На острие иглы - Илья Стальнов

– Реконкиста, – кивнул я.

– Точно!… Именно здесь было королевство Арагон, устоявшее в самых страшных битвах с этими смуглыми врагами. Наши воины завоевателями вступали в Сицилию и Сардинию, Неаполь и Валенсию и присоединяли эти земли к королевству. Наши предки были героями. А наши современники проиграли англичанам битвы при Гохштедте. Каково, а?

– Это весьма прискорбно.

– И все из-за того, что столица находится в эчом проклятом Мадриде. Вспомните, дружище, откуда пошла Испания. Та проклятая династическая уния Арагона и Кастилии. Именно из этого союза родилось государство Испания.

– И было это в одна тысяча четыреста семьдесят девятом году от Рождества Христова, – поддакнул я.

– Я сразу рассмотрел в вас знающего человека.

Мы просидели с ним еще час, одолевая новые и новые порции прекрасного испанского вина. Дон Санчес оказался интересным собеседником, отлично знающим историю и географию. Но мне время от времени приходилось утихомиривать его, когда речи испанца становились смелыми настолько, что явно начинали угрожать нашему благополучию. Ведь я уже говорил, что в этой стране не особо церемонятся с теми, кто без должного почтения упоминает короля и святую церковь.

– Ну что же, пожалуй, мне пора, – сказал я, поднимаясь и чувствуя, что мир утратил изрядную долю своей устойчивости, которой еще недавно обладал в полной мере.

– Если захотите еще побеседовать с неглупым человеком, которых, к сожалению, так немного осталось в Сарагосе, в любой таверне, в любом конце города спросите дона Санчеса, и вам подскажут, как меня найти.

– Обязательно воспользуюсь вашим предложением…

Покачиваясь, я вышел из таверны и решил немного пройтись, чтобы выветрить хмельные пары из головы. Дело близилось к вечеру, жара спала, подул свежий ветер…

Мне по большому счету было все равно куда идти. Я шел, покачиваясь, и будто со стороны наблюдал, как текут куда-то назад улицы. Позади остались людные кварталы, и меня занесло в окрестности порта. На глаза начали попадаться личности, о которых можно сказать только, что их прошлое черно как смоль, настоящее преступно, а в будущем их ждут неласковые руки палача. Я ощущал на себе косые взгляды и понимал, что многие из этих типов не прочь на зуб попробовать золото из моих карманов и особо ней будут колебаться перед тем, как пустить в ход нож. Они везде одинаковые, и в Лиссабоне, и в Берлине, и в Париже. Но я их никогда не боялся, немало отправив этих животных на тот свет быстрым ударом кинжала.

Наконец, предметы обрели ясность. Я немного протрезвел от свежего речного воздуха и решил пробираться к гостинице… Вот тут-то все и началось.

Войдя в узкую немощеную улочку, заканчивающуюся глухим тупиком, я столкнулся с компанией оборванцев, позорящих своим нравом и обликом звание человека разумного.

Сперва мне показалось, что эти подгулявшие приятели стоят в уголке и думают, в какую еще гавань держать курс, но затем меня что-то насторожило в их поведении. Одетый в лохмотья громила, чем-то похожий на свирепую африканскую обезьяну, сжимал горло низенького, тощего и жалкого на вид человечка, одетого, р зеленую рубаху и черные шаровары. Похоже, "громила решил приложить все усилия, чтобы ближе познакомить беднягу с тем светом, о котором многие наслышаны, но никто не может похвастаться путешествием туда и возращением обратно. Двое других мужчин – высокий, в белой, тонкого сукна, рубахе, красных штанах и шпагой на боку, и бесформенный, дышащий с одышкой толстяк в куртке с оборванными рукавами – любовались происходящим. Они с интересом ждали неизбежного конца жертвы.

Это действо происходило в полном безмолвии, совершенно несвойственном подобным дракам. Нетрудно было догадаться, что троица затащила сюда бедолагу, чтобы хладнокровно и бесстрастно его прикончить. Все выдавало в них людей, привыкших к подобным делам и не считающих их чем-то зазорным.

– Эй! – крикнул я. – Что это вы там затеяли?

– Пшел вон отсюда! Я – Роберто Рапозо! – небрежно бросил в ответ мужчина со шпагой и повернулся досматривать интересное зрелище, будучи уверенным, что его имя скажет само за себя.

У низкорослого не было никаких шансов вырваться из громадных лап убийцы. Было непонятно, как он жив до сих пор. И тут произошло то, что просто не могло произойти. Жертва разжала руки, сжимавшие горло, оттолкнула своего противника, а потом с размаху ударила его сухоньким кулачком в челюсть. Раздался треск, будто столкнулись две телеги, и на землю глухо ухнул многопудовый мешок. Громила потерял сознание.

Под грязные ругательства в руках убийц мелькнули клинки. Я видел, что при всем проворстве и непонятной силе бедняга вряд ли смог бы с ними справиться. Христианский долг требовал вмешаться.

– Оставьте его в покое!

– Чей это голос? – усмехнулся высокий. – Из какой выгребной ямы прилетел он, чтобы терзать мой нежный слух?.. Уходи, глупец, Я же сказал, что я Красный Роберто. И это свиное отродье – моя законная добыча.

– Я тоже сказал – оставь его! Или мы будем драться!

Роберто был несказанно удивлен моим непониманием. Он привык, что его имя само по себе является оружием,

– Тогда мне придется убить и тебя, – пожал плечами негодяй.

Тем временем поверженный громила начал приподниматься с земли, вытаскивая из-за пазухи металлическую палку. А двое его приятелей бросились на меня,

Впрочем, громилу снова успокоил двумя ударами низкорослый. Я же, со свистом разрубив шпагой воздух, рубанул по руке толстяка, отсекая ему палец. Тот жалобно и сипло заскулил, прислонился к кирпичной ограде. Роберто же, выхватив шпагу, яростно обрушился на меня.

Эх, если бы злость могла заменить моему противнику искусство фехтования!… Два выпада я отбил без особого труда, а потом, резко выбив шпагу из его рук, полоснул по щеке, чтобы немного охладить его пыл. Левой рукой я приподнял шпагу бандита за эфес и резким ударом сапога переломил ее пополам. Мне не составило бы труда разделаться со всей троицей, но без особых на то причин я никогда не проливал крови.

– Брысь отсюда, собачье племя! – крикнул я. Ни слова не говоря, Роберто помог подняться громиле. Троица, выглядевшая весьма жалко, поплелась прочь. Когда нас разделило достаточное расстояние, Роберто крикнул:

– Теперь ты мертв! И тебе не поможет никто, вступись за тебя хоть сам архангел Гавриил.

Они скрылись с глаз.

Спасенный мною человек произнес совершенно спокойно:

– Думаю, Эрлих, нам лучше поспешить. Вскоре Роберто заявится сюда со стаей таких же вонючих тараканов, как и он сам. Он не относится к добрым людям Сарагосы.

– Генри, это опять ты! – Теперь я мог спокойно рассмотреть спасенного, Ну конечно же, это Генри Джордан – давно не виделись!

– Не скрою – это опять я.

– Объясни, что эти шакалы хотели от тебя.

– Не время. Бежим!

Он неплохо знал город. Мы мчались по таким закоулкам, что трудно даже поверить в существование подобных в Сарагосе. Наконец мы очутились па окраине в замусоренной пустынной оливковой роще, и Генри сел на поваленное дерево. Отдышавшись, он сходу бросился изливать слова благодарности и извинений за доставленное мне небольшое беспокойство.

– Ничего себе-"небольшое беспокойство", – законно возмутился я. – Мне пришлось драться из-за тебя со стаей волков. Что они от тебя, черт побери, хотели?

– Они вообразили, – что обязаны мне некоторым уменьшением своей клановой казны…

– Ясно! Ты просто обворовал их! А я – то, не щадя жизни, защищал тебя.

– Эрлих, вы мне нравитесь, поэтому я вам открою еще один секрет. В прошлый раз, когда я вам говорил, что отец мой был негодяем, я тоже сказал не правду.

Не только мой отец и дед были отпетыми мерзавцами, но и я сам. Я с детства не моту пройти мимо чужого имущества, которое просто вопиет, чтобы я прихватил его.

– Это я успел заметить.

– Но не думаю, что взял большой грех на душу, обворовав друзей Роберто. Эти деньги добыты преимущественно кражами и грубым насилием, которое, кстати, глубоко ранит мою душу и к которому я лично никогда не прибегал.

– Роберто – разбойник?

– Не только. Он глава бандитского клана этого города и окрестностей, король сумерек. Даже сильные мира сего, купцы и знать не могут себе позволить не считаться с ним.

– И все же ты осмелился запустить руку в его карман.

– Только в результате прискорбного материального состояния – ветер гуляет в моих карманах…

– Как?! А драгоценности графини?

– Их было не настолько много, чтобы я не сумел их спустить в карты длиннорукому Жерару, который в игре не человек, а бес… Кстати! дел amp; не только в моем печальном безденежье, но и в том, что я не люблю людей, руки которых обагрены кровью. Воровство, согласитесь, в какой-то мере искусство, особенно когда крадешь у тех, у кого все равно не убудет.

– Сомнительная философия.