Третья мировая сетевая война - Валерий Коровин

В ответ Путин вынужден был начать ротацию элит: разогнал олигархов, которые плотным кольцом обступали его ещё с ельцинских времён, уволил Волошина, потом уволил Касьянова. Путин начал революцию сверху, смещение идеологических акцентов как в политических элитах, так и в СМИ в пользу государственнических ценностей. Показательный пример — ситуация с НТВ: разогнали либеральную редакцию, сформированную ещё Гусинским, и заменили на другую, переподчинив «Газпрому». Эффект ещё тот, но хоть что-то. Формальным окончанием первого этапа трансформации либеральных СМИ в государственническом ключе можно считать закрытие РИА «Новости» и создание нового государственного агентства «Россия сегодня».

В итоге, получив соответствующий сигнал, политика начала концентрироваться вокруг Путина, перетекая от олигархов и либеральных центров; во всех же остальных, последующих, слоях политика вместе с тем убывала. Ведь с помощью политики можно оказывать воздействие как в одну, так и в другую сторону, а так как влияние атлантистских сетей всё ещё сильно, они продолжают оказывать воздействие на власть, СМИ и общество. Постепенно, пошагово осуществляя революцию сверху, Путин начал восстанавливать патриотический баланс внутри страны, утверждая ценности суверенитета как базовые. Конечно, во многом он оказывался и до сих пор находится под влиянием либерального окружения, но тем не менее процесс пошёл в обратную сторону. Именно в этот момент началось резкое обострение отношений с Западом, который подразумевает совершенно иную картину и перспективу развития ситуации.

Тяжёлое наследство ельцинизма

В конце 1999 года, перед самым приходом Путина, Россия фактически стояла на грани распада и десуверенизации. Американские советники официально работали в окружении главы государства, писали конституцию, влияли на принятие судьбоносных решений, реализовывали кадровую политику; пылал Северный Кавказ, ребром стоял вопрос о выходе Чечни из состава России. По сути, де-факто суверенизация Чечни произошла ещё в Хасавюрте, но юридически этот вопрос был отложен и передан по наследству Путину. Это был наиболее острый вопрос, так как после юридической фиксации выделения Чечни начался бы неизбежный процесс, протекающий по принципу домино: выделение одного региона за другим — сначала полностью всего Северного Кавказа, дальше — юга России и других «национальных республик», которые, по сути, являются потенциальными национальными государствами. Мы стояли на грани полной потери суверенитета, введения внешнего управления и распада страны. Это входило в американские планы. Так должно было быть по их представлению. Но этого не произошло, сорвалось в последний момент, и Путин оказался под жёстким прессингом западных элит во вне и прозападных — внутри страны. Несмотря на сдачу позиций после 11 сентября 2001 года, закрытия российских военных баз на Кубе и во Вьетнаме, он всё же попал в один ряд с такими людьми, как Уго Чавес, Муаммар Каддафи, тогда, кстати, пошедший на соглашение с Западом, Башар Асад, Ким Чен Ир, Махмуд Ахмадинежад, Александр Лукашенко и т. д. Постепенно Путин переместился в плеяду лидеров государств, входящих, по американским представлениям, в «ось зла». А из «оси зла» живым выхода нет. Изменились акценты и отношение Запада к России. Но американские цели не изменились. Они были скорректированы тактически, реализация американского проекта в отношении России была отложена, распад и десуверенизация России остановлены, заморожены. Но это не значит, что американцы отказались от этих планов. Это значит, что они перешли на другой уровень реализации этой стратегии — в более затяжную фазу.

Из геополитики мы знаем, что США используют против своих врагов стратегию «Анаконда» — окружения и последующего удушения своего противника. Впервые эта стратегия была использована генералом Макклеланом во время гражданской войны Севера и Юга в США: сначала происходит окружение противника и отсечение его от контактов с внешним миром. Ограничиваются торговые связи, экономические отношения, создаётся так называемый санитарный кордон, блокирующий противника со всех сторон. Затем блокируются любые стратегические, политические, внешние связи и контакты. В результате жертва приходит в упадочное состояние, ослабевает, после чего с ней окончательно разделываются на её же территории.

Вокруг России, ещё со времён холодной войны, выстраивается этот самый санитарный кордон. Благодаря Горбачеву мы потеряли Восточную Европу, мы лишились постсоветского пространства и всё ещё заблокированы со стороны Японии американскими военными базами. Практически по всему периметру вокруг России установлены американские центры влияния. На данный момент более чем в ста точках мира находятся американские военные базы и отдельные части, в основном — в Евразии. Последней брешью в санитарном кордоне является Иран, который даёт возможность, в случае налаживания с ним стратегических отношений, выхода непосредственно в Индийский океан. В Сирии у нас до недавних пор также оставалась возможность восстановления полноценной военной базы на Средиземном море, построенной ещё в советский период.

Согласно плану «Великий Ближний Восток», на наших глазах начиная с 2004 года происходит переформатирование Ближнего Востока под американские стандарты. Смысл, как мы уже установили, в том, что арабский мир, страны Магриба, Северной Африки до сих пор ещё во многом представляют собой традиционные системы социального устройства. Там доминирует клановое общество, традиция возвышается над всеми остальными социальными регуляторами. Изменения заключаются в перемешивании традиционного социального устройства. Задача — разрушить то, что есть, для того чтобы насадить западные ценности, в основе которых находится индивид, то есть атомизированная личность. Внешне события развиваются как будто сами по себе и носят хаотический характер, но всё равно в конечном итоге разнородные, турбулентные процессы приходят к конечной, заранее определённой точке, к заранее определённому финалу.

Таким образом, привнесённый извне хаос приводит к заданному результату. Ближний Восток включился в процесс перемешивания социального пространства для установления там американской демократии. Это пространство должно быть раздроблено и атомизировано. Только в таком случае оно может стать восприимчивым к американским либеральным ценностям. В таком виде, в котором Ливийская Джамахирия существовала при Каддафи, она никак не могла воспринять ценности американской демократии. Это касается и Сирии, в которой реализуется повторение ливийского сценария, и других стран Ближнего Востока. Но главной целью на Ближнем Востоке остаётся Иран — его десуверенизация и смена режима. Даже если промежуточным режимом окажется не строго проамериканский, а, допустим, исламистский — это некритично, потому что в этом случае всё равно запускаются хаотические процессы, происходит дестабилизация общества, которое начинает бурлить, и дальше оно уже, в принципе, нескоро придёт в статическое стабильное состояние. Чуть ранее египетская оппозиция легко справилась со своим лидером. Хосни Мубарак ушёл, а стихийные, хаотические процессы, внутреннее бурление происходят до сих пор. Регулярно в Египте в результате столкновений гибнут сотни людей. Что уж говорить об Ираке или Афганистане.

Промежуточный результат может быть не строго задан, зато на следующих этапах ситуация будет оказываться всё ближе и ближе к той, что задана американскими стратегами изначально. После десуверенизации Ирана захлопнется последнее окно, и Россия окажется в полном окружении.

Процессы, происходящие в странах Ближнего Востока и Магриба, — сигнал лично Владимиру Путину о том, что если он будет продолжать политическую линию на суверенизацию России, на возвращение России на мировую арену в качестве крупнейшего игрока, он может повторить судьбу всех этих лидеров. Либо он будет свергнут своим населением, либо он будет смещён посредством прямых натовских ударов по территории России, — таковы западные сценарии для Путина.

Ещё одним плюсом использования концепции сетецентричных войн, лежащих в сфере ответственности военных, и сетевых войн, которые непосредственно работают с населением, является то, что в момент реализации этих стратегий у стороны, против которой они реализуются, нет причины, нет повода и оснований для использования ядерного оружия. Если в России начинаются социальные волнения, несогласные выходят на площади и проводят массовые акции, то где здесь возможность для применения ядерного оружия? Даже если найдена сила, которая дала старт этим процессам, даже если есть уверенность, что всё это происходит не случайно, если достоверно установлено, что волнения и требования ухода в отставку имеют искусственное происхождение и центр их инициирования находится или в США, или в странах Европы. Даже если ты нашёл источник финансирования и заказчика — всё равно у тебя не будет повода для использования ядерного оружия, что абсолютно несоизмеримо. То есть у тебя в стране волнения, народ требует твоей отставки, а ты используешь ядерное оружие против США? Это будет явно неадекватным ответом. Поэтому здесь нет возможности его использовать, а это единственное, чего реально боятся американцы.