Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры - Олег Хлевнюк

Еще одним объектом пограничной чистки были Ленинградская область и Карелия. 15 марта 1935 г. Политбюро утвердило «Мероприятия по усилению охраны границ Ленинградской области и Карельской АССР», которые предусматривали выселение из этих районов «неблагонадежного элемента». Осуществление этой акции поручалось новому секретарю ленинградского обкома А. А. Жданову и новому начальнику управления НКВД по Ленинградской области Л. М. Заковскому. В число неблагонадежных, наряду с «кулаками» и другими «социально опасными элементами», входили финны, латыши и эстонцы, проживающие на этих территориях. Согласно отчетам ГУЛАГ, в ходе этой операции из Ленинградской области и Карелии было выселено в Сибирь, на Урал, в Среднюю Азию и Казахстан 23 217 человек[603]. В 1936 г., почти синхронно с украинской, была предпринята новая, более масштабная чистка этих территорий[604].

На юге аналогичные операции, в основном против «кулаков», проводились в Азербайджане и на Северном Кавказе. 25 декабря 1934 г. Политбюро санкционировало (по просьбе ЦК компартии Азербайджана) «высылку из Азербайджана в административном порядке в концлагеря с конфискацией имущества 87 семейств кулаков, злостных антисоветских элементов, в прошлом владельцев крупных капиталистических предприятий, беглых кулаков из других районов Союза». В апреле 1935 г. из национальных районов Северного Кавказа было выселено в пределах Северо-Кавказского края, в Казахстан и Узбекистан 22 496 человек[605].

Самым непосредственным образом с убийством Кирова было связано резкое увеличение дел по статье за антисоветскую агитацию, к которой относили разговоры о смерти Кирова — выражение одобрения, предположения о личных мотивах мести убийцы Николаева, о причастности к убийству Сталина и т. д. В 1935 г. из 193 тыс. человек, арестованных органами Главного управления государственной безопасности НКВД, 43,7 тыс. были арестованы за антисоветскую агитацию[606].

Репрессивные кампании, проведенные в 1935 г., в значительной мере были похожи на те акции, которые были организованы два года спустя и стали прологом массовых операций 1937–1938 гг. Отличие 1935–1936 гг. состояло однако в том, что такое продолжение в виде массовых операций не последовало. Более того, в этот период сталинское руководство предприняло шаги, которые можно считать продолжением «умеренной» политики 1934 г.

Кампании «социального примирения»

Многие факты свидетельствовали о том, что в намерениях высшего советского руководства, и прежде всего Сталина, в рассматриваемый период уживались как массовые чистки партии и страны от «врагов», так и стремление «примириться» с миллионами тех «обиженных», которых режим считал либо близкими по социальному положению, либо достаточно молодыми, чтобы не помнить о реальностях царского периода и даже относительно благополучных нэповских временах. Уже 31 января 1935 г., в самый разгар репрессий, Политбюро по предложению Сталина приняло принципиальное решение о внесении существенных изменений в Конституцию СССР, в частности в избирательную систему[607]. Речь прежде всего шла о предоставлении избирательных прав тем многочисленным группам населения, которые ранее были их лишены как «чуждые элементы». Через несколько дней об этом сообщили газеты. Одновременно принимались меры, в некоторой степени ограничивающие массовые репрессии и реабилитирующие сотни тысяч людей, попавших под суд в предыдущие годы.

Важным шагом такого рода было постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О порядке производства арестов», принятое 17 июня 1935 г. Более радикальное, чем знаменитая инструкция от 8 мая 1933 г., постановление предусматривало, что «аресты по всем без исключения делам органы НКВД впредь могут производить лишь с согласия соответствующего прокурора», а также устанавливало сложный порядок согласования арестов руководящих работников, специалистов и членов партии с руководителями наркоматов, ведомств и партийных комитетов[608]. Новые порядки несколько осложняли работу НКВД. Не случайно в 1937–1938 гг. это постановление было фактически отменено.

26 июля 1935 г. Политбюро утвердило решение «О снятии судимости с колхозников». Оно касалось тех крестьян, которые были осуждены к лишению свободы на сроки не свыше 5 лет или к другим более мягким мерам наказания и уже отбыли свое наказание. В случае добросовестной работы в колхозе эти крестьяне получали полное прощение и снятие судимости. Работу комиссий, образованных для проведения этой кампании, предписывалось завершить к 1 ноября 1935 г.[609] Хотя постановление не распространялось на осужденных за контрреволюционные преступления, на осужденных на сроки свыше 5 лет лишения свободы, на рецидивистов и т. д., оно затрагивало интересы сотен тысяч крестьян. Конечно, снятие судимости в незначительной мере облегчало жизнь крестьян, задавленных нуждой и бесправием. Однако определенный моральный эффект оно имело.

На 5 декабря 1935 г., как сообщал в Политбюро прокурор СССР А. Я. Вышинский, по СССР судимость была снята со 125 192 колхозников, в то время как только в одной Челябинской области подлежало рассмотрению 40 тыс. дел. По предложению Вышинского Политбюро продлило сроки проведения мероприятия до 1 марта 1936 г.[610] 25 апреля 1936 г. в очередной докладной на имя Сталина, Калинина и Молотова Вышинский подвел итоги кампании. Он сообщил, что с 29 июля 1935 по 1 марта 1936 г. по СССР судимость была снята с 556 790 колхозников (кроме этого, 212 199 колхозников были освобождены от судимости в 1934 г. на Украине по решению правительства республики). Несмотря на столь значительные результаты, Вышинский предложил дополнительно проверить те регионы страны, где наблюдался высокий процент отказов в снятии судимости. Политбюро утвердило и это предложение[611].

Растянувшись по срокам, кампания по снятию судимости с колхозников совпала по времени с другой, более важной для крестьян амнистией в отношении осужденных по печально известному закону о хищениях от 7 августа 1932 г. Поскольку этот закон был чрезвычайно жестоким, правительство уже через несколько месяцев после его издания было вынуждено корректировать практику его применения. Постановление Политбюро от 1 февраля 1933 г. и изданное на его основе постановление Президиума ЦИК СССР от 27 марта 1933 г. запрещали привлекать к суду на основании закона от 7 августа «лиц, виновных в мелких единичных кражах общественной собственности, или трудящихся, совершивших кражи из нужды, по несознательности и при наличии других смягчающих обстоятельств». 11 декабря 1935 г. Вышинский обратился в ЦК ВКП(б), СНК и ЦИК СССР с запиской, в которой утверждал, что эти требования не выполняются. Он предлагал принять новое решение, на этот раз о пересмотре дел осужденных по закону от 7 августа. Вопрос рассматривался членами Политбюро 15 января 1936 г. Сталин согласился с доводами Вышинского и поставил на его записке резолюцию: «За (постановление не опубликовывать)»[612]. В подписанном 16 января 1936 г. постановлении ЦИК и СНК СССР предусматривалось проверить приговоры по закону от 7 августа на предмет их соответствия постановлению Президиума ЦИК СССР от 27 марта 1933 г. Занимавшиеся проверкой комиссии могли ставить вопрос о сокращении срока заключения, а также о досрочном освобождении. Шесть месяцев спустя, 20 июля 1936 г. Вышинский доложил Сталину, Молотову и Калинину, что пересмотр дел на основании постановления от 16 января 1936 г. завершен. Всего было проверено более 115 тыс. дел. Более чем в 91 тыс. случаев применение закона от 7 августа признано неправильным. В связи со снижением мер наказания из заключения были освобождены 37 425 человек (32 % всех проверенных)[613].

Примерно такое же количество осужденных получили свободу в результате реализации постановления, принятого Политбюро 10 августа 1935 г. Речь шла об освобождении и снятии судимости с должностных лиц, осужденных в 1932–1934 гг. за «саботаж хлебозаготовок» и выпуск денежных суррогатов (местных трудовых займов, бонн и т. п.). Как сообщал 10 декабря 1935 г. в правительство и ЦК ВКП(б) Вышинский, в соответствии с этим решением, по предварительным данным, было освобождено от наказания 54 тыс. и представлено к освобождению более 24 тыс. человек[614].

Несмотря на скромные размеры, перечисленные кампании свидетельствовали о намерении режима «примириться» с теми слоями населения, которые хотя и были «социально близкими», но в силу всеобщности террора попали под его удар. Среди всех репрессированных они составляли меньшинство. Гораздо большую проблему для властей представляли «социально чуждые элементы», лишенные гражданских прав и превращенные в граждан второго сорта — «лишенцев»[615]. Эта категория населения была достаточно многочисленной. Например, только спецпереселенцев (в основном крестьян) на 1 января 1936 г. насчитывалось более миллиона[616]. Наряду с высланными «кулаками» дискриминации подвергались казачество, представители правящих до революции классов и т. д. Дополнительные сложности для сталинского руководства создавало то, что совершеннолетними становились миллионы детей «лишенцев», носившие клеймо гражданской неполноценности в силу происхождения. Эта грозило постоянным воспроизводством и разрастанием «социально чуждых» слоев населения.