Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мода XVIII века позволяла с первого взгляда отличать богатых от «менее удачливых». Знатным людям разрешалось носить одежду из шелка, в то время как простолюдинам приходилось довольствоваться более дешевой тафтой. Многое буквально определялось по одежде: ткань, цвет и покрой сообщали внимательному глазу возраст, положение, статус и характер владельца. Король имел право определять цвет одежды для своих придворных. Например, лакеи в его резиденции в Компьене носили красные ливреи, отделанные золотом, в то время как в Шуази ливреи были синими, а на охоте, как бы для маскировки, одежда у слуг должна была быть только зеленого цвета.
Придворные мужского пола одевались в соответствии с французским обычаем, который предполагал туфли, чулки, жилет, парик и шляпу, причем шляпа должна была подчеркивать престиж. В свою очередь, философы, включая Дидро и Руссо, в качестве реакции на дворянский упадок начали носить халаты и отказались от париков.
Таким «костюмом философа» они подчеркивали простоту l’homme qui travaille[277].
Женщины, соответственно, носили une robe à la française[278], надевая платья поверх paniers[279] или фижмы – каркаса из китового уса, который по торжественным случаям мог достигать внушительных размеров. Чем выше было социальное положение, тем сложнее было одеваться и раздеваться самостоятельно. Но лишь достаточно состоятельные люди могли позволить себе содержать отдельных слуг и горничных, которые помогали им с гардеробом. Мадам Кампан рассказывала, что в одевании и раздевании Марии-Антуанетты, которые считались «верхом этикета», утром и вечером участвовали не менее пяти фрейлин, круживших вокруг королевы, словно в четко поставленном танце.
При дворе и в парламентах было положено носить парики. Этот обычай ввел Людовик XIII в 1629 году, чтобы скрыть свою лысину. Справочник Жан-Батиста де ла Салля рекомендовал тем, кто носил парики, подбирать их максимально естественного цвета, а также рекомендовал мужчинам не допускать завитых или «чересчур светлых» париков, дабы избежать «женоподобного» вида. В составленном философами Дидро и д’Аламбером Encyclopédie[280] говорится, что самые качественные парики – из «фламандского волоса», поскольку, как объясняли авторы, «там так широко распространено употребление пива и сидра, которые полезны для волос. У фламандцев прекрасные волосы, потому что их питает и увлажняет пиво».
Женщины проводили в парике большую часть дня. По словам графа де Карамана, прически женщин при версальском дворе были набиты марлей до такой степени, «что даже самая красивая женщина напоминала большой круглый мешок, в который натолкали до предела тряпок и волос». В мемуарах маркизы де ла Тур дю Пен не единожды описываются мучения, которые испытывали женщины, ходя по дворцовым коридорам на «каблуках высотой семь с половиной сантиметров, в тяжелых и тугих корсетах, с волосами, уложенными и заколотыми поверх un pouf[281] высотой до 30 сантиметров с вплетенными и подколотыми всевозможными перьями, плюмажами, цветами и бриллиантами, покрытые сантиметровым слоем пудры и помады, которые при малейшем движении осыпались им на плечи».
Личный парикмахер Марии-Антуанетты Леонар Отье был первым, кто придумал украсить королевский парик целыми объемными картинами, изображающими, например, корабль в миниатюре, уток на морских волнах, корзину с фруктами или миниатюрный сад с ветряной мельницей, – в парик встраивалось все, что было актуально именно сейчас. Высота подобных париков иногда достигала метра, а вес – пяти килограммов, из-за чего у их обладательниц начинались головные боли и затекала шея. Если владелица такой конструкции должна была ехать в экипаже, ей приходилось всю дорогу стоять на коленях. И, конечно, стоимость подобных шедевров тоже была немалой – не менее 50 тысяч ливров.
Для завершения огромной куафюры парикмахерам и горничным приходилось забираться на приставные лестницы, и, если верить Леонару Отье, первое появление Марии-Антуанетты в высоком парике мгновенно стало сенсацией: «Оно произвело фурор в опере… зрители первого яруса затаптывали соседей, чтобы увидеть этот дерзкий шедевр; несмотря на то что в процессе было вывихнуто три руки и три ноги и сломано два ребра… ничто не смогло помешать моему триумфу».
Введенная Марией-Антуанеттой мода на прически перекочевала в Англию и также стала сенсацией, когда Джорджиана Спенсер, герцогиня Девонширская, которую Мария-Антуанетта называла the rat[282], после визита в Версаль ввела в лондонскую моду hree tower pouf[283]. Следует отметить, что данное ей прозвище связано не с грызуном и даже не с личной неприязнью французской королевы, а с тем, как в Англии называли дам и кавалеров, использующих накладные волосы для придания парику дополнительного объема. Таким образом, английский трехъярусный парик был выше французского исходного варианта и тоже был украшен длинными перьями, чучелами птиц или пасторальным пейзажем с деревьями и овцами.
Владельцам париков тоже приходилось изрядно потрудиться, прежде всего – пока его сооружали. Например, Мария-Антуанетта накануне каждого важного бала, маскарада или выезда проводила трое суток в новом парике. Все это время она сидела и практически не двигалась и даже спать в сидячем положении.
Мода XVIII века дала толчок к безудержному нарциссизму среди аристократии и зажиточной буржуазии. В Европе возникла настоящая мания на заказ портретов: господствующий класс жаждал обратить на себя внимание и увековечить себя в живописи. Лондонские денди устраивали парады, в которых участвовали так называемые fops[284] и macaroni[285] – молодые джентльмены, которые, вернувшись из большого турне по Италии, продолжали одеваться так, словно их путешествие по солнечной южной Европе не закончилось. Они важно ходили по улицам в облегающих панталонах, туфлях на высоком каблуке и сине-рыжих париках. Например, Чарльз Джеймс Фокс, британский политик, который в 1782 году занял пост министра иностранных дел, запомнился главным образом своим экстравагантным видом, в котором он отправлялся проигрывать отцовское наследство в дорогие лондонские клубы, и разноцветными туфлями на высоком каблуке.
Версаль был центром эксцентричной и эпатажной моды, в которой преобладало желание выглядеть вечно молодым. Мадам Помпадур была без ума от нового игристого белого вина из Шампани, которое «дает дамам возможность пить, не теряя красоты». Рика, одна из главных героинь «Персидских писем» Монтескье, цинично подмечает, что в Париже «ловкие женщины превращают девственность в цветок, который гибнет и возрождается каждый день и в сотый раз срывается еще болезненнее, чем в первый. Есть и такие, которые,
