Башня-2 - Юрий Никитин

— Ты, в самом деле, хочешь знать?

— Разве я не с тобой?

Он погладил ее по спине. Она не видела его лица, но сердце сжало, словно холодной ладонью. От него впервые веяло такой тревогой, даже страхом.

— Правая рука Яфета, — обронил он нехотя. — Самый преданный сторонник. Самый главный исполнитель.

Глава 28

— Скажи еще, — попросила она.

— О чем?.. А-а, у тебя большие выразительные глаза… еще у тебя большие ухи… тьфу, я хотел сказать — уши…

Она засмеялась:

— Тебе повезло, я — феминистка, помнишь? Меня оскорбляют даже более умелые комплименты. Все-таки расскажи о своей работе. Я до сих пор так и не поняла, то ли ты простой исполнитель — вон как бегаешь и стреляешь!.. то ли почти генерал — кредитки в бумажнике не помещаются! Однако чем вы занимаетесь, для чего? Если вы не работаете на государство, то на кого… на мафию? Да, я поняла — на Семерых Тайных. Но если серьезно, Семеро Тайных

— это международная мафия?

Он фыркнул:

— У тебя такой бедный набор?

— А что еще? Ах да, еще есть террористы!

— Не только, — ответил он. — Есть масса организаций, которые мечтают перестроить мир. Конечно, к лучшему. Политические, религиозные… всякие!.. Они тоже — транснациональные. Для них нет государств, нет наций. Есть только люди, которые придерживаются тех или иных взглядов.

— Но все же…

Его зеленые глаза чуть потускнели.

— Лапушка, ты думаешь, мне самому не насточертело, что меня зовут занудой?.. Иногда хочется быть таким же лихим парнем, как… ну, ты знаешь таких по кинобоевикам. Бывало, даже попробуешь, но через пару дней уже тошнит, будто попал в тело тупого лесного кабана. Лучше уж занудой… Люблю до всего докапываться. Досконально. Я могу, конечно, рассказать тебе про нравственный императив Семи Тайных или о своем лично, но, боюсь, мне придется потом тебя долго уверять, что я тебя все еще люблю…

Она вскинула брови:

— А это при чем?

— Как раз ни при чем, — ответил он убитым голосом. — Но когда тебе станет непонятно, ты сразу же…

— Валяй, — разрешила она решительно.

— Все века, — сказал он, — да что там века, все тысячелетия! — всегда-всегда, начиная от первых проблесков разума… человек ставил волю свою над желаниями тела, плоти. Дикарь смеялся и пел, когда его пытали другие дикари, воин отважно встречал смерть, Сцевола сжег свою руку, христианские аскеты показывали рекорды власти духа над плотью, как и йоги, хоть каждый из них по-своему… Но вот пришло гибельное для цивилизации… и для развития человеческого рода вообще!.. учение… хотя учением это не назовешь, это торжество простолюдина, торжество худшего в человеке, торжество плоти над духом…

— Что именно?

— Что? Да то, что пришло из-за океана и победно заливает тьмой все континенты. Что плотские радости сильнее духовных, к тому же удовлетворить проще, что все мы — от обезьян, а значит, все еще обезьяны, так что не надо стыдиться животных привычек и желаний, ибо все, что естественно, не позорно, но даже то, что неестественно, но относится к радостям плоти, как гомосексуализм или прочие половые перверсии, это тоже радости помощнее, чем любые духовные… Словом, это духовное растление вида человеческого надо остановить…

Она догадалась:

— А, ты из этих… антиамериканцев?

Он снисходительно улыбнулся:

— Лапочка, этот термин только для тебя что-то значит. Как и названия стран или народов. Для меня племена, нации, народы и народности — лишь части вида гомо сапиенс. Какие-то на взлете, какие-то регрессируют… Ты не будешь отрицать, что в процессе эволюции погибло народов и государств гораздо больше, чем сейчас на планете? Ну, где могущественная Ассирия, государство Аттилы, Чингисхана, где скифы, майя, шумеры, эллины?.. Но для тебя, живущей сегодняшним выпуском новостей по ящику, мир кажется неизменным!.. Лапочка, в целях развития вида… да что там развития!.. чтобы не дать погибнуть, придется совершить эту маленькую хирургическую операцию… гм… если терапия окажется бессильной.

Она воскликнула:

— Я не понимаю твоих слов! Ты говоришь ужасные вещи!

— Для сохранения вида людей, — ответил он, — никакие меры не ужасны. Ни клизмы, ни рвотное, ни даже хирургический скальпель. Даже пила.

Она помолчала, словно переваривая сказанное, а когда подняла голову, в ее прекрасных карих глазах была обида.

— А ты меня что… уже не любишь?

Экран пошел полосами, заволокло лиловым туманом. Очень медленно проявилось странное помещение, сплошь заполненное электроникой. Что-то двигалось, позвякивало, раздражающе мигал свет, и тогда с экрана по глазам била вспышка.

Морщась, Олег сделал ряд переключений. Свет погас, затем вспыхнул ровный, рассеянный. Из глубины помещения показалась фигура. Юлия с трепетом всматривалась в приближающегося человека. Судя по голосу Олега, он вызывал кого-то из главных. Может быть, даже из состава самого Совета? Тогда он не рядовой, еще как не рядовой исполнитель! И даже не из среднего звена…

С экрана взглянуло очень худое лицо. Глаза запали так глубоко, что Юлия видела только сердитый блеск, скулы натянули кожу до треска, вот-вот прорвут, нос как у покойника, глубокие впадины на висках, губы настолько тонкие, что зубы пропечатываются через кожу.

— Приветствую тебя, высокочтимый Ганзард, — сказал Олег. — Я думаю, ты уже все знаешь о плане Яфета…

Человек несколько мгновений всматривался в Олега. Кивнул, голос раздался скрипучий, словно Ганзард не говорил, а молол кофе на ручной мельнице.

—Да.

— И что думаешь о нем ты?

Голос прозвучал так же скрипуче, однако Юлия уловила в нем словно бы извиняющиеся нотки:

— Яфет заторопился, потому что по планете пошел СПИД-2.

— Меня интересует твое отношение к проекту Башня-2.

Ганзард сказал торопливо:

— Ты знаешь меня, Олег. Я понимаю твою позицию и… уважаю. Она мудрая и взвешенная. Но сейчас надо спешить! Я не вижу выхода, как можно ухитриться и сохранить Разность, и резко ускорить прогресс… Яфет предложил для этого всего лишь слить все народы воедино. Таким образом исчезнут армии, вообще исчезнет военное производство. Сотни тысяч людей… да какие сотни тысяч!.. миллионы из производства танков и прочей гадости перейдут на производство тракторов. А ученые, изобретающие новый смертоносный вирус для уничтожения врага, будут придумывать лекарства. А десятки миллионов здоровых молодых парней, что сейчас готовятся убивать друг друга, плечом к плечу начнут строить… Олег, строить!

Он говорил часто и торопливо, будто поставил все на шифт, но фразы выходили путаные, рваные, будто нечаянно задевал бэкспэйс, а то и вовсе табился, снова возвращался, забывая, с какого места потерялся, краснел и говорил все напряженнее, словно домохозяйка с трибуны Мавзолея.