Стать Ведьмой. Школа. Героическое фэнтези - Андрей Арсланович Мансуров

Протискиваясь сквозь уплотнившуюся и сильно выросшую толпу, вперёд, к ограждению, она наступила на туфель какой-то старушке. Автоматически буркнула: «извините!» Старушка открыла было рот, возмущённо вскинувшись, но скользнув взглядом расширившихся глаз по её пилотке и форме, захлопнула его, сердито фыркнув, и даже чуть отступив назад под грозным взором Сэры.

А, похоже, не все тут, в Мюнхене, любят СС! Вот и славно: она, работая локтями или языком, вполголоса, но весьма злобно произнося: «разрешите!», пролезла, куда наметила. Люди вокруг сразу словно подали чуть назад… Ха-ха.

На захваченном пятачке-плацдарме ей пришлось ещё два раза отдавать ненавистное приветствие, и стараться спину держать так, как у приветствуемых офицеров: словно трость проглотила! Но вот вдали показался могучий, во всю ширину проезжей части, поток людей — в сером, хаки, и чёрном. Как ни странно, шли они словно шеренгами — похоже, армейские привычки брали своё…

Гитлер шёл впереди, в первом ряду — она сразу узнала характерную чуть сгорбленную фигуру в светлом плаще, и тёмным пятном выделяющиеся усики под носом. А кто это рядом? Гесс, Геринг. Партийные Бонзы. И высшее армейское руководство — этих она почти не знала, но предположить можно: какие-нибудь Гальдеры-Гудерианы-Манштейны-Роммели-Дёницы… Хрен с ними, процессия уже близко.

Теперь она всё чаще оглядывалась на их подопечного.

Ага: от него не укрылось её внимание — он решил, похоже, перебраться чуть дальше… Врёшь, не уйдёшь! Она сдвинулась параллельно верёвке, не спуская прищуренных глаз с парня в неприметном сером плаще. Всё, пора.

Теперь она просто стояла спиной к ограждению. И сосредоточенно разглядывала лицо невысокого человека в паре шагов, побелевшее от сдерживаемого напряжения! Парень часто моргал, и даже не смел утереть пот со лба…

А рука-то у него… всё ещё в кармане.

Гос-с-споди! Совсем мальчишка! Ему же не больше двадцати, почти её ровесник! Глазки бегают, сам еле дышит, и смотрит то на неё, то туда, вдоль улицы. Да, такому могло прийти в голову избавить Мир от…

Фанатик? Нет, скорее, «вычисливший» «Вселенское Зло» интиллигент…

Она сосредоточилась, мысленно приблизившись к его голове своим «Я».

О-о! Какой дикий разгул эмоций! Ненависть, желание убить… Но больше всего — страха, который делает его поведение непредсказуемым! Да, такой может пальнуть!

Быстрей назад из его сознания — где её самый «грозный» взгляд?!

Она вздохнула всей грудью, ощутив каждую косточку и мышцу тела! Нет, она — не позволит… Если надо будет — и удержит руку сопляка: только взглядом!

Радует и поддержка-страховка: с одной стороны мальчишки леди Барбро, а с другой — явно патриотично настроенный баварец, который что-то приветственно-бодрое выкрикивает! Правда, разобрать, что именно, в сплошном гуле и рокоте приветственных возгласов невозможно. Да и … с ним — главное, чтобы он как бы «работал» на них!

Проход Гитлера мимо она вычисляла только по направлению взглядов. Все глаза и головы устремлялись лишь туда — к Фюреру, к вождю, обещавшему (И — ведь уже почти исполнившему!) золотые горы. И — со временем! — необозримые просторы земель там, на Востоке… Плюс, конечно, полное ублажение национального самосознания военным Реваншем над теми, кто навязал унизительное Версальское Соглашение…

Она не отрываясь глядела в глаза молодому человеку, понимавшего, чем все эти экзальтированные восторги закончатся, и решившего положить конец геноциду, холокосту, и гибели Германии, и огромной части её народа в пламени мирового пожара…

Но которого удержит от попытки всё исправить её взгляд. Он… Испугается.

Значит, не так уж убеждён в своей правоте. И не считает босса нацистов убийцей, а лишь предполагает, что тот — потенциальный убийца-тиран.

Или просто не готов отдать жизнь за Идею.

В этом плане «свои», российские, народовольцы-бомбисты, и то вызывали у неё большее уважение: они-то довели дело до конца, взорвали несчастного Александра второго, пусть и ценой своей жизни!

Зрачки машуще-орущих смотрели уже в спину Гитлера и приспешников, руки вскидывались в нацистском приветствии… Но вот энтузиазм толпы явно пошёл на убыль.

Сэра прекратила усилия проникнуть в пучины «зеркала души», которые она, словно нефтянник, буравила неумолимо грозным взором. Отступив, (Она разрешила!) и опустив к помосту взгляд серых глаз, мужчина, сильно вспотевший и дрожащий, словно долго стоял голый на ветру, развернулся, и попытался скрыться в толпе.

Они ему не препятствовали.

Дома Сэра с удивление обнаружила, что и её всю колотит.

И что самое странное — леди Барбро выглядела не лучше!

— Лукич! Пожалуйста…

— Знаю. Самовар только что закипел. Мёд и варенье — там, на столе.

— С-спасибо. — она налила полную чашку леди, потом и себе. Леди Барбро от мёда отказалась, — «Аллергия! И вылечить лень!» зато щедро сыпанула себе три ложки сахара, и ложку смородинового варенья.

Они присели. Как оказалось, по доброй порции коньяка влить в чай Лукич не забыл — понял, стало быть…

Пока не осилили первой чашки, не сказали ни слова.

Голова очень быстро закружилась, и сознание словно замедлило свой стремительный бег по эмоциональным скачкам. Сэра спросила:

— Он ведь… Погибнет?

После длинной паузы леди покивала, оторвав, наконец, глаза от столешницы:

— К сожалению, да. Но в этом нет нашей вины, если ты об этом… Просто он там, в Мюнхене, потратил все деньги, и обратно пытался уехать зайцем. Вот при проверке билетов его и ссадили с поезда. Обыскали. Нашли пистолет, передали в Гестапо. Ну… И всё.

Точно. Всё. Всё ясно. Как ясно и то, что происходило при остальных сорока восьми покушениях, когда Гитлер то уходил из заминированного здания за три минуты до взрыва адского механизма, то оказывался прикрыт ножкой стола, то детонатор бомбы, заложенной в самолёт, не сработал, то… Чёрт.

Её с детства приучали к мысли, что Гитлер — антихрист в облике человеческом, душитель народов, и сбрендивший истеричный маньяк! А теперь оказывается — он — лишь цена, которую пришлось заплатить за то, чтоб в восемьдесят четвёртом чёртову Человечеству не сгореть в пламени Мирового Пожара…

Леди, читавшая в её мозгу так же легко, как теперь могла и она, сказала:

— Знаешь что, я попрошу мэтра Администратора показать и тебе… И рассказать. Он у нас (условно, конечно) «эмоциеустойчивый». Но это — не от патологической жестокости, думаю, а от… Того, что уже повидал. И пережил. Ему, если правильно помню, за восемьсот пятьдесят. И на должности Главного Координатора Хроноформаций он лет триста…

Уже на пороге Храма леди Барбро сказала:

— Надеюсь, ты окажешься достаточно