Скорбь Гвиннеда - Кэтрин Куртц

Ясный намек, что пора прервать связь. Кивнув про себя, Кверон дал согласие.

— Отлично. Расскажете все подробности, когда мы вернемся. Передай всем от нас привет.

— И да хранит вас Господь, — пожелал Джесс, а затем исчез.

Одновременно приободрившийся и встревоженный, Кверон открыл глаза. Люди у костра все так же вполголоса беседовали о чем-то, снаружи Кверон ощутил присутствие Тависа, внизу, под горой, виллимитский лагерь готовился ко сну… ничего тревожного.

Вот и славно…

Реван все рассказывал ученикам о своих видениях, завлекая их обещаниями самим испытать нечто подобное. Все трое слушали его, как зачарованные, но это не имело ничего общего с магией Дерини — просто такова была сила личности Ревана. Внезапно Кверон осознал, что для того это уже не совсем игра и притворство — что юноша успешно закладывает сейчас основы своего собственного культа, ничего общего не имеющего ни с виллимитами, ни с Советом Камбера. У Кверона был большой опыт в таких вещах, ведь именно он основал в свое время орден святого Камбера, но было пока неясно, осознает ли сам Реван, какую власть он имеет над людьми. Кверон понял также, что молодой человек сейчас тянет время, ожидая пробуждения Дерини.

Он сел и широко зевнул, делая вид, будто просыпается, — вновь надевая маску яростного приверженца нового учения.

— Простите, наставник, я не собирался спать так долго, — пробормотал он смущенно и поспешил присоединиться к остальным. — Да благословит вас Бог, братья. Я и не слышал, как вы пришли.

— Брат Аарон почти не спал прошлой ночью, — пояснил им Реван, называя Кверона тем именем, что тот выбрал для себя — библейское и отчасти похожее на его собственное. — Он бодрствовал со мной, пока я молился за больного ребенка — сына Эрены. Рад сообщить вам, что малышу стало получше, так что эта благая весть вполне стоит бессонной ночи.

Разумеется, они с Квероном умолчали о том, что сбить жар у ребенка помогли травы и искусство Целителя. Если бы уже тогда Кверон владел своим даром, то мальчик поправился бы еще скорее, но и без того все прошло удачно.

Иоахим уважительно кивнул наставнику, Горди пробормотал, что видел ребенка сегодня утром, и тот был вполне здоров, а Фланн воскликнул, что молитвы Ревана сотворили чудо.

— Нет, брат, ты не должен наделять такой силой меня. — Реван замахал руками. — Лишь Господа нашего мы должны благодарить за это чудо, ибо Он творец всего сущего. Я лишь скромный слуга его. Так давайте же, братья попросим Божьего благословения для всего, что мы задумали!

Все пятеро взялись за руки, причем Кверон оказался между Фланном и Горди, у которого, в свою очередь, был контакт с Иоахимом. Пока Реван отвлекал их монотонной молитвой и песнопением, Кверону удалось подчинить себе всех троих — и даже Иоахима через Горди.

— Теперь можно трогаться в путь, — сказал он негромко, глядя на Ревана. — Наши братья в дороге будут приятными спутниками.

Реван внимательным взором окинул всю троицу, затем наконец опустил руки.

— Пожалуйста, брат Фланн, загаси костер, прежде чем мы отправимся.

Через пару минут они уже спускались по каменистой тропинке, ведущей вниз с горы; там их поджидал Тавис, который и повел их прочь от лагеря виллимитов. К рассвету, когда первые солнечные лучи осветили верхушки холмов, путники сошли с дороги, и голоса их влились в птичий грай, восславляя Господа и новый день. Трое виллимитов теперь не сомневались, что они вместе с «братом Аароном» и наставником отправились в дальнее паломничество.

Утро сверкало обещаниями безоблачной весны. Если погода продержится и на пути им не встретятся патрули, то уже назавтра они могут достичь Портала в Кайрори.

Ни пение птиц, ни солнечные лучи не проникали в часовню, где встретил рассвет принц Джаван, и лишь приход архиепископа Хьюберта возвестил начало нового дня. Хьюберт явился, весь в улыбках, и сперва робко приоткрыл дверь, но затем вошел по-хозяйски уверенно; за ним из коридора пролился холодный утренний свет и потянуло сквозняком.

Карлан поспешно вскочил на ноги. Джаван, только что пробудившийся от дремы на жестком каменном полу, протер глаза и сел, кутаясь в плащ. Теперь, понял он, настает время последнего испытания.

— Простите, ваша милость, кажется, я слегка задремал, — пробормотал он.

Хьюберт отмахнулся небрежно, и перстень его блеснул в тусклом свете. Приблизившись, он опустился на одно колено рядом с Джаваном.

— То же самое было и с апостолами Христовыми, когда они были с ним в саду, — промолвил Хьюберт. — Ты не должен просить прощения у меня, сын мой. Порой Господь открывает человеку Свою волю именно в этом сумеречном состоянии, когда душа подвешена между бодрствованием и сном. Преклонение перед алтарем Всевышнего может лишь помочь молящемуся.

— Надеюсь, так оно и есть, ваша милость, — отозвался Джаван, склонив голову. Он не сказал ничего больше, и Хьюберт положил ему на плечо свою пухлую руку.

— Не сомневайся, сын мой, — сказал он. — Господь не оставит своих. Скажи, запомнилось ли тебе что-то из твоего бдения?

Джаван, сглотнув, покачал головой.

— Я так юн и неразумен, ваша милость… Я даже не уверен, что пойму Его слова, если услышу. Может быть, мне еще предстоит научиться внимать Ему. Если бы ваша милость могли мне помочь…

С этими словами он воззрился на архиепископа своими серыми глазами, со всей наивностью, на какую был способен. Хьюберт с ласковой улыбкой взял его руку в свои.

— Мой дорогой, дорогой мальчик, конечно, я помогу тебе. Пойдем. Капитул будет петь утренние молитвы в нашей часовне. Потом я отслужу мессу в соборе. Может быть, ты мне поможешь? Не сомневайся, в свое время Господь откроет тебе свою волю.

Здесь не было ничего невыполнимого для Джавана, он был алтарным мальчиком уже много раз, да и братья его иногда помогали священникам на богослужении. Для всех отпрысков благородных семей это было обязательной частью религиозного обучения, хотя с возрастом от них это требовалось все реже, если только юноши не открывали в себе призвания к монашеству. Так что все это было хорошо знакомо Джавану. К тому же, от принцев всегда требовалось подавать пример богобоязненности.

Самое главное, что пока Хьюберт и не думал его торопить, сегодня утром он ни разу напрямую не заговорил о религиозном призвании. Вчера он вел себя куда настойчивее — возможно, это подействовало внушение, которое Джаван сделал ему ночью.

Воспользовавшись тем, что Хьюберт по-прежнему обнимал его за плечи, принц осторожно установил контакт с его сознанием. На слабый намек, что у него зачесался нос, архиепископ ответил незамедлительно и принялся тереть переносицу. Также, уже перед уходом из часовни, Джаван заставил его перекреститься на алтарь наоборот — не слева направо, а справа налево.