподалеку, нерешительно раскачиваясь из стороны в сторону. Он сам почувствовал, как что-то в его душе неуловимо изменилось, и какой-то отблеск нежности на мгновение мелькнул в его лице — выражение, которого никому не приходилось видеть ни прежде, ни потом.

— Прощай, — мягко сказал он. — На всякий случай.

В ее каменных глазах мелькнуло нечто вроде улыбки.

— До свидания.

Отвернувшись, Тасманов вошел в сферу. Заученным движением он протянул обе руки навстречу длинным спицам, и первые каменные нити прокололи ладони. Машина вздрогнула, поглощая кровь; каменные колеса взвизгнули и начали медленное движение.

Потоки каменных нитей с жужжанием впились в его руки, облепив их черными пластинами наподобие каменных перчаток, по швам которых потянулись кровавые ручьи. Не позволяя себе сосредоточиться на боли, Тасманов поднял руки, и тело, как бинты, начали опоясывать шипастые ленты; жгучие жала вращающихся игл впились со всех сторон. Он задержал дыхание. Колеса машины бежали все быстрее, и рассекаемое громоздкой ажурной массой пространство отзывалось пронзительным скрежетом, но Тасманов уже не различал, посторонний это звон или у него шумит в голове.

Сделав через силу шаг вперед, он почувствовал, как ступни плотно обхватили громоздкие каменные колодки. Причудливые узоры игл мелькали мимо, как черный калейдоскоп. Ему показалось, что у него темнеет в глазах, тяжелый узел шевелящихся каменных нитей затянулся на горле, как ошейник, и он, возможно, забыл бы, что следует делать, если бы непроницаемая маска не появилась прямо перед ним. С трудом подняв руки, которых он почти не чувствовал, Тасманов прижал маску к лицу; в следующее мгновение длинные острия выкололи ему глаза, иглы хлынули в череп и начали пронизывать мозг.

Наблюдая за превращением, Матка поднялась под купол — отчасти от испуга, отчасти от любопытства: сверху было виднее. Сквозь рябившие в машине узоры каменных сетей и мелькавшие, как черные птицы, дуги каркаса она увидела начальные этапы процесса — внедрение нитей в основные нервные узлы. Однако когда Тасманов надел привинчивающуюся к черепу маску, в ходе эксперимента произошли необъяснимые перемены.

Колеса внезапно замедлили вращение, машина остановилась и начала распадаться. Каменные нити потянулись в разные стороны, удаляясь от упавшей на колени человеческой фигуры, и стали исчезать в воздухе. А затем в полу под алтарем возник провал — не разлом на нижний этаж, а пустота, растекавшаяся с оглушительным гулом и скрежетом, как чернильное пятно. Тасманов, пошатнувшись, словно машинально встал на ноги, подошел к краю площадки и, раскинув руки, прыгнул в темноту. Некоторое время бездонный провал шумел и покачивался из стороны в сторону, как смерч, а потом вдруг словно ослепительная молния пронзила его сверху донизу, и он весь буквально закипел сверкающим белым светом. Блеснула еще одна вспышка, и внезапно мастерская обрела свой обычный вид; сферическая машина исчезла, а на алтаре осталась лежать неподвижная мужская фигура.

После того, как Тасманов надел маску, у него случился провал в памяти; в следующий момент он увидел мастерскую словно издалека — темная фигура, покрытая каменными пластинами, лежала на алтаре. В его сознании мелькнуло воспоминание о запредельной боли и ощущении безграничной пустоты, но он почувствовал, что умрет от шока, если сосредоточится на этом, и усилием воли заставил себя отвлечься. Следующей его мыслью была Матка, и он заметил ее, в оцепенении зависшую под куполом, глядя на алтарь.

"Давай быстрее!" — машинально скомандовал он и, хотя не мог говорить, его мысль прозвучала вслух, и Матка услышала.

Она сориентировалась мгновенно. По всей видимости, устрашающий процесс трансформы внушил ей справедливое опасение, что эксперимент в любой момент может прерваться вместе с жизнью Тасманова, а значит, выполнять задуманное надо немедленно.

Сманеврировав на алтарь, она уселась на безжизненную черную фигуру верхом; в следующее мгновение Тасманов почувствовал, как жало вошло в солнечное сплетение, и увидел Матку вблизи — склонившись над ним, она вдруг вскрикнула, словно от боли, и уперлась руками ему в грудь, а потом все исчезло.