В небе Китая. 1937–1940. Воспоминания советских летчиков-добровольцев. - Юрий Чудодеев

Не обошлось дело и без летчиков-гастролеров, бизнесменов из капиталистического мира Европы и Америки. Правда, их были единицы, и они сами поспешили убраться: бои тяжелые, риск большой, а тут еще эти странные русские, которые не принимают вознаграждения за сбитые самолеты. Возможно, был там и американец — долговязый Джон, охотник за золотишком, о котором гак хорошо рассказал Борис Смирнов в книге «Испанский ветер»[41]. Мы таких не видели и желания видеть не имели.

Из Ханькоу на своей «ласточке» в составе группы я перелетел в Наньчан. С этим городом связана деятельность генерала Галина (В. К. Блюхер) по Северному походу, летчика В. Е. Сергеева, помогавшего Национально-революционной армии[42].

Теперь, 12 лет спустя, Наньчан служил основной базой истребительной авиации Китая. Здесь были два аэродрома: малый и большой фэйцзичан.

Малый аэродром в большей своей части был заболочен, а полоса жесткого покрытия ограничена. Сидели там «чижи»- И-15бис. Вечером в литишэ[43], где мы жили, Костя Опасов предложил мне и Жене Владимирову:

— Знаете что, ребята, перейдем на «чижи», а? Скоростенка, правда, маловата, да зато четыре пулемета и все бьют кучно — через винт. С уборкой и выпуском шасси тоже не придется возиться, как на «ласточках».

С нашей стороны возражений не последовало.

— Тогда ты, Николай, будешь у меня правым ведомым, а Женя походит левым. Насчет машин я уже договорился. Завтра будем на дежурстве на малом фэйцзичане.

Так из «ласточек» сформировалось звено «чижей». Фронт далеко. Сеть постов ВНОС заблаговременно оповещала О приближении противника. Дежурные поэтому в готовности номер два близ самолетов. Огромный банан недалеко от стоянки укрывал летчиков от палящих лучей солнца. В кабины садились по сигналу тревоги. Вылетали по сигналу ракеты. Противник активности не проявлял. Отдельные вылеты на перехват разведывательных самолетов противника и тренировочные «бои» не утомляли нас.

Но вот разведка донесла, что японцы готовят удар по Ханькоу. В тот же день в коротких апрельских сумерках наши самолеты звеньями и группами приземлялись на знакомом аэродроме этого города.

II

Брезжил рассвет 29 апреля 1938 г. Из канониров на границах летного поля слышался рев прогреваемых моторов; небо полосовали огоньки трассирующих пуль — шла пристрелка пулеметов.

Посты ВНОС сообщили о полете большой группы бомбардировщиков в сопровождении истребителей курсом на Ханькоу.

— По самолетам!

Взлет, сбор, набор высоты. Идем па сближение.

…Армадой, монолитной массой в плотном строю клина девяток идут бомбардировщики противника. В стороне и выше поблескивают боками с красными кругами па плоскостях хищные, как акулы, истребители. Часть наших сил устремляется навстречу истребителям и связывает их боем. Основная масса обрушивается на бомбардировщики.

Скрестились огненные трассы. Мелькают перед глазами атакующие и выходящие из атак самолеты. Ужо языки пламени лижут борта некоторых бомбардировщиков. Но с самурайским упорством противник еще пытается пробиться к цели.

Сбитые самолеты в беспорядочном падении устремляются к земле. Их места занимают другие, прижимаясь плотнее друг к другу, огрызаются из всех пулеметов.

Надо отдать должное: выучка у экипажей противника высокая — чувствуется закалка отборных офицерских кадров. Горит, а идет за ведущим крыло в крыло, и, пока не истреблен экипаж, самолет управляем и не перестает сыпать пулеметными очередями.

Но вот строй становится реже. Бессмысленность упорства очевидна. Ведущая девятка — уже не девятка — разворачивается па восток и уходит, сбросив бомбы где придется. За ней другие, кто еще в состоянии летать. Ни одного облачка парашюта не от делилось от сбитых самолетов.

В схватке с японскими истребителями погиб молодой летчик Шустер. При атаке противника в упор не рассчитал выхода из атаки и столкнулся с японцем. Да еще вынужденная посадка с убранными шасси на небольшом песчаном островке р. Янцзы подбитой «ласточки» Гриши Кравченко.

…На этот раз в Ханькоу мы задержались на более продолжи тельный срок. Ночных вылетов тогда не производили, вечера бы ли свободны, и, конечно, посвящали их ознакомлению с необычной для нас жизнью и бытом большого китайского города.

Незначительная часть города, европейская, прижалась к на бережной Янцзы. Здесь располагались торговые фирмы, дипломатические представительства, богатые особняки, рестораны, дансинги, кино. Улицы носили названия английские, французские, немецкие, русские. У причалов грузились и разгружались океанские суда. Полноводная, широкая и глубокая Янцзы связывала Ханькоу с океанскими просторами. В порту и на улицах звучала иностранная речь — преимущественно английская, реже немецкая, французская и довольно часто русская, Здесь было много русских белоэмигрантов. Они населяли несколько улиц. Занимались торговлей, ремеслами, содержали низкопробные увеселительные заведения, лавировали между коренным населением и западными иностранцами, предпочитали селиться с европейцами, любили придать китайский колорит своему языку. Запомнилась у одного дома вывеска: «Военный и статский портной Та Синь». На улицах было чисто и тихо. Порядок поддерживался изрядным количеством бобби — полицейских. В часы воздушных тревог сюда сбегалось население соседних кварталов: японцы не бросали бомб па эту часть города.

Другую картину представлял район железнодорожного вокзала, насоленный беднотой. Здесь после бомбардировок завывали сирены пожарных и санитарных машин, суетились люди с сани тарными носилками, лилась кровь.

А между этими двумя районами расположился собственно центр города с его шумом, гамом, улицами, переполненными людьми, машинами, магазинами.

Беспорядочный поток рикш, всевозможных экипажей, пешеходов регулировался на перекрестках величественными полицейскими, которые иной раз бесцеремонно прохаживались жезлом власти по спинам зазевавшихся рикш и непрезентабельно одетых прохожих.

И в этом же городе фешенебельные отели с полным сервисом, удобствами для европейцев. Бреет китаец европейца, year див клиента в специальное мягкое кресло. Сверкают зеркала. Бой методично и плавно раскачивает опахало. Жарко!

Китайская беднота располагается на тротуаре, в уличной пыли, на табуретках. Головы намыливают из общего медного таза, и оперирует цирюльник ножом, напоминающим тот, которым режут поросят.

Бесконечной чередой тянутся магазины, лавки, лавчонки. Покупателя встречают па пороге традиционной чашечкой горячего зеленого чая. Хозяин занимает покупателя разговором, пока тот отдыхает, сидя у прилавка.