Лучшее лето в её жизни - Лея Любомирская

В эту секунду Дора перестает плакать и проводит рукой по лицу. У нее болит и лицо, и рука, но Дора почти не замечает этого – она поняла, чтó должна делать. Она возместит Соне то, чего Соня лишилась. Вместо того чтобы жить свою жизнь, жизнь неудачницы Доры, она станет Соней и проживет Сонину жизнь так, чтобы Соня была довольна.

На мгновение Дора вспоминает, что она совсем не знает Соню, даже не знает, Соня ли она или, например, Фелисия, куда уж ей жить за нее целую жизнь. Доре становится страшно и жарко и делается трудно дышать, но это тут же проходит. Страх, сжимающий горло, пристал Доре, а Соня всегда чувствует себя уверенно. Соня прищелкивает языком – на языке восхитительный привкус приключения – и широко улыбается. Потом блаженно откидывается на подушки и закрывает глаза.

В этот момент дома у Доры соседский кот скидывает на пол горшок с геранью и деловито метит вывалившуюся из горшка кучу земли.

На перевод часов

Героиня, назовем ее Мария Эужения, стоит в ванной, босиком на холодном кафельном полу (а мама просила не стоять, обуйся, Мариазиня, говорила мама, обуйся, пожалуйста, простудишься же), и смотрит на свое отражение в зеркальной дверце висячего шкафчика.

Я опять не могу уснуть, жалуется Мария Эужения отражению, а ты? Я тоже, кивает отражение, я тоже. У отражения страшно больной вид, куда хуже, чем у Марии Эужении: глаза запали, скулы обтянуло, кожа какая-то зеленоватая и неприятно блестит. Мария Эужения проводит пальцем по щеке отражения – на щеке появилась полоска, а палец мокрый. Не лезь, морщится отражение, неприятно же.

Принять, что ли, таблетку? – спрашивает Мария Эужения, может, усну. А толку, пожимает плечами отражение, только голова опять разболится. Ладно, говорит Мария Эужения, пойду завтра к этой целительнице, как ее, нганганга… Нгана Нгонго диа Камуези, поправляет отражение и слегка улыбается, сходи, хуже точно не будет.

Меня зовут Соланж, говорит Мария Эужения (а мама просила никогда не врать, не надо, Мариазиня, говорила мама, нехорошо, когда-нибудь тебя поймают на вранье, и тебе будет очень стыдно), Соланж Беттанкур, я не сплю уже месяц.

Брось, говорит нгана Нгонго диа Камуези и звенит браслетами, как будто смеется, какая из тебя Соланж, кого ты хочешь обмануть? Нгана Нгонго маленькая, очень маленькая, очень черная, очень красивая, как расплавленный шоколад в кастрюльке, еще слегка дымится, воздух над ней чуть-чуть дрожит и сладко пахнет, или это Марии Эужении кажется от усталости. Не кажется, говорит нгана Нгонго, а снится.

Нгана Нгонго играет со своими браслетами, снимает, надевает, опять снимает, у Марии Эужении уже голова кружится от их мелькания. Говорят, нгана Нгонго крутит в тонких черных пальцах широкий золотой браслет, если человек не спит и не видит снов, значит, он спит и видит явь. Понимаешь? Не понимаю, кричит Мария Эужения, это невозможно понять, это глупость какая-то! Не кричи на меня, говорит нгана Нгонго, во сне нельзя кричать.

И вот за эту чушь я заплатила сто евро, жалуется Мария Эужения своему отражению в зеркальной витрине (а мама просила не разговаривать с отражением на улице, пожалуйста, говорила мама, пожалуйста, Мариазиня, ну что о тебе люди подумают?). Сто евро, представляешь? Представляю, вздыхает отражение. В витрине оно выглядит получше, чем дома, волосы не висят, глаза не такие уставшие, и вообще вид как-то поживее. Что будешь теперь делать? Домой пойду, говорит Мария Эужения медленным вязким голосом, попробую поспать.

Мария Эужения с трудом плетется вверх по улице, чертовы холмы, думает она, чертов город на холмах. Прямо перед ней солнце передумало садиться за дом и садится рядом, на площадку между двумя домами, льется жидкое горючее золото, деревья вспыхивают, как спички, оплавленные машины тонут в раскисшем асфальте. Что это, скулит Мария Эужения, что это, уберите это, я не хочу, это бред. Это не бред, это сон, говорит откуда-то взявшаяся нгана Нгонго диа Камуези, во сне часто происходят странные вещи. Я не хочу, плачет Мария Эужения, я не хочу, мне жарко, мне жалко, мне больно. Тогда проснись, говорит нгана Нгонго и трясет Марию Эужению. Проснись, проснись, слышишь, проснись!

Героиня, назовем ее Мария Эужения, лежит в своей постели с закрытыми глазами. Ее отражение в зеркале на стене сидит на кровати в пижамной куртке, поджав под себя голые ноги. С кухни пахнет растопленным шоколадом, мама готовит что-то вкусное.

Сейчас окончательно проснусь, бубнит Мария Эужения в подушку, выгляну в окно. А там все в порядке, потому что все страшное мне просто приснилось. Очень предсказуемо.

Если проснешься и окажется, что не приснилось, возражает отражение, будет еще предсказуемее.

А если вообще не проснешься, говорит за дверью мама голосом нганы Нгонго диа Камуези, будет очень глупо, потому что я испекла булочки и сделала горячий шоколад. Вставай, Мариазиня, вставай, пожалуйста, ты уже и так целый месяц спишь.

Делия любит Жакаре

Героиня, назовем ее Мария Аделаида де Соуза Мюллер, председатель совета директоров крупной строительной компании, приходит утром на работу и обнаруживает на своем столе неровно оторванный листок бумаги в клетку. На листке большими печатными буквами написано «Жакарé[62] любит Делию».

Это возмутительно, думает Мария Аделаида. Что за черт, это же мой стол, мой собственный, откуда здесь эта гадость?! От листка неуловимо пахнет тропиками, пряностями и сладковатым, неевропейским потом – смесью пугающей и слегка непристойной, Мария Аделаида крайне не одобряет подобные запахи.

Мария Аделаида вызывает секретаршу Лурдеш и молча указывает ей на листок. Лурдеш делает испуганное лицо. Я ничего не знаю, говорит она и оперным жестом прижимает руки к груди. Я здесь с самого утра, и никто не заходил. Честное слово!

Мария Аделаида слегка приподнимает бровь, и Лурдеш мгновенно исчезает из кабинета, унося с собой записку. Мария Аделаида усаживается в свое кресло и выдыхает – как будто впервые за все утро.

Теперь можно и описать героиню. Мария Аделаида – худая женщина средних лет, сухая и бесцветная, как диетическая галета. Когда-то она побывала замужем за своим однокурсником, веселым белобрысым Руди Мюллером, но это было так давно, что Мария Аделаида, как ни старается, не может вспомнить его лица – в памяти всплывает облако тонких вьющихся волос цвета сливочного масла, и больше ничего. Их взрослая дочь Ана уже два года путешествует по Латинской Америке и звонит, только когда хочет попросить денег. Мария Аделаида верит, что ее это расстраивает, но на самом деле она чувствует облегчение, оттого что Ана далеко и от нее можно откупиться парой сотен евро в неделю.

Вечером героиня строго-настрого велит Лурдеш проверить перед уходом все замки и напомнить охранникам их обязанности. Лурдеш снова прижимает руки к груди и горячо клянется сделать все, что в ее силах.

А на следующий день листок с надписью «Жакаре любит Делию» оказывается прикнопленным к любимому Марии-Аделаидиному креслу.

Мария Аделаида запирается в кабинете с начальником охраны и психологом компании. Начальник охраны с трудом сдерживает довольную улыбку: наконец-то он себя покажет! Психолог – совсем юная девочка, племянница главного экономиста – забилась в кресло и с ужасом ждет, когда к ней обратятся. Не надо, не надо было слушать дядю, в панике думает она, синекура, синекура, черта с два, а не синекура, велят сейчас искать виноватого, а поди-ка найди его!

Мария Аделаида видит, что творится с девочкой, но не помогает: ничего-ничего, пусть потерзается, глядишь, начнет работать по-человечески, а нет, так уволю, нечего кормить бездельников.

В обед Мария Аделаида созывает в конференц-зале общее собрание сотрудников. Что случилось, спрашивают все друг у друга, опять грядут сокращения? Слово берет начальник охраны. Значит так, говорит он безо всякого вступления. Мы увеличиваем количество видеокамер. Приходы и уходы будут строго контролироваться. С рабочего места можно отлучаться только в туалет. В туалетах тоже установят камеры, ехидничает мужской голос в правом дальнем углу. Прямо в унитазах, поддерживает женский голос откуда-то из середины. По залу прокатывается волна смешков, даже у Марии Аделаиды слегка вздрагивает уголок рта. Начальник охраны глубоко вздыхает и задерживает дыхание. Один, два, три, считает он про себя, четыре, смейтесь-смейтесь, пять, шесть, мы посмотрим, кто будет смеяться в конце месяца, когда я отсмотрю кассеты, четырнадцать, пятнааааадцать. Начальник охраны выдыхает и хочет что-то сказать, но Мария Аделаида объявляет собрание закрытым и возвращается в кабинет. На экране ее компьютера мигает надпись: «Жакаре любит Делию».

Может, это Руди? – неожиданно произносит Мария Аделаида вслух. Руди Мюллер, веселый и белобрысый, в свое время он обожал такие шуточки. Героиня вызывает к себе Лурдеш и велит срочно найти координаты Руди Мюллера. Ну вот, думает Лурдеш, где я ей возьму этого Руди? Можно подумать, в мире единственный Руди Мюллер! Но она не возражает – кто же возражает Марии Аделаиде? – и выходит из кабинета. В конце дня она возвращается с выражением торжества на обычно непроницаемом лице. Руди Мюллер, нужный мне Руди Мюллер? – уточняет Мария Аделаида, конечно, обиженно отвечает Лурдеш, Руди Мюллер, отец Аны, Мария Аделаида морщится, но молчит, – Руди Мюллер сейчас в Лиссабоне. Через час в Palácio da Ajuda открытие его выставки. Вот пригласительный билет. Думаешь, сходить? – неожиданно неуверенно спрашивает Мария Аделаида. Я бы сходила, отвечает Лурдеш. Интересно же.