Тамплиеры и другие тайные общества Средневековья - Томас Кейтли

В данном случае мы вновь сталкиваемся с примером действия принципа естественного замещения. Именно период волнений и анархии, последовавший за изгнанием Генриха Льва, послужил импульсом к строительству и расширению городов на севере Германии. Вольные германцы, как их описывал Корнелий Тацит, считали ниже своего достоинства запираться за стенами и рвами, и, похоже, их потомки саксонцы унаследовали подобные представления, поскольку в этой стране не было городов до времен Генриха Птицелова. В качестве мер защиты от норманнов, славян и мадьяр этот монарх повелел участки земли огораживать земляными валами и рвами, за которыми концентрировалась одна треть обрабатываемых земель округи, на которых должен был поселиться каждый девятый житель. Чтобы придать этим местам значимость, в них должны были проводиться судебные заседания. Набирая силы вместе с ростом населения, эти города стали способны противостоять натиску врагов и предоставлять убежище и защиту жителям открытой местности. Прочие города, такие как Мюнстер, Оснабрюк (Оснабург), Падерборн и Минден, разрастались из-за желания людей селиться ближе к аббатствам, церквам и резиденциям епископов, где они могли найти поддержку во времена материальной или духовной нужды, а также получить защиту благодаря проявляемому к церквам почтительному отношению. Третий тип городов своим происхождением был обязан тому беспокойному периоду, который здесь описывается. Так, жители с открытой местности, жертвы притеснений и тирании, бежали туда, где в обмен на свою покорность они могли бы получить хоть какую-то защиту, и строили дома у подножия замков каких-нибудь влиятельных феодалов. Такие города постепенно наращивали свою силу, пользуясь расположением императоров, которые, как и другие монархи, видели в них союзников в противостоянии чрезмерному влиянию церкви и знати и охотно одаривали их значительными привилегиями. Так появился прославленный Ганзейский союз, к которому прямо или косвенно принадлежал практически каждый сколь-нибудь значимый город в Вестфалии.

Однако рост городов и то процветание с улучшением системы регулирования социальных отношений, которое они несли с собой, не были единственным результатом изгнания Генриха Льва. Есть серьезные основания полагать, что именно в этот период в Вестфалии были учреждены суды фемы, или тайные трибуналы. По крайней мере, самый ранний документ, в котором есть четкое и однозначное упоминание о них, датирован 1267 годом. Это был инструмент, при помощи которого граф Марка Энгельберт освободил некоего Гервина Кинкенродского от феодальных обязательств для получения в наследство Брока, который находился в графстве Марк. Это, как утверждается, произошло в месте под названием Берле, на суде председательствовал Бернард Хенедорпский, и был составлен приговор фемы. Под приговором фемы во все времена понимались те, что тайно выносились вестфальскими трибуналами, следовательно, здесь имеется четкое и явное доказательство существования подобных судилищ в то время. В другом документе, датированном 1280 годом, снова в качестве свидетельств появляются приговоры фемы, и после этого они начинают встречаться все чаще.

Таким образом, обнаруживается, что менее чем через полвека после изгнания Генриха Льва суды фемы повсеместно действовали в Вестфалии, и нет ни малейших намеков на их существование до этого времени или достаточно убедительных доказательств, чтобы считать их более древними учреждениями. Не будет ли достаточно правомерным принять точку зрения тех, кто датирует их появление первой половиной XIII века и объясняет это анархией и бесправием, последовавшими за устранением власти, которая до сих пор держала в рамках знать и простолюдинов? И не лишена ли смысла гипотеза, что некоторые отважные и порядочные люди пришли к тайному соглашению осуществлять жестокое возмездие нестерпимому злу, охватившему страну, и сочли целесообразным прибегнуть к тем мерам поддержания гражданского порядка, которые постепенно переросли в тайные трибуналы? А может быть, какой-нибудь влиятельный правитель, действуя исключительно из эгоистических побуждений, разработал план общества и назначил собственных судей, чтобы первым написать о них?[111]

Впрочем, приходится признать, что происхождение судов фемы покрыто такой же завесой тайны, какая окутывает историю Ганзейской лиги и столь многих других институтов Средних веков, и не стоит питать излишних надежд, что когда-нибудь она будет полностью сброшена. Поэтому в этом вопросе всегда будет широкий простор для появления гипотезы, и та, что была выдвинута выше, является лишь одной из девяти уже существующих. Четыре из них относят происхождение судов фемы ко временам Карла Великого, считая, что они либо были прямо учреждены данным великим монархом, либо постепенно трансформировались из других его институтов, созданных для совершенствования управления его владениями.

Пятая относит их происхождение ко второй половине XI столетия и считает их изобретением вестфальского духовенства для продвижения позиций папской власти в ее попытках установить главенство над всеми мирскими правителями. Шестая приписывает их учреждение святому Энгельберту, архиепископу Кельна, которому император Фридрих II поручал управление своими делами в Германии в период своего пребывания на Сицилии и который был известен своим религиозным рвением и преследованием еретиков. Он создал их, как утверждают сторонники этой теории, по образу инквизиции, учрежденной позже. Седьмая и восьмая гипотезы даже не заслуживают упоминания. В отношении остальных следует сделать несколько замечаний.

Первые авторы, которые упоминают суды фемы, – это Генрих Херворденский, монах-доминиканец, который осуждал их в период правления императора Чарльза IV в середине XIV века, а также Энеа Сильвио, секретарь Фридриха III, писавший о них веком позже. Эти авторы принадлежат к числу тех, кто относит происхождение судов фемы к Карлу Великому, и очевидно, это было общеизвестным мнением того времени, старательно распространявшимся самими членами этой организации, которые пытались придать ей дополнительную значимость в глазах императора и соотечественников, связав их с памятью о блистательном монархе Запада. Тем не менее нет никаких свидетельств извне, и никакие внутренние сведения не предоставляют возможности уверенно подтвердить это. Эгинхарт, секретарь и биограф Карла Великого, а также все прочие авторы тех времен хранят молчание по этому вопросу. Бесценные отрывки древних саксонских законов, собранные в XII веке, не имеют ни малейших ссылок на подобные суды, и, строго говоря, их дух и образ действия сильно разнятся от того, что было характерно для созданных Каролингами институтов. Что касается гипотезы, по которой автором судов фемы является архиепископ Энгельберт, она совершенно не подтверждается сторонними свидетелями. В свою поддержку она не имеет ничего, кроме совпадения по времени первого упоминания о подобных судах с деятельностью Энгельберта и в схожести присущей им и святой инквизиции секретности в осуществлении своих процедур. Последнее сходство можно легко объяснить, и для этого вовсе не нужно прибегать к предположению, что одно было заимствовано другим.

Таким образом, с определенной уверенностью можно сказать лишь одно, что в середине XIII века суды фемы существовали и действовали в той стране, которая была описана как Вестфалия Средних веков. К этому можно добавить только то, что их юрисдикция распространялась на всю данную страну и первоначально ограничивалась именно ее границами, все суды в других частях Германии, которые имеют сходство с вестфальскими судами фемы, имели другой характер и свойства[112].

Прежде чем перейти к описанию этих трибуналов, остается рассказать о происхождении их названия. И здесь опять сталкиваемся с такими сложностями и неопределенностью, как при изучении происхождения самого общества.

Почти каждое слово в немецком и родственных ему языках, которое имеет самое небольшое сходство со словом «фем» (Fehm)[113], приводилось теми или иными авторами в качестве его истинного источника. Нет необходимости в текущем контексте рассказа об истории судов фемы обсуждать доводы в пользу одной или другой теории, вполне достаточно ограничиться упоминанием того, что к числу наиболее вероятных относится латинское слово fama (репутация, общественное мнение), впервые предложенное Лейбницем. Во времена, к которым с наибольшим количеством оснований можно относить появление подобных трибуналов, немцы были хорошо знакомы с терминами гражданских и церковных законов. Суды фемы существенно отличались от первоначальных принципов германских законов, одним из которых был: нет обвинителя – нет суда, и, подражая зарубежным законам[114], действовали на основании общественного мнения без выдвижения формального обвинения в отношении человека, подозреваемого в преступлении или дурных намерениях. Более того, различные трибуналы за пределами Вестфалии, которые действовали на тех же основаниях, по общеизвестным сведениям, также назывались судами фемы, что, соответственно, можно интерпретировать как суды фаме, то есть те, которые не требовали в соответствии с древними германскими традициями формального обвинения, а начинали расследование и установление истины по любому обвинению, которое выдвигалось общественной молвой или слухами в отношении того или иного лица. Без сомнения, это было очень опасной процедурой, которая могла быть подвержена самым сильным злоупотреблениям, однако в том состоянии беззакония в Германии и в ощущении безнаказанности, которое могли испытывать самые злостные преступники, из-за страха перед ними, удерживающего пострадавших и свидетелей от выдвижения против них обвинений, она, возможно, была более чем оправданной. Стоит тем не менее отметить, что слово «фем» может быть вариантом старонемецкого слова, обозначающего «приговор». Очень даже вероятно, что в итоге суд фемы мог означать всего лишь трибунал, выносящий приговор, другими словами, суд, выносящий наказание за преступление, который можно назвать уголовным судом.