Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев

100 шагов, как навстречу идет эскадрон с двумя знаменами. Все приготовились. Атаман навел пулемет и закричал: „Стой! Кто идет?!“

Эскадрон остановился. „Свои!“ — ответили оттуда, а затем: „Довольно вам дурака валять, сдавай оружие!“ — и при этом — матерок. Ясно стало, кто эти свои. „Получай оружие!“ — сказал атаман и открыл пулеметный огонь, поддержанный китайцами. Как снопы, повалились всадники, стоявшие впереди, и, как испуганное стадо, кинулись скакать задние. Не давая опомниться красным, атаман быстро с защитниками с криком „Ура!“ бросились вперед. До 10 убитых красных и столько же коней показали, что стреляли недаром. Бог помог: среди убитых военный комиссар, командиры полков и командир 3-й сотни, которая составляла резерв. Не счастье ли? Головка выбита! Вот и пушки, около них суетятся красные: „Товарищи! Наводи по улице! Смотрите: вот они!“ Ближе и ближе пушки. Вот — выстрел, разрыв — сзади и высоко.

Атаман навел пулемет, выпустил, увы, пол-ленты: лопнула боевая пружина, все же несколько красных повалилось. Атаман бросает пулемет и выхватывает неизменный, не раз служивший службу, маузер. „Ура!“ — крикнул атаман, а за ним небольшая, но крепкая духом горсть бросается к пушкам. Что-то будет? Наводчик, красный, не может вложить патрон в стол от волнения. Вот он вложил, закрывает затвор. Сейчас атаман, который идет прямо на орудие, должен быть разорванным на куски, но вот он быстро поднимает свой маузер, и красный наводчик падает с разбитым черепом. С нечеловеческим усилием атаман поворачивает орудие в сторону красных. Подоспел сотник Евстафьев (так в тексте. — В. Г.), подает снаряд. Выстрел! Еще несколько красных остались лежать. Хунхузы открыли частый огонь. Атаман пускает снаряд за снарядом. Что это? Не чудо ли? Со всех улиц красные полным карьером выскакивают и бегут в степь. В его жизни это — первый случай такой победы при таком резком несоответствии сил: 50 против 620 (по показаниям пленных). Кроме полной победы, кроме убитых и раненых 32 красных, взято еще 2 пулемета. Красные бегут. Новый удар! Атаману докладывают, что его любимый старый партизан 78-летний Шоаул Нарбышев, бывший личный казначей, убит и красными похищено золото, около 3 пудов. Это — тяжело!

Атаман спешно собирает все, что есть под рукой, сажает на коней всадников. В 19 верстах они настигают красных. Те дали бой, но не надолго. Они бегут, сдав еще 8 пулеметов. Атаман преследует их по пятам. По дороге брошены приставшие кони, валяются седла, сапоги, пимы, винтовки и т. д. Пеших рубят и скачут дальше. Вот в песках, в 26 верстах, вновь настигли, вновь — бой, взято еще два пулемета и весь верблюжий обоз, около 36 верблюдов с патронами. Красные уже бегут в полном беспорядке. На 35 версте от Уч-Арала дается 3-й бой. Отбивают знамена, значки сотенные, колесный обоз и — о счастье! — отрядное золото. Несгораемая шкатулка, которую красные не успели разбить. Все вернулись. Красные сдали еще два пулемета и бегут во все стороны. Только и людей осталось мало. Преследовать нельзя. Трофеи: 12 пулеметов, 2 знамени, 65 значков, канцелярия 2-х полков, обозы и т. д. Наши потери ничтожны: 6 убитых и 9 раненых. Атаман легко ранен в щеку». В Центральном государственном архиве Республики Казахстан сохранилась ориентировка штаба ТуркВо по этому событию:

«Гавриловка, Джаркент.

По дополнительным сведениям, 25/3 части 75 кавполка в составе 105 сабель при 10 пулеметах лихим налетом завладели селением Стефановское (штаб атамана Анненкова). Противник в панике бежал, оставив до 400 пленных, но, видя малочисленность наших войск, противник силою до 1000 сабель с артиллерией перешел в контратаку. После продолжительного боя, части 75 кавполка отошли в исходное положение, нанеся противнику большие потери»{184}.

Как видим, попытка захватить ставку Анненкова и обезглавить дивизию не удалась. Не вдаваясь глубоко в причину неудачи, следует отметить авантюрность операции красных: малочисленность отряда, слабость разведки и организации боя, а также решительность, личную отвагу и умелое руководство боем обстрелянного и привыкшего к свисту пуль Анненкова, сумевшего организовать немногочисленный личный состав и отразить нападение.

Отступ

Отход анненковских войск к Джунгарским воротам осуществлялся тремя группами: со стороны Глиновки — под руководством самого Анненкова, из Уч-Арала их вел полковник Денисов, из Урджара через укрепление Бахты — под руководством своих командиров.

По показаниям Денисова, все войска из Уч-Арала уходили спокойно, но Китайский полк начал волноваться и требовать лошадей, заявляя, что конные части уйдут, а они останутся, и их порубят красные. В Уч-Арале осталось колоссальное количество снарядов, но их не взрывали, так как вблизи находились три лазарета, забитых тифозными. «В дороге, по выходу из Уч-Арала, мы получили приказ Анненкова, в котором было написано: „Гражданская война окончена. Я ухожу на границу Китая. Может быть, придется идти дальше. Все, кто не желает идти — могут оставаться“, — показывал суду Денисов. — Здесь, кто не желал идти, возвращались обратно. Из Лейб-кирасирского полка ушло человек сто, из артиллерии — человек сто. У меня ушло три телеграфных чиновника. По отношению к уходящим никаких репрессий не было. Уходящие направлялись прямо на Колпаковку, кто — на Герасимовку, кто — на Глиновку, кто — на Уч-Арал.

Мы двинулись дальше и дошли до района Глиновки. Там сидел Оренбургский полк. Ему была поставлена задача — сдерживать красных повстанцев. Все время шли вести, что оренбуржцы не удержатся и надо двигаться дальше или посылать помощь».

О некоторых деталях ухода анненковских частей из-под Урджара рассказал свидетель Лебонд, бывший каптенармус:

— Прощание проходило недалеко от Урджара. Картина была какая-то унылая, было очень нехорошо, жутко. У тех, кто уходил в Россию, отбирали хлеб, сухари…

— Не можете ли сказать, сколько ушло обратно в Россию?

— Нет, точно сказать не могу!

— Из тех, кто ушел в Россию, вы кого-нибудь здесь, в России, видели?

— Нет, не видел…

Видимо, для того, чтобы угодить суду, Лебонд несколько сгустил краски. Анненковские части в Урджаре не голодали, и запасы продовольствия у них были, да и казаки на дорогу снабдили их припасами. Поэтому, говоря о насильственном отборе у остающихся хлеба и сухарей, Лебонд оскорблял и тех, и других. Разумеется, никто из уходивших силой хлеб и сухари не отбирал. А если они и переходили в переметные сумы уходящих, то по доброй воле остававшихся, потому что каждый из них прекрасно знал, что от Урджара до границы — дорога длинная, что боевые товарищи уходят в неизвестность и что делиться хлебом и солью — один из главных принципов солдатской солидарности!

Анненков о своем продвижении к Джунгарским воротам рассказывает скупо:

— По пути следования к китайской границе, — говорит он, — на одном из пикетов мною был издан приказ, что борьба с советской властью прекращена, мы отходим в китайские пределы, и прежде чем идти, пусть каждый офицер и солдат подумает: оставаться ему или идти в Китай.

Узнав о прекращении борьбы с большевиками и отходе в Китай, в его отряд вливались части и подразделения, стоявшие гарнизонами по окрестным селам и станицам.

В Ргайтах отряд Анненкова встретился с частями, отходившими из Уч-Арала под командованием Денисова. Всего здесь собралось около 6 тысяч бойцов.

— На другой день, утром, — продолжает Анненков, — отряд был построен, и я спросил: «Кто желает остаться, выходите на десять шагов вперед!»

Вышло около двух тысяч солдат и офицеров. Со мной осталось четыре тысячи с лишком.

Последовавшие за этим события искажены советскими историографами и послужили основанием к обвинению Анненкова в уничтожении остававшихся в России солдат и офицеров.

Приказав войскам двигаться к границе, Анненков отправился в Чугучак. Цель поездки ни он, ни Денисов не сообщают, но, вероятно, Анненков через консула хотел решить вопрос о пропуске своих войск в Китай.

«Тут поднялся страшный ветер, поход сделался трудным. Все люди были голодны, лошади трое суток ничего не ели, — вспоминает Денисов. — Кто не попадал под ветры в Джунгарских воротах, тот не знает, что такое сильный ветер. Ветров — два: „Евгей“, дующий из Китая, и „Сайкан“, дующий со стороны озера Алакуль в обратном направлении. Оба внезапно врываются в ворота, образованные разломом Джунгарского хребта, и с ревом мчатся по узкому коридору, достигая скорости до ста километров в час! Они несут с собой песок, мелкие камни, вырванные с корнем кустарники, шлифуя каменное ложе ворот до зеркального блеска. И горе одинокому путнику, попавшему под ветер, — он обречен, если ему не повезет и он не найдет убежища! Даже современные автомобили не могут преодолеть эти ветры и могут быть легко остановлены и опрокинуты ими».